Джойс Элберт - Безумные дамочки
Сейчас она остро чувствовала грязь их отношений, ложь, непорядочность. Как он смеет так обращаться со мной? Правда, Лу забыла, что два года ее это ни капли не беспокоило. Следующая мысль: у него дряблое тело.
— Завтра, — с сожалением сказала она, — подойдет.
— Я позвоню завтра днем. Не перерабатывай.
Он всегда был таким банальным!
— Попробую, — ответила Лу. — Пока.
Положив трубку, она заметила, что пальцы побелели от напряжения. Лу смотрела на них. Это те же пальцы, по которым пробегал ток, когда она спала с Питером. Тогда она любила их, теперь ненавидела.
— Завтра я встречаюсь с Дэвидом, — сказала Лу Питеру вечером после того, как они трахнулись.
— Да?
— Он попросил, а я не знала, как выпутаться.
— А почему ты должна выпутываться?
Они сидели в саду, во тьме мерцали огоньки сигарет. Лу отчаянно всматривалась в темноту, пытаясь разглядеть выражение его лица и понять настроение. Он искренен? Саркастичен? Оскорблен?
— Потому что я больше не хочу спать с ним, — сказала она, сомневаясь, что когда-то хотела этого. — Правда, не хочу. Но не хочу и обижать его.
— Надо выбирать, правда?
На них были халаты, которые Лу купила несколько лет тому назад в мужском магазине «Лорд и Тейлор». Она приобрела сразу два халата, чтобы Дэвиду было удобно, когда он у нее оставался. И сейчас ей пришло в голову, что Питер слишком умен, чтобы не догадаться, что до него халат носил Дэвид. Это волнует Питера? По его поведению не скажешь, но внешне он ведет себя так по отношению ко всему вообще.
— Я хочу выпить, — сказала Лу, неожиданно занервничав. — Тебе тоже налить?
— Да, это было бы прекрасно.
Когда шла в гостиную налить виски, она поняла, что хочет, чтобы Питер ревновал, а этого не было. Ей важно, чтобы его волновало, будет ли она спать с Дэвидом; ей хотелось, чтобы он расстроился из-за этого. Может, он не огорчится, может, она ничего не значит для Питера? А затем вспомнила о Беверли.
— Ты слышал о человеке по фамилии Фингерхуд? — спросила она, когда вернулась со стаканами в руках.
— Фингерхуд?
— Да.
— Нет, не думаю. Такой фамилии не забудешь. А кто это?
— У него был роман с твоей женой.
— Моей женой? — Питер приподнялся с шезлонга. — О чем ты говоришь? Что ты знаешь о моей жене?
— Много чего. — Лу было приятно видеть, что сукин сын все-таки вышел из себя.
— Ты хочешь сказать, что встречалась с Беверли?
— Нет. Никогда.
— Тогда, значит, ты знаешь этого Фингерхуда? Так?
— Тоже нет.
Сейчас Лу хорошо видела выражение его лица. Страх загнанного животного, и она подумала, не такое ли лицо было у нее в «Палм Корт», когда Анита упомянула о Дэвиде.
— Должен признаться, я заинтригован, — сказал Питер. — Ты не объяснишь мне, в чем тут дело?
Лу сделала большой глоток виски с содовой.
— Это довольно запутанная история.
— Я слушаю.
— Ну, на самом деле все началось очень давно, в Атлантиде.
На следующий вечер Лу отсосала у Дэвида, у которого в последнее время эрекция появлялась только в этом случае.
Отсасывая его, она думала о Питере и его дикой реакции на рассказ о встрече Беверли и Симоны в Мексике, о Симоне, которая работала у Дэвида и у которой была связь с Фингерхудом. Симона сделала ошибку, познакомив Беверли с Фингерхудом. Потом Лу рассказала об Аните, подруге Симоны, у Аниты (как она подробно описала пораженному Питеру) была связь с Фингерхудом одновременно с Беверли, и…
— Фингерхуд! — заорал Питер. — Что это за ублюдок?
— Он лечащий психолог.
— Рад это слышать, а то я уже решил, что это маньяк, работающий на почте.
— Анита говорит, что он очень основательный человек. Работает в Детском центре на Парк авеню.
— Неужели? Как же он все успевает?
Когда у Дэвида наступила эрекция, он вставил в нее и кончил, а она пошла в ванную, и ее вырвало.
Потом вернулась к Дэвиду и сообщила:
— Я не могу больше с тобой встречаться.
Сначала Дэвид решил, что она шутит.
— Нет, я чертовски серьезна, — сказала Лу. — Мне стыдно перед Лилиан (слава Богу, она не перепутала ее с Беверли).
— Это моя проблема, — твердо ответил Дэвид, — а не твоя.
— Но я о ней думаю.
— Не надо.
— Я ничего не могу поделать. Что, если у нее новый приступ, когда ты со мной в постели? Как я себя должна чувствовать?
— А если бы у нее был приступ, когда я сижу в турецких банях? Какая разница?
— Разница в том, что ты не в бане, а со мной.
Через секунду Дэвид осторожно спросил:
— У тебя кто-то есть?
— Конечно, нет.
— Если есть кто-то, скажи.
Страшный будет вечер, поняла она. Возможно, разговор затянется до утра. Лучше бы промолчать, но сейчас, черт подери, уже поздно.
— Я знаю, ты не хочешь меня обижать, — сказал Дэвид, — но, уверяю, лучше мне знать правду.
— Абсолютно никого нет. Ты доволен?
Она может быть непрактичной, но она не сумасшедшая. Правда! Смех один. Только идиот будет говорить правду в такой ситуации, только идиот хочет ее услышать. Она была идиоткой, когда сказала Питеру, что встречается сегодня с Дэвидом. Чего этим добилась? Ладно, завтра она скажет ему, что встречалась с Дэвидом, но не спала с ним. И Питер поверит ей, как Дэвид поверит, что у нее никого нет. Потому что оба хотят верить. Это вне всяких сомнений. Правда — это для птичек. Отрицать все.
— Как может быть кто-то еще, если мы только что переспали? — спросила она тихо, ощущая новый приступ тошноты.
Утром Лу смотрела, как Дэвид одевается, и непрерывно думала о Питере. Дэвид сначала натянул носки и туфли, а потом брюки. Питер все делал наоборот, брюки у него были слишком узкие.
Глядя на Дэвида в розово-лиловой спальной, Лу решила, что манера Питера ей нравится больше, и задумалась, оттого это, что она начинает любить его, или ей просто нравится его стиль. Стиль всегда интересовал ее. Как человек выглядит, как он одевается, как ходит по комнате. Только очень поверхностный человек считает такие детали незначительными. Внешнее выражение глубинного внутреннего мира.
— Я тебе не верю, — сказал Питер на следующий день, когда она утверждала, что не спала с Дэвидом. — Я прекрасно знаю, черт подери, что ты трахнулась с этим сучьим сыном, но ценю твой жест.
— Это не жест, это правда. После тебя просто не смогла бы.
— Хорошо, что ты не увлекалась театром. У тебя это паршиво получается, дорогая.
Он смеялся. Чтобы показать, как огорчена недоверием, Лу заплакала. Он расхохотался еще больше. Она не любила, если ее удавалось перехитрить, надо ей сменить подход, потому что Питер, ясно, не проглотит того, что съел Дэвид. Между всхлипами Лу мысленно пометила себе, что надо обдумать, как вести себя с Питером в будущем.
— Ты мерзавец, — сказала она.
И тут же вспомнила об Аните и ее пилоте. Безнадежная, зависимая любовь. И она тоже попадется в эту дурацкую ловушку?
— Я хочу, — сказал Питер, будто прочитав ее мысли, — чтобы ты зависела от меня.
— Почему?
— Тогда я могу избавиться от тебя.
— Приятно слышать. Но если ты этого хочешь, почему не избавиться от меня сейчас?
— Потому что сейчас именно я от тебя завишу.
Они были обнажены, но еще не занимались любовью.
— Я не верю, что ты когда-нибудь от кого-то зависел, — сказала Лу.
— Да, до встречи с тобой.
— Я боюсь, — неожиданно задрожала она.
— Кого?
— Не знаю. Тебя. Нас. Я чувствую, ты убьешь меня. У меня никогда раньше не было такого чувства.
— У тебя и электричества в пальцах не было.
— Правда. Все взаимосвязано. Я слишком тебя хочу.
— Хорошо.
Лу не знала, как это случилось, почему она это сказала. Но через секунду услышала свой голос:
— Ударь меня.
Ни секунды не колеблясь, он дал ей пощечину.
— Еще раз. Ладно, хватит, — сказала она после второго удара.
— У меня не очень получается, да?
— Лучше, чем ты думаешь. Ты не тратил времени, другой мог бы вообще отказаться.
— Ты всегда просишь мужчин об этом?
— Впервые в жизни.
— Еще одно впервые, — сказал Питер, обнимая ее дрожащее, заряженное электричеством тело.
После этой ночи Лу стала физически одержимой, она могла думать только о нем и жила только ради вечеров с ним в розово-лиловой спальне.
Они встречались раза четыре в неделю. Вечера, которые Лу проводила в одиночестве, уходили на сон, стирку нижнего белья, намазывание кремом лица и чтение. Теперь, если она спала одна, то непрерывно вертелась, а однажды протянула руку, чтобы нащупать Питера, и проснулась, поняв, что его нет. Его отсутствие так взволновало ее, что остаток ночи она не спала, лежала, глядя в потолок, и думала, зачем ей это безумие. Лу чувствовала, что не принадлежит себе, она была вне себя, ей это не нравилось, совсем не нравилось, но ничего не могла с этим поделать.
