Николай Новиков - Предвыборная страсть
— Вячеслав Павлович, я мэр города Валерия Петровна Агеева. Примите мои соболезнования в связи с гибелью вашей супруги. Я очень сожалею, что так получилось.
Брови Барона дрогнули, пальцы сжались в кулаки. Он медленно повернул голову, посмотрел на Леру.
— Да и вы мои тоже, — негромким, крепким голосом произнес он.
Лобанкин удивленно взглянул на главного врача, не понимая, как может быть у бледного, немощного человека без одного легкого такой голос.
— Вячеслав Павлович, вы… вы знаете обо мне?
Губы Барона дрогнули в чуть заметной усмешке.
— Да.
Кроме него и Леры, только Маша поняла истинное значения этих слов.
— Вячеслав Павлович… Вы должны доверять мне. То, что вы скажете, очень важно, понимаете. Важно для одного хорошего человека. Я имею в виду Андрея Истомина.
Лобанкин еще раз удивился, теперь он посмотрел на дочь, но Маша отвела взгляд в сторону.
— Он арестован, — продолжала Лера. — Его обвиняют в убийстве вашей супруги, в ранении вас и Геннадия Бугаева. Подполковник Чупров сказал, что вы подтверждаете это. Но я не верю. Скажите же правду, что там случилось, умоляю вас.
— Чупров? Он спрашивал, зачем я спрятал убийцу, — Барон говорил негромко, медленно. — Я сказал, что никого не прятал, ничего не знаю. У ментов помощи не прошу.
— Андрей сидит в тюрьме, — не выдержала Маша. — А у него и пистолета не было, я же видела!
— Помогите ему, Вячеслав Павлович, скажите правду. — Лера коснулась плеча больного.
Барон долго смотрел ей в глаза:
— Это не повредит… вам? Он боялся не за себя — за вас.
Лобанкин уже не мог удивляться. Он попросту растерялся, глядя то на Леру, то на Машу.
— Нет. Правда — это главное. И справедливость. Невинный человек не может сидеть в тюрьме.
— Стрелял Лебеда. Сперва в Нинку, потом в меня. Я не отрубился, слыхал, что было. Он бы и Андрея пришил, но тут пришел мент, Бугаев, а у Лебеды на него, видать, зуб имелся. Морда-то разукрашена была. Похоже, Бугаев и постарался. Он Андрею пушку в спину — и вышел в коридор. Я слыхал, как закричал: «Должок тебе надо вернуть, Бугаев». Андрей крикнул: «Уходи, убегай!», но тот стал торговаться. Лебеда и пальнул в него. Два раза. После был шум, возня, пистолет упал. После опять стрельба, и менты налетели. Видать, Андрей пистолет схватил и хотел в Лебеду попасть, но тот уже ушел. Там есть подземные ходы, он их знал. Все.
— У Бугаева два огнестрельных ранения: в живот и в голову, — сказал главный врач.
— Так чего мы стоим! — воскликнул Лобанкин. — Нужно немедленно поставить в известность Чупрова!
— Спасибо вам, Вячеслав Павлович, — растроганно сказала Лера, поглаживая руку Барона.
— А ты хорошая, — сказал он. — Освобождай Андрея и будь счастлива. А Лебеду я из-под земли достану, можешь не сомневаться.
— В натуре, начальник, вы настоящие фашисты… садисты, гестаповцы! Меня спиртом пытали, в морду били, но такого… такого!.. — хрипел белобрысый парень на больничной койке.
— Заткнись, Сивуха, — рявкнул Захаров. — Истерику будешь после устраивать. Расскажи Дмитрию Семеновичу все, что мне рассказывал.
— Все скажу, в натуре, начальник… После того, что пережил — все мура! Ты прикинь, начальник: открываю глаза, а на другом столе торчит голова Платона. Одна голова, понял! Он же только что меня пытал, сука, спирту велел залить пол-литра, чтоб окочурился я… Открываю глаза — голова. И смотрит на меня! А на другом столе — рука с двумя перстнями, кто их не знает? Это ж рука Фантомаса! И лежит среди ног, понял… С тобой такое было, начальник, чтоб вчера они тебя пытали, хотели в деревянный бушлат одеть, а сегодня — голова и рука? И — смотрят, суки!
— И рука смотрит? — усмехнулся Захаров.
— В натуре, начальник! Думал — галюники, глаза закрыл, открываю — опять! Крыша поехала!
— Об этом ты позже нам расскажешь, — мрачно пророкотал Чупров. — Давай-ка о главном. О Лебеде. Ты участвовал в шантаже Бориса Агеева?
— Да, было такое дело. Но Стригунова я не убивал, это Сурок. Ему Лебеда приказал убрать Стригунова, чтоб Агеева потом по стенке размазать и его бабу, мэра.
— Сурка зарезали ночью, — сказал Захаров.
— От сука! Это Лебеда! Он бы и меня, падла, кончил, если б нашел.
— Истомина знаешь? — спросил Чупров, злобно поглядывая на Захарова. Какого черта не предупредил, что эта сволочь пытается напрочь разбить его версию?
— Какого Истомина, начальник? Сурок разговаривал с Агеевым, ставил условия, Сурок и стрелял в Стригунова. Я только фотографировал, сукой буду! Ты распорядись, чтобы меня туда не сажали, где голова Платона и рука Фантомаса! Это ж нарушение… прав человека, в натуре!
— Дело ясное, — сказал Захаров и, повернувшись к оперативнику в пятнистой форме, добавил: — В тюремную больницу его. Позаботься об охране.
— Что тебе ясно? — хмуро спросил Чупров, когда они вышли в больничный двор.
— Что Истомин здесь ни при чем.
— Здесь, может, и нет. А там — при чем. Не забыл о побоище на свалке?
— Дмитрий Семенович! — послышался за спиной знакомый голос.
Чупров нехотя обернулся. От главного входа больницы к ним приближались Агеева, Лобанкин и дочь Лобанкина. Заинтересованные лица, мать их за ногу! Однако положение обязывало: Чупров вежливо улыбнулся.
— Валерия Петровна! А я как раз собирался к вам. Есть новости, в некоторой мере проясняющие ситуацию, а для вас, прямо скажу, приятные. Намеревался доложить.
— Докладывайте, — резко сказала Агеева.
— Мы взяли одного из пособников Лебеды, те мерзкие и лживые фотографии — дело его рук. Только что допросили бандита и выяснили, что в Стригунова стрелял не Истомин. В одном вы оказались правы.
— Об этом я знала еще в тот вечер, когда погиб Илья Олегович. А теперь позвольте и мне вам кое-что доложить. На свалке в Барона, его жену и Бугаева стрелял Лебеда. Истомин в схватке с ним выбил пистолет и пытался пристрелить бандита, но не попал. А вы и ваши люди вместо того, чтобы оцепить местность, навалились на Истомина!
— Позвольте, Валерия Петровна! Откуда вам…
— Об этом нам только что рассказал Барон, — с важным видом произнес Лобанкин, решив, что теперь самое время и ему показать свою власть в городе, а то все слушает да молчит. — Придется вам выпустить его, Дмитрий Семенович. Содержание в тюрьме невинного человека — позор для нашего демократического общества.
Чупров болезненно поморщился, опустил голову. Когда ж эти дураки перестанут рассуждать о якобы демократическом обществе, черт побери?!
— Даже если Барон подтвердит ваши слова, Истомин все равно виновен. Он ведь скрывался от представителей закона.
— А почему представители закона преследовали его? — наседал Лобанкин. Наконец-то и он почувствовал себя руководителем. — Потому что вы ошиблись, Дмитрий Семенович. Я полагаю, вам необходимо не просто отпустить Истомина, но и принести ему свои извинения.
— Захаров, — мрачно буркнул Чупров. — Займись этим делом. Если показания Барона подтвердятся… отпусти парня.
— Мы все будем у Дмитрия Семеновича, — сказала Агеева. Позвоните туда, когда все решится.
Захаров кивнул и с довольной улыбкой направился обратно в больницу. Эта улыбка не ускользнула от хмурого взгляда Чупрова. «Все против меня, какой подлый день сегодня!» — с тоской подумал подполковник.
54
Чупров закурил «Мальборо», бросил на стол зажигалку. Хотелось спросить: а эта пигалица какого черта приперлась сюда, в его кабинет? Да разве спросишь? Дочка будущего мэра!
— Я сегодня был у Вашурина, — сказал Чупров, разгоняя ладонью дым. — Решил выяснить, что у него за настроение, планы и все такое. Кстати, он отдал мне видеокассету, на которой запечатлена сцена сожжения книг. Сказал, что теперь она ему не нужна.
— Я не сомневалась, что кассета у него, — сказала Лера. — Каким образом он добыл ее, не признался?
— Взял у Осетрова посмотреть и заиграл. Вот, держите, — Чупров достал из ящика стола видеокассету, протянул Лере.
— Подлец! — гневно сказала она. — Как вы считаете, что нужно делать с главным редактором телевидения, который пытается опорочить одного кандидата в угоду другому?
— Это еще полбеды, — нахмурился Лобанкин. — Он пытался опорочить своего мэра, человека, который доверяет ему, полагается на него! Гнать таких деятелей надо в три шеи. Предавший единожды предаст снова, это же все знают.
— Пожалуйста, предложите ему написать заявление об уходе по собственному желанию, — попросила Лера. — И подумайте о замене, теперь, можно сказать, это ваши проблемы.
— Непременно, — кивнул Лобанкин. — Сегодня же этого человека не будет на телестудии. О замене подумаю.
— Чего там думать, — вмешалась Маша. — Назначай главным Андрея, он талантливый журналист, у него куча планов, как сделать нашу программу интересной… — Она вдруг замолчала.
