Сьюзен Льюис - Западня
Мэтью помрачнел. Итак, она все еще любит Пола О’Коннелла, а чувство к нему самому — только жалкий отголосок? Но вместо ожидаемого облегчения пришла грусть. «Мэриан — дитя, — уговаривал он себя. — Тебе хочется ее утешить, потому что она одинока».
* * *— Сколько раз тебе говорить, Гарри, — раздраженно отчитывал его Пол, — между нами все кончено. Не представляю, чего ради ты заявился в Нью-Йорк.
— Я «заявился» сюда как твой издатель — и потому, что ты сам этого хотел.
У Гарри был измученный вид; руки дрожали.
Пол оглянулся по сторонам. В баре «Двадцать одно» в этот час было малолюдно.
— Я не говорил, что хочу твоего приезда. Черт, если Мадлен узнает… Надеюсь, ты не собираешься завтра на банкет?
— Собирался. Но вопреки тому, что ты думаешь, у меня и в мыслях не было устраивать тебе сцены. Просто между нами возникло нечто… настоящее… ты сам знаешь.
Пол ударил кулаком по столу. Кофейные чашки подпрыгнули и со звоном опустились на блюдца.
— В последний раз говорю: я не гомосексуалист. Я — писатель, ведущий психологическое расследование. Цель достигнута, я больше в этом не нуждаюсь.
— Может, и не нуждаешься, но ты хочешь этого, не отрицай.
Пол задумался. Терять дружбу Гарри было невыгодно. Его последний роман далек от завершения. Но этот тип присосался как пиявка!
— Как мне тебя убедить?
— Я остановился в Ист-Сайде, угол Шестьдесят четвертой и Третьей улиц. Приезжай вечером, и если между нами ничего не произойдет… я поверю.
Пол взглянул на клочок бумаги с адресом и порвал его.
— Я запомнил. Приеду, когда смогу.
* * *Два подъемных крана медленно продвигались по аллее; под колесами хрустели сухие листья и шишки.
Мэтью стоял вместе с Фрэнком меж колонн на крыльце готического особняка Гастингсов. За их спинами суетился Вуди, отдавая по рации команды. Всюду сновали ассистенты, рабочие и электрики. Под костюмы и гримерные принадлежности отвели часть конюшенного комплекса.
У Мэриан кружилась голова. Она впервые присутствовала на съемочной площадке. В шесть утра они выехали из Манхэттена и направились в резиденцию Гастингсов в Уэстчестере. В девять должны были начаться съемки.
С той ночи, когда Мэтью сообщил ей о Поле и Мадлен, она его не видела: он летал в Вермонт — и теперь сразу почувствовала перемену. Он стал чужим, далеким и как будто испытывал неловкость в ее присутствии. Но Стефани объяснила: на съемках Мэтью всегда такой, и не он один. Большинство режиссеров в такое время спят, едят, дышат, живут исключительно съемками. Это немного успокоило Мэриан, но сердце продолжало щемить.
Стрела подъемного крана взмыла над северным крылом здания. Как раз в это время из парадного вышли Стефани и Грейс Гастингс.
— Вы очень добры, — произнесла Стефани, — но я обещаю: это продлится не более трех дней. Откровенно говоря, я немного волнуюсь. Какое-то предчувствие…
Грейс улыбнулась.
— Вот не думала, Стефани, что вы суеверны. Снимайте, сколько понадобится.
— На пятницу намечена художественная галерея. Ага, вот и шумовики. Прошу прощения, мне нужно поговорить с ними о съемках в ночном клубе.
— Скажу по секрету, — шепнул Франц на ухо Мэриан, — здесь все мужчины вожделеют к Стефани. Но ходят слухи, что счастливый билет достался режиссеру.
Лицо Мэриан окаменело, и она под каким-то предлогом бросилась бежать — чтобы натолкнуться на Вуди.
— Не путайся под ногами, крошка! — И он снова заговорил по рации.
Грейс улыбнулась.
— Мы все сейчас лишние. Доброе утро. Меня зовут Грейс Гастингс.
— Мэриан Дикон.
— Мэтью говорил. Они с Фрэнком возлагают на вас большие надежды — что касается финала.
— Вряд ли, — смущенно ответила Мэриан. — Над этим сейчас корпят Бронвен и Дебора. Но я стараюсь вносить посильную лепту, как все.
— Идемте, я познакомлю вас с Фрэнком. Он сгорает от нетерпения.
Мэриан была очарована. Грейс оказалась совсем не такой, какими она представляла себе жен американских миллионеров. Она не носила ни вычурных платьев, ни массивных золотых колец с огромными бриллиантами. Тем не менее у Грейс был ухоженный вид — леди от серебристоседых волос до носков изысканных туфель. Бледное лицо было таким же гладким и нежным, как голос, а морщинки вокруг глаз свидетельствовали о доброте, чувстве юмора и затаенной грусти.
Воспользовавшись краткой передышкой, Франц подошел к Хейзел и Белинде.
— Все сплетничаем?
— Куда нам до вас, мужчин! — засмеялась Хейзел. — Ну-ка, Франц, расскажи, кто сейчас пользуется твоими милостями.
— Всякий, кто хочет, дорогая.
— Он без ума от Рори, — просветила подругу Белинда. Хейзел ухмыльнулась.
— Похоже, ты сама его захомутала? Ну и как он в постели?
— Небо и земля по сравнению с Бобом Фэрли.
В небе громадной птицей метнулась стрела подъемного крана. Все посмотрели на Мэтью. Хейзел покачала головой.
— Занято.
— Скажи это крошке Мэриан, — предложил Франц. — Всякий раз, когда она его видит, у бедняжки мокро в трусиках.
Хейзел притворилась шокированной.
— У Мэриан? Франц, мое сокровище, возможно, Мэриан и влюблена, но она до сих пор девственница!
— Надо же! — поразилась Белинда. — Я была уверена, что в наши дни они пользуются искусственными приспособлениями. Особенно в ее возрасте. Это противоестественно. Тем более, что она очень похорошела.
— Знаете, что мне пришло в голову? — произнес Франц.
— Кажется, да, — с усмешкой ответила Хейзел.
Убедившись, что муж занят, Грейс предложила Мэриан:
— Хотите осмотреть дом?
— О, с удовольствием!
Мэриан всегда питала слабость к старинным особнякам, но этот превзошел все ожидания. Они вошли в холл восьмиугольной формы; в каждом углу, отступая от него сантиметров на шестьдесят, высилась мраморная колонна. А у каждой из стен, как раз на уровне середины, красовалось по изумительному гипсовому бюсту. В центре холла стоял большой черный мраморный стол. Пол был выложен в шахматном порядке черной и белой плиткой. От выразительной простоты захватывало дух, но это оказалось лишь прелюдией к великолепию комнат.
К тому моменту как они достигли конца коридора второго этажа в западном крыле, Мэриан потеряла всякое представление о времени. Она совершенно влюбилась в Грейс и могла бы осматривать дом хоть целую неделю, только бы не лишиться ее общества.
Поднявшись по узкой лестнице, Грейс открыла дверь и пропустила гостью вперед.
— Вот наша галерея. Большая часть картин на западной стене — полотна старинных мастеров.
Но Мэриан больше интересовали портреты на противоположной стене.
— Это ваши родные?
— Да. Некоторые еще живы. Вот, в центре, Фрэнк. Рядом — его отец. А это я в восемнадцатилетнем возрасте. Старый плут рядом — мой отец.
Мэриан скользнула взглядом по всей стене.
— Не смотрите, женщин вы здесь не найдете. Обе наши матери живы — и до сих пор не простили нам этот брак.
— Почему?
— Фрэнк — еврей. Мои родители — выходцы из Ирландии, ревностные католики. Возможно, вам это покажется диким, но такое еще случается. Отец Фрэнка до конца был нашим союзником. Его жена так и не узнала, что в юности он любил девушку, тоже католичку, но не нашел в себе мужества пойти против воли отца. Оливия любила слушать семейные истории, считала их увлекательнее всякого романа. А вот и она. Здесь ей двадцать лет.
Портрет Оливии, хотя и оправленный в такую же резную деревянную раму, был крупнее остальных. У дочери Гастингсов были тонкие черты, острый подбородок Грейс, большой рот и раскосые глаза.
У Мэриан возникло странное ощущение. Впервые за все время она увидела в Оливии живого человека, личность, какой та была до трагического перелома. Эта девушка любила и была счастлива, жила — и, возможно, еще живет на свете. Оливия перестала быть условным персонажем, героиней фильма.
— Она очень красива.
Грейс кивнула.
На сердце Мэриан словно легло бремя этой женщины.
— Мы ставим фильм в надежде, что кто-нибудь отзовется… но если… что вы будете делать…
Она не закончила фразу, но Грейс поняла.
— Мы с Фрэнком много говорили об этом, прежде чем дать согласие. Видишь ли, Мэриан, Оливия — наш единственный ребенок. Возможно, мы ее избаловали, но потерять ее таким страшным образом… Нам жизненно необходимо знать правду. Любую.
Мэриан перевела взгляд на портрет. Об исчезновении Оливии до сих пор почти ничего не известно. Вот уже пять лет полиция и частные сыщики ведут поиск и строят гипотезы, но безрезультатно. Но кто-то же знает правду — например, Рабин Мейер или Серджио Рамбальди! Мэриан похолодела. Что они с ней сделали? Где прячут? Может быть, в ту ночь в Паэзетто ди Питторе кричала все-таки Оливия? Рассказать об этом Грейс? Нет, зачем зря пугать? И потом, в свое время полиция прочесала всю деревню…
