Джойс Элберт - Безумные дамочки
Когда Лу надела розовый халат, она вошла в салон, где ее ждал Филипп.
— Как дела, мисс Маррон?
— Не слишком, Филипп.
— Но выглядите вы прекрасно.
— Вы всегда так говорите.
— Это мой стиль. Разве Рубироза говорил женщине, что она выглядит плохо?
— Нет, но вспомните, как он умер.
— Как? — искренне удивился Филипп.
— Не помню.
Оба рассмеялись, и он занялся ее волосами, которые ему нравились, потому что были прямыми, густыми и толстыми. Как-то Лу пришло в голову, что то, что в юности досаждает, в зрелом возрасте приносит радость. В детстве мать часто накручивала ей волосы на бигуди, чтобы сделать их волнистыми, а сейчас все девушки с волнистыми волосами делают все, чтобы их выпрямить.
С другой стороны, ее ноги вылеплены более отчетливо, чем у других детей, у нее были мускулистые икры из-за ранних занятий балетом, а сейчас лучше было бы, чтоб они были потоньше. Лу особенно остро ощущала это летом, когда нельзя было надеть темные чулки, и завидовала девушкам с бесформенными, но тонкими ногами.
Она не стала читать «Вог» под феном, а задумалась о разговоре с Анитой.
— Моя подруга Симона говорит, что в магазине все знают о вас и о Дэвиде, — сказала Анита. — Они смеются, когда он называет вас мисс О’Хара. Веселятся, когда думают, кого хотят этим обмануть.
— Он хочет защитить меня.
— И себя тоже.
— В этом ничего страшного нет, не правда ли?
— Нет, если не страшно быть на содержании у пожилого женатого человека.
— Дэвид меня не содержит. Никто никого больше не содержит. Эта эпоха кончилась. Как вы понимаете, у меня есть работа. Не знаю, почему я должна оправдываться перед вами. Моя личная жизнь вас не касается.
— Вот здесь вы ошибаетесь, — быстро сказала Анита. — Потому что, если Дэвид Сверн заразил вас вшами, а вы передали их Питеру Нортропу, а Питер — Беверли, а Беверли — Фингерхуду, а Фингерхуд заразил меня, то вы виноваты в худших днях моей жизни.
На минуту Лу показалось, что она сходит с ума.
— Вши? О чем вы говорите? Вы спятили?
— Ну, знаете, как они передаются. Один человек спит с другим, тот с третьим…
— Вши?
— Откуда-то они должны были появиться, и есть какая-то странная связь между названными мною людьми. Очень странная.
— Не уверена, что проследила ход ваших мыслей, но, если отбросить так волнующих вас вшей, вы намекаете, что я спала с Питером Нортропом?
— А разве нет?
— После аборта у вас помутился разум.
Вид у Аниты был такой, будто ее обдали ледяной водой.
— Кто вам это сказал?
— Никто. Я сама вычислила.
— Спорю, Роберт сказал Беверли, Беверли Питеру, а Питер вам.
— Я начинаю думать, что вы на самом деле сумасшедшая. Кто такой Фингерхуд? Из того, что он заразил вас вшами, я заключаю, что это мужчина. Может, мне следует спросить, что такое Фингерхуд?
— Мужчина, это верно. Мой нынешний любовник. Но я его не люблю, я люблю Джека Бейли. От него я и забеременела.
— Чудесная компания.
— Но Симона говорит, что Джек не был с нами в Атлантиде. Стейси тоже. Симона подозревает, что они жили в Помпее.
Когда Лу вернулась в офис, чтобы написать интервью с Анитой, ее ждало сообщение от Дэвида: «Я заеду в восемь. Потом давай поужинаем».
Этим вечером они хотели посмотреть спектакль «Кабаре». Лу мечтала его увидеть, хотя читала рецензии, но после обеда с Анитой у нее не было настроения смотреть музыкальную комедию. Если бы она сказала об этом Дэвиду, он бы ответил, что это способ развеяться, но Лу никогда не руководствовалась этой теорией. Она предпочитала смотреть музыкальные комедии в хорошем настроении, тогда внутреннее состояние становится просто радужным.
Дэвид давно называл ее мазохисткой за то, что она поддавалась настроениям, но механически улучшать его она не хотела. Лу предпочитала свой ритм подъемов и спадов, иногда отчаяние становилось глубже, чем у других, зато и радость больше.
Сидя за столом под большим фото Марка Бохана, Лу начала печатать:
«Она очень живая блондинка. Ее зовут Анита Шулер. У этой стюардессы очень четкие представления об одежде, мужчинах и сомнительных удовольствиях от путешествий».
Не упоминать о вшах, абортах, предостерегла себя Лу и немедленно выбросила из головы эти вещи, не обращая ни малейшего внимания на царящую вокруг суматоху. Чтобы работать журналистом, нужно иметь нюх на новости и стальную дверь в сознании.
«О новой форме наша стюардесса Анита сказала, что она функциональнее, чем может показаться на первый взгляд. Юбка-брюки очень подходит, чтобы выкатиться из самолета в критической ситуации».
Девушка, писавшая о рынке сумочек, влетела, когда Лу уже заканчивала, и тут же затарахтела на машинке как одержимая. Однажды она призналась, что ненавидит любые сумочки, поэтому Тони Эллиот и назначил ее на этот участок.
— Тони Эллиот — извращенец, — сказала тогда девушка. — Как только этот сукин сын узнает, что тебя меньше всего интересует, он тут же тебя этим и займет.
Теперь, несколько месяцев спустя, Лу неожиданно вспомнила эти слова. Она знала, что это не совсем случайно, потому что жизнь научила ее, что люди, как белки, создают свои запасы на зиму. В надлежащий момент они раскрывают кладовые памяти и достают то, что нужно для выживания. Если, конечно, они вообще могут выжить.
— Ищи меховую сумочку, — сказала девушка за соседним столиком, не поднимая глаз. — Этой зимой их будут носить все леди. Ты счастлива, что ты не леди?
Лу знала, что девушке ответ не нужен, та просто так разговаривала с собой. Она откинулась на спинку стула и перечитала написанное об Аните Шулер. Неплохо. Если Тони понравится, она пошлет Кава или другого фотографа сделать несколько фото, и тогда все пойдет в номер на следующей неделе.
— Я? — сказала репортер по сумочкам. — Я уже десять лет ношу телячьи черные сумки.
Лу положила статью в корзину и задумалась, почему не она, а Питер получил колонку. В чем истинная причина? До сих пор она была твердо уверена, что Питер и Тони стали любовниками. Все остальные тоже так думали, но если они ошибаются? Ведь и раньше ошибались в Тони Эллиоте. Что, если он дал колонку Питеру потому, что Питер действовал так, будто ему наплевать на нее, а она явно показывала, что для нее это вопрос жизни и смерти?
Лу посмотрела на часы и увидела, что уже пять минут шестого. Куда ушел день? Она чувствовала себя утомленной, но энергичной, как будто какая-то тайная нервная сила противилась желанию тела расслабиться. Каждая жилка болела. Разум говорил, что надо ехать домой и отлежаться в ванне до того, как в восемь заедет Дэвид. Тогда почему же она не закрывает машинку и не уходит?
— Я не помешаю? — раздался голос над головой.
Напротив, оперевшись на стол, стоял Питер Нортроп.
— А, это вы, — сказала она, чувствуя себя идиоткой.
— Да, боюсь, вы не ошиблись. У вас такой отрешенный вид, что я чувствую себя инопланетянином из Порлока.
Не принимая его литературной реминисценции, она сказала:
— А я думала, вы из Гарден-Сити. — И почувствовала себя еще большей идиоткой.
— Я хотел вернуть вам книгу, которую брал. Она у меня в столе.
— А, «Герцог». Вам понравилось?
— Честно говоря, я и не мог прочитать ее. Книгу сразу реквизировала моя жена.
— Я уже забыла о ней. Дэвид дал ее мне сто лет тому назад. Я думаю, он тоже забыл о ней, но надо ее вернуть.
— Да, конечно.
К ее удивлению, он продолжал стоять, вперив в нее свои голубые глаза.
— Я еще хотел спросить: почему бы нам не выпить?
— Сейчас?
— Да, если вы свободны. Я предлагаю «Сторк клуб».
Так все называли забегаловку внизу здания.
— Ну, — сказала она, — мне надо ехать домой и переодеться, у нас с Дэвидом билеты на «Кабаре».
— У вас уйма времени, правда? Сейчас только пять.
— Не знаю.
Лу не могла сказать, что ее поразило больше: высокомерный Питер Нортроп приглашает выпить с ним или то, что она принимает приглашение.
— На очереди муфты, — сказала репортер по сумочкам. — Вот увидите.
— Я принесу книгу, — сказал Питер. — Вы готовы?
— Была и буду.
Этот ответ она с большим интересом вспомнит через несколько месяцев.
— Здесь скоро будет тьма народа, — сказал Питер, когда они уселись в баре.
Он предлагал занять кабину, но Лу настояла на баре. Бар более безличностей по сравнению с кабиной. Окруженная другими людьми, Лу могла уговорить себя, что здесь она не вдвоем с Питером Нортропом.
— Люди ходят сюда из-за кондиционера, — сказала она. — Ясно, что не из-за дизайна.
— И не из-за еды.
— Об этом я и говорю.
— Что будете пить? Я хочу виски со льдом.
— Я тоже.
— Два виски со льдом, — сказал он бармену, похожему на Гилберта Роланда.
