Джоанна Макдональд - Сомнительные ценности
— Нет, — усмехнулась Катриона, — просто мне рассказала Элизабет.
— Болтливая старая гусыня! — возмутилась Фелисити. — Как она могла!
— Не сердитесь на нее, — поспешно заступилась Катриона. — Между прочим, она говорит, что вы — чистое золото.
— В самом деле? — Фелисити немного смягчилась. — Ну ладно, что ни делается, все к лучшему.
— По крайней мере теперь мы обе знаем, что думаем друг о друге, — сказала Катриона, — то есть если вы уже не видите во мне падшую женщину.
— Конечно, нет, но, вынуждена признаться, вы для меня все еще загадка.
— Элисон, наоборот, утверждает, что я прозрачна, как стекло.
— Ну, она, разумеется, знает вас лучше, чем я. Лично мне трудно понять, почему такая яркая и необыкновенная девушка, как вы, не выходит замуж и хоронит себя в банке, вот и все. Наверно, я слишком старомодна.
— Скорее, у вас просто не слишком широкие взгляды. Я готова поспорить насчет эпитетов «яркая и необыкновенная», но даже если они справедливы, то почему в таком случае я не могу работать в банке точно так же, как в любом другом месте?
— Нет-нет, конечно, можете. Просто я не могу избавиться от мысли, что это не слишком вдохновляющее занятие для особы, которой внутренне присущи блеск и очарование.
— Во мне нет ни капельки блеска! Я — простая фермерская дочка, выросла среди коров и овец, под звук тракторов. Иногда сама удивляюсь, что я делаю среди вас, искушенных городских грешников.
— Вот как? Однако со стороны кажется, что вы чувствуете себя здесь как рыба в воде. Девушка, рожденная для того, чтобы сделать блестящую карьеру. — Лицо Фелисити потемнело. — Не то, что я. Я совсем не «городская грешница». Беспокойная мамаша и постоянная домработница — вот кто я. Порой я не очень-то удивляюсь тому, что Брюс начал искать развлечения на стороне.
— А я удивляюсь, — возразила Катриона. — Брюсу чертовски с вами повезло, и я далеко не единственная, кто так думает. Во всяком случае, мне кажется, он только один раз свернул с прямого пути, да и то потому, что уж очень ярко блестела приманка. Линде Мелвилл хотелось отплатить мужу за неверность той же монетой, и она сделала безошибочный выбор, избрав жертвой Брюса.
— Ха! — скептически фыркнула Фелисити. — Не думаю, что он был столь беспомощной и невинной жертвой. Не очень-то он сопротивлялся. — Она выразительно передернула плечами. — Ну да ладно, сейчас речь не о нем и не обо мне, а о вас. Вы счастливы здесь, в Эдинбурге?
Катриона не знала, как ответить на этот вопрос. Следует ли ей рассказывать о том, насколько сильно ею овладела болезненная тоска по дому, жене своего начальника?
— Должна признаться, что иногда я ужасно тоскую по острову, — в конце концов сказала она. — Но, наверно, это никогда не пройдет, сколько бы я ни прожила вдали от дома.
— А не захочется ли вам в один прекрасный день туда вернуться? — сочувственно спросила Фелисити. — Может быть, вам действительно следует уехать туда, если все это так много для вас значит?
Катриона кивнула.
— В последнее время я вынашиваю всякие дикие планы, вроде того, чтобы стать банкиром Хайлэнда, но ни один из них еще до конца не продуман. Кроме всего прочего, мой отец должен будет кому-то завещать свою ферму, и я смею предполагать, что это буду я. Так что, может быть, когда я стану седовласой старой девой, я осмелюсь поменять крутой банк на крутой склон холма.
— А вам обязательно нужно быть банкиром? Не можете ли вы устроиться финансовым консультантом или кем-то в этом роде? Ваши знания могут очень пригодиться тем, кто пользуется услугами банков, — предположила Фелисити. — О нет, я ни в коем случае не уговариваю вас уйти из «Стьюартса». Я знаю, что Брюс был бы этим очень недоволен.
— Возможно, мой приступ ностальгии скоро бесследно пройдет, — без всякой убежденности промямлила Катриона, пожимая плечами.
— Я уверена, что так и будет, если какому-нибудь симпатичному мужчине удастся превратить вашу ностальгию в романс, — лукаво прокомментировала Фелисити.
— Вот теперь вы и в самом деле старомодны! — воскликнула Катриона. — Я не думаю, что в наше время все еще справедливо мнение, будто единственное, что по-настоящему требуется девушке в жизни, — это хороший и добрый мужчина.
— Может быть, я и старомодна, но уверена, что найдется немало девушек, которые со мной согласятся, — не отступала Фелисити.
«И немало хороших жен, которые будут очень рады, если все красивые незамужние коллеги их мужей обретут собственное семейное счастье и не будут таким образом представлять постоянной угрозы для чужого», — цинично добавила она про себя. Катриона мила и обаятельна, но в глазах Фелисити она по-прежнему была сексуальным вызовом всем работающим мужчинам с горячей кровью, как свободным, так и женатым.
— Кто и в чем с тобой согласится? — осведомился Брюс, входя в гостиную и направляясь прямиком к бару. — Катриона, ваш пустой бокал выглядит очень печально. Могу ли я его наполнить?
Обе женщины с готовностью подставили свои бокалы, и с вопросом о необходимости мужчин в жизни женщин было тактично покончено.
— Можешь начинать грузить машину, Минто, — крикнул Хэмиш через кухонную дверь дворецкому, который сидел в своей комнатке у телевизора, ожидая, когда хозяин прикажет везти его в аэропорт. Несколько чемоданов и длинный футляр с лыжами уже лежали посреди холла. — Я буду готов через несколько минут.
Пройдя в кабинет, Хэмиш набрал знакомую комбинацию и открыл стальную дверь сейфа. Пошарив в глубине, он вытащил то, что искал, — длинную узкую коробочку, обтянутую серым бархатом, — и раскрыл ее, чтобы взглянуть на содержимое. Алмазная змейка сказочным блеском сверкнула под электрическим светом. Ничто в ее холодном сверкании не заставляло предположить, что когда-то она бесцеремонно была опущена в карман пальто Катрионы, а затем ее небрежно пропихнули в щель почтового ящика. Ни одной женщине в мире, и уж никак не Линде, не догадаться о том, что эта вещь из разряда «секонд-хэнд», что этот дар однажды был с презрением отвергнут другой. Перед этими камнями, так горделиво лежащими на своем ложе из синей парчи, невозможно устоять, подумал Хэмиш. Если им не суждено достигнуть цели, ради которой они были куплены, пусть теперь послужат другой. Пусть этот браслет станет символическим даром, знаком прощения и примирения. Он вручит его Линде в присутствии Макса, чтобы они оба знали, что их семья вновь едина.
Вздохнув, он защелкнул коробочку. Хэмиш провел два трудных дня, пытаясь примириться с тем, что получил отставку. Бессонной воскресной ночью он несколько раз мысленно восставал, убеждая себя, что она еще передумает, что это только вопрос времени и терпения, а кроме того, еще и вопрос миллиона фунтов. Но к утру понедельника понял, что обманывает сам себя. Катриона так мягко и деликатно, как только это было возможно, поставила точку в отношениях, которые сочла для себя невозможным продолжать, и самое большее, на что он мог надеяться, — сохранить ее дружбу.
Хэмиш еще не знал, что лучше: согласиться на ее условия или одним ударом окончательно разрубить этот узел, то есть перевести все свои деньги и счета в другой банк и назначить другого агента, чтобы следить за производством фильма. Большую часть дня он занимался тем, что взвешивал «за» и «против» каждого из этих вариантов, и в конце концов пришел к выводу, что не может пойти на то, чтобы полностью вычеркнуть Катриону из своей жизни. Пусть в каком угодно качестве, но он должен хоть изредка встречаться с ней, разговаривать, сидеть за ресторанным столиком, любоваться совершенством ее неповторимого облика. Как оказалось, помимо несравненного сексуального блаженства, которое они дарили друг другу, Хэмишу еще слишком многое нравилось в Катрионе. Он ценил ее и не хотел терять. Пусть он больше не будет спать с ней, решил Хэмиш, но они могут оставаться друзьями. Как ни странно, по отношению к Катрионе он испытывал покровительственное чувство, которое никогда не испытывал ни к первой жене, ни к Линде, ни к одной из своих многочисленных любовниц. Ему хотелось быть ее защитником, оберегать ее — ее, единственную из всех женщин, которая устала от него раньше, чем он от нее…
Хэмиш спрятал коробочку во внутренний карман пиджака и на случай таможенных недоразумений вложил в бумажник квитанцию на браслет. Затем запер сейф и вышел в холл. Нагруженный «рейндж-ровер» уже ожидал его.
— Пожалуйста, Минто, следи, чтобы ночью не забрались воры, — наставлял он дворецкого, усаживаясь на заднее сиденье. — Черт тебя возьми, да знаешь ли ты, как я устал? Я действительно с удовольствием предвкушаю отдых.
ГЛАВА 17
Гора Куиллин возвышалась вдали огромным шатром, заснеженная вершина ярко выделялась на фоне серовато-синего неба. «Мимо Таммеля и Лох-Ранноха и Лохабера я поеду…» — пелось в знаменитой песенке «Дорога на острова», но дорога к западу от Лох-Ранноха давно уже перестала существовать. Старый путь на Скай через вересковые пустоши и горы Лохабера теперь можно было совершить только пешком, но Катриона, возвращаясь с острова, всегда выбирала наиболее близкие к нему дороги, чтобы в ясный день полюбоваться далекой горной грядой Куиллин.
