Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах
ГЛАВА 16
Артур пришел ночью. Он еще не постучал в окно, даже не перебрался через ограду, а Марта уже почувствовала его присутствие. С бьющимся сердцем вскочила с постели, подбежала к окну, раздвинула в стороны и без того распахнутые занавески. Весь предыдущий день она, словно сомнамбула, слонялась без дела по комнатам, изредка о чем-то спрашивала, невпопад отвечала, несколько раз выходила на улицу, подолгу вглядывалась в небо, плотно затянутое облаками: «Только бы не было луны», затем переводила взгляд на подворье соседей в надежде увидеть Зенту. Но все было тихо, по-мертвому безжизненно. Она возвращалась в дом, возилась с сыном, читала ему сказки, не слыша своего голоса и… все ждала ночи. Что-то будет? Придет ли Артур и жив ли он вообще?
Во всяком случае, она понимала, что этой ночью должна наступить развязка. Ей удалось убедить отца уехать с ночевкой в Ригу, отпустила пораньше Эрну, а Петерису подарила большую бутылку шнапса, оставшуюся после немцев. Уложила Эдгара пораньше в постель, спустилась в погреб, радостным шепотом сообщила:
— Ушли. Из поселка тоже.
Грюнберг понимающе посмотрел на нее, ободряюще улыбнулся:
— Что ж, значит, наступил и наш черед. В доме есть кто-нибудь?
— Никого.
Она подумала, надо ли сообщить им о матери Артура, решила, что надо.
— Вот как? — насторожился Отто. — Ничего подозрительного вы не заметили? Слежки, например. Хотя, о чем я спрашиваю… — он невесело рассмеялся, бросил быстрый взгляд на Грикиса. — Спасибо, что предупредили. Надо глядеть в оба.
Марта не решалась спросить о главном, но Отто сам пришел на помощь.
— Перевяжите напоследок, — извиняющимся тоном попросил он. — Кто его знает, как оно сложится?
— Думаете, Артур придет сегодня? — с робкой надеждой спросила она.
Раненый помолчал, подумал.
— В любом случае, дорогой наш ангел-хранитель, пора убираться. И честь надо знать, и фортуну испытывать не стоит. Хватит, порисковали. Будем, конечно, надеяться на лучшее, но в случае чего… Вечное вам спасибо, Марта.
Артур пришел. Грязный, заросший.
— Как они? Живы? — влезая в окно и словно не замечая Марту, тревожным шепотом спросил он.
Марта не обиделась — она была счастлива, видя его невредимым.
— Живы.
— Ух ты… — Он сполз с подоконника, опустился на пол, привалился спиной к стене, блаженно улыбнулся — черты его лица подобрели и смягчились. — А я уж чего только не передумал.
— Ты где прятался?
Он посмотрел на нее снизу вверх каким-то новым, зовущим к воспоминаниям взглядом, вздохнул:
— Представь себе, на нашей мельнице.
Марта вздрогнула, прижала ладони к лицу — ей показалось, что даже в темноте Артур угадал, как у нее зарумянились щеки. Заминая неловкость, хотела что-то сказать, но он резко поднялся, с опаской спросил:
— С матерью что?
— Все в порядке, теперь уже дома.
— Что значит, теперь? — голос Банги дрогнул. — Ее что, забирали?
— Да, но сегодня утром выпустили.
— Пытали?
Марта промолчала. Артур отвернулся, сжал кулаки, жестко сказал:
— Ладно, пошли. Времени нет.
Грикис сравнительно легко выбрался из погреба, хотя был еще очень слаб, труднее пришлось его товарищу: Отто хотел подняться, но охнул от боли и, закусив губу, откинулся на спину, виновато улыбнулся:
— Вот так… герой.
— Ничего, ничего, — подбодрил его Артур и, словно ребенка, поднял на руки. — Нам недалеко. А там лодка и все такое. Принимайте, негромко скомандовал он снизу Юрису и Марте.
Те поспешно подхватили раненого, помогли ему выбраться наружу, усадили в кресло.
— Ничего, ничего, — выбираясь следом за Грюнбергом, тяжело сопя и отдуваясь, повторил Артур. Самое страшное позади. А там… дождик, ветер — все как надо. Главное, спокойствие.
За окном, действительно, разгулялась непогода. Небо словно перевернутый, парящий котел. Будто стреляющие головешки, его все чаще разрывали изломанные огненные вспышки. Натужно и отчаянно скрипела ветвями старая липа, надсадно колотила в стену оторвавшаяся ставня, и дом уже казался вовсе не домом, а маленьким, утлым суденышком, застигнутым стихией в открытом море.
Марта зябко поежилась, представив, как они сейчас уйдут в этот мрак. Артур, угадав ее мысли, подбодрил:
— Ничего, не сахарные. Все как по заказу — ни одна собака не сыщет.
— Возможно, за твоим домом следят, — сказал Грикис.
Артур резко повернулся к нему.
— Да? — вяло переспросил он, отошел к окну, отодвинул занавеску, как бы проверяя, правду ли говорит товарищ. Затем, не оборачиваясь, проговорил с тоской: — Значит, теперь из матери сделали приманку?
— Я сказал — возможно, — попытался смягчить свое предположение Юрис.
— Да, конечно, — механически поддакнул Артур, постоял еще минуту-другую, угрюмо буркнул: — Ладно, пошли.
Он уже распахнул окно, поставил ногу на подоконник, намереваясь сначала помочь выбраться Грикису, потом они вдвоем примут Отто. Но его остановил Грюнберг.
— Погоди, — тихо сказал он. — Надо оглядеться. Тем более, что «возможно», как говорит Юрис.
Артур нетерпеливо возразил:
— В такую погоду и собаку на улице не встретишь.
Но Грюнберг стоял на своем:
— Насчет собак не знаю, а что касается гестапо, я бы с ними не шутил… В любую погоду.
— Ладно, проверю.
Банга лег животом на подоконник, сполз на землю и тут же растворился в темноте, крепко сдобренной шумом дождя и ветра.
— Вообще-то, если он сюда пробрался… — неуверенно начал было Грикис, но Отто холодно оборвал:
— Ничего это не значит. Могли и пропустить.
— Да, конечно. Хотя, в таком случае… — Юрис не закончил мысль, полагая, что и так все ясно.
В комнате воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь напряженным дыханием раненых да беспорядочными звуками дождливой, ветреной, грозовой ночи. Марта вспомнила о вещах и продуктах на дорогу, бросилась за ними.
— Вот… Чуть не забыла, — Она опустила на пол большую кожаную сумку.
— Что это? — удивился Грикис.
— Пригодится. Переодеться, поесть…
— Спасибо. — Отто взял ее за руку, слабо притянул к себе. — Знаете, о чем я мечтаю? Сделать для вас что-нибудь такое… Ну… В общем, будем живы… — Неожиданно он запнулся, расслышав в разноголосице грохота, воя ветра и треска за окном что-то необычное. Поднял пистолет — Марта и не заметила, как он оказался у него в руках. Но прошло несколько секунд, и над подоконником показалась голова Артура.
— Давайте, — прошептал он. Помог Грикису выбраться наружу, нырнул в комнату, осторожно, словно ребенка, поднял Отто. — Держитесь за шею. — Подал раненого Грикису, обернулся к Марте. — Ну…
— И это возьми, — подала она сумку.
— Что это?
— Продукты…
Банга хотел было отказаться, но передумал — мало ли как сложится судьба?
— Мешок и веревку.
— Что?
— Надо мешок и веревку. Не могу же я тащить раненого да еще чемодан в придачу.
— Сейчас, одну минутку.
Она бросилась в чулан, но как назло ничего не могла найти. Стала нервно расшвыривать вещи.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил из окна Грикис — его лицо уже было мокрым. — Не тяни.
Наконец, она нашла все, что искала. Артур, не раздумывая, вывернул содержимое сумки в мешок, приладил веревку, соорудив что-то вроде рюкзака, подал Юрису, торопливо обернулся к Марте:
— Ну… — и неуклюже затоптался на месте.
Марта вся напряглась, у нее перехватило дыхание. Даже в темноте стала заметна бледность, разлившаяся по лицу. Вот и все: сейчас он уйдет и больше никогда не вернется… Короткий, похожий на стон, вздох вырвался из ее груди.
— Что с тобой? — Банга едва успел подхватить ее, привлек к себе, заглянул в глаза. — Что ты?
Марта попыталась улыбнуться. Губы скривились, задрожали, глаза, полные слез и тоски, смотрели на Артура с отчаяньем и болью.
— Что с тобой, милая? — повторил он, сам чуть не плача.
— Артур… — задыхаясь, прошептала сна. — Я хочу, чтоб ты знал: кроме тебя, у нас никого на свете… Эдгар… Это твой сын.
Он пристально посмотрел ей в глаза, пытаясь осмыслить это «твой сын».
— Ну, что ты? — раздраженно прошептал за окном Грикис.
— Марта, родная… Артур неуклюже прижался к ее щеке, затем, как бы опомнившись, прильнул к губам, таким податливым и знакомым, до хруста стиснул на прощание в объятиях. — Жди. Что бы ни случилось, жди.
Она не успела опомниться, как Банга перемахнул через подоконник, на секунду появился в проеме окна, громким шепотом повторил:
— Что бы ни случилось…
Она еще долго вглядывалась в ночь, которая плакала навзрыд вместе с нею, слушала угрожающий рокот моря и взволнованный, участливый голос старой подружки липы, ласково прикасавшейся влажными листьями к ее разгоряченным щекам. Сейчас она знала одно: от нее навсегда уходят любовь и счастье, а может быть, и жизнь.
