Сьюзен Льюис - Западня
— Тогда зачем ты это сделал? Я понимаю: для книги… но…
— Это трудно объяснить. Я надеялся, что до этого не дойдет, но, понимаешь, Шамира…
Мадлен побледнела.
— Я обязан открыть тебе глаза, Мэдди. Это причинит тебе боль, но ты должна знать, что она из себя представляет.
Он дал ей собраться с силами.
— Ты готова?
— Да.
— Хорошо. В первый раз она пришла ко мне, когда ты была в Марокко — рекламировала крем для загара. Сказала, что любит меня и что я напрасно теряю с тобой время. Естественно, я велел ей убираться. Она ушла, но на другой день снова явилась. На нее было жалко смотреть: она валялась у меня в ногах, словно нищенка, вымаливая мою любовь. Но, жалея, я презирал ее и в конце концов силой поднял с колен и буквально выбросил на улицу, пригрозив, что если она не уймется, я расскажу тебе правду о твоей лучшей подруге.
Прошло несколько недель. Она улетела в Лос-Анджелес, а потом и мы поехали туда. При тебе она не могла дать себе волю, но ей повезло: ты уехала на прослушивание. Помнишь, Рой застал нас в бассейне? Она сказала, что собирается за покупками, и я решил искупаться. Через несколько минут она вышла из дома с ножом в руке и пригрозила, что если я не займусь с ней любовью, она сделает меня инвалидом — в определенном смысле. Сначала я думал, что она шутит, но она прыгнула в воду и стала за мной гоняться. Даже тогда я был склонен считать это игрой. И только когда она приставила мне нож к горлу и потребовала, чтобы я ее поцеловал, понял, что она способна осуществить свою угрозу. Поэтому я поцеловал ее — и когда она на мгновение утратила бдительность, затащил под воду и вырвался. Слава Богу, в этот момент появился Рой, иначе Бог знает, что могло бы случиться.
Я хотел рассказать тебе, но это было так дико, так неправдоподобно, что мне самому не верилось в реальность происходящего. К тому же, будучи писателем, я не мог не понимать, какой ценный психологический материал плывет в руки. Но мне не хватало развязки — хотелось чего-нибудь «забойного». Я решил сделать Шамиру жертвой воображаемого убийства. Это годилось для эффектной концовки, однако мне не хватало промежуточного звена, чтобы закруглить эту сюжетную линию. Я провел много бессонных ночей — и наконец понял: нужно довести эту историю до публичного разоблачения. Остальное ты знаешь.
По телу Мадлен пробежала судорога.
— Вот стерва, а еще называла себя моей лучшей подругой! Надо было меня предупредить — я бы тебе подыграла.
Пол замотал головой.
— Видит Бог, я сожалею о содеянном, но в то время я добивался полного правдоподобия. У меня уже были написаны все сцены: на террасе, наш разговор перед банкетом… Теперь ты понимаешь, почему я просил тебя о доверии? Я знал, что мне предстоит, и пытался косвенно тебя подготовить. Думал, мне это удалось, но… — Он издал сухой сдержанный смешок. — Теперь-то я понимаю, что провалился. Господи, если бы можно было вернуть тот вечер, я бы ни за что так не поступил… если бы знал, чем все это кончится.
— Ты имеешь в виду ссору с Шамирой?
— Нет — то, что мы будем вот так сидеть, пытаясь склеить то, что я неосторожно разбил. Но, видит Бог, мне хотелось ее растерзать! Набросилась на меня, словно дикая кошка: мол, я из ревности разрушил вашу дружбу. Но что меня совершенно убило, это что она свалила с больной головы на здоровую — сделала из меня развратного злодея, в то время как сама меня преследовала.
— Так ты не занимался с ней любовью?
— Нет. А ты с Энрико?
Мадлен улыбнулась.
— Нет. Правда, мы провели вместе ночь. Он держал меня в объятиях, баюкал и рассказывал сказку — можешь себе представить? Это было очень приятно.
— Он не обладал тобой?
— Не мог. У него только что умерла жена, он был в трауре. Знаешь, после тебя он — лучший мужчина в мире!
Пол резко отстранился от нее и спрятал лицо в ладонях.
— Значит, ты бы ему позволила, если бы не смерть жены?..
— Нет! Нет! — Страх перед новой вспышкой ревности толкнул Мадлен на ложь. — Нет, Пол, я ни за что не отдалась бы другому.
— Ах, Мэдди, я так сильно тебя люблю, что не могу представить, чтобы другой мужчина обнимал тебя — и не загорелся страстью.
— Но ведь так и было.
— Клянешься?
— Клянусь.
— И ты не влюбилась в него?
— Как можно? Я люблю тебя.
— А пресса? Газеты постоянно намекают на ваш роман!
— Ты что, не знаешь газетчиков? Вечно ищут жареного.
С минуту он напряженно смотрел ей в глаза. И наконец улыбнулся.
— Да, конечно.
* * *Утром, без четверти семь, Стефани зашла в приемную, чтобы посмотреть составленное Вуди черновое расписание съемок в Италии. Но ей было трудно сосредоточиться. Она провела почти бессонную ночь — впрочем, это стало привычным делом. У нее не укладывалось в голове, как стремительно и радикально изменились отношения Мэриан и Мэтью. Ее ревность к Мэриан перед поездкой в Нью-Йорк не шла ни в какое сравнение с нынешней агонией. Все было так ужасно, что она боялась, как бы это не отразилось на работе. Ведь если Мэтью действительно уйдет к Мэриан, у нее не останется ничего, кроме работы. Все ее существо было охвачено отчаянием. Господи, безмолвно молилась она, дай мне силы закончить этот фильм. Если он скажет, что между нами все кончено, я просто не выдержу. Пусть это случится как-нибудь потом, когда не нужно будет каждый день встречаться. О Мэтью, что с нами происходит? Стоило столько страдать, чтобы все так кончилось!
Стефани мысленно встряхнулась и заставила себя сконцентрировать внимание на графике, но почерк Мэтью внизу листа вызвал на ее устах жалкую улыбку. Она отложила график и посмотрелась в зеркало над столом Хейзел.
— Господи, я начинаю выглядеть на свои годы!
— Я бы не сказал.
Стефани резко повернулась, и у нее дрогнуло сердце: в дверях стоял Мэтью.
— Я не слышала, как ты вошел.
— Слишком увлеклась разговором с собой.
Не в силах вынести его ухмылку, она посмотрела на часы.
— Разве ты не должен быть на съемочной площадке?
— Они еще не расставили аппаратуру. Я звонил тебе утром, но ты уже ушла. Думал, ты поехала на место съемок, а когда тебя и там не оказалось, решил поискать здесь.
Он подошел к ней и стоял так близко, что Стефани ощущала принесенный им с улицы свежий воздух. Она засунула руки в карманы, чтобы не поддаться искушению до него дотронуться.
— Ты хотел что-нибудь обсудить?
— По-твоему, нечего?
Она хотела отвернуться, но он взял ее за плечи.
— В чем дело, Стефани? Почему ты меня избегаешь?
— Неужели нужно спрашивать? — произнесла она голосом, в котором чувствовались слезы.
— Нет, — устало ответил Мэтью и отпустил ее. — Не нужно. Ты ждешь от меня не вопросов, а объяснений. Вот только с чего начать? Где взять точные слова?
Стефани вся напряглась. Вот сейчас он скажет…
— Не надо, Мэтью!
Он смотрел на улицу. Стефани проследила за его взглядом и запаниковала, увидев, как Мэриан переходит через дорогу. Скорее бежать отсюда! Невыносимо видеть их вместе!
— Стефани! — крикнул Мэтью и бросился за ней. Он перехватил ее у самой двери — как раз в тот момент, когда вошла Мэриан.
— Извините… Я обещала прийти пораньше… Но я могу прогуляться…
— Ничего, — сказал Мэтью. — Мы со Стефани как раз… Стефани!
Но она вырвалась и побежала наверх. Он выругался про себя.
— Извини, — пролепетала Мэриан. — Если бы я знала… Я думала, здесь никого нет.
— Не оправдывайся, ты тут ни при чем. Я сам во всем виноват. Пойду к ней.
— Не ходи!
Почти повелительный тон заставил Мэтью обернуться.
— Не ходи, — уже более спокойно повторила Мэриан. — Я сама с ней поговорю. Ты много раз пытался — и все без толку. Я понимаю, нельзя открыть ей тайну Оливии, но ведь с этого все и началось. Стефани загнана в угол, она не понимает, что происходит, почему мы умолкаем, когда она входит в комнату, почему ты повсюду следуешь за мной…
— И как ты все это объяснишь?
— Не знаю, но будем надеяться, что у меня получится лучше, чем у тебя.
— Мэриан, ты — чудо! Но ты не обязана… мы же знаем…
— Что я люблю тебя? Стефани в курсе. Но пока ты не отвечаешь мне взаимностью, тебе не из-за чего чувствовать себя виноватым.
Мэтью взъерошил себе волосы и отвернулся.
— Ты же знаешь, что это не так.
— Нет, я ничего не знаю.
— Я тоже. Знаю только, что моя жизнь превратилась в ад. Я чувствую себя подлецом — и перед тобой, и перед Стефани. Но до окончания съемок мы бессильны что-либо предпринять. Все так запуталось… все смертельно устали…
И вдруг, к ее крайнему удивлению, он бережно взял в ладони ее лицо и поцеловал в губы.
— Мне давно хотелось это сделать — после Нью-Йорка… Но… Я лучше пойду, а то совсем развинтился. Но, видит Бог, мне хочется сделать это еще раз.
