Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга вторая
— Есть что-то странное в повадках этих дикарей. Не удивлюсь, если они на свой манер готовят нам весьма своеобразную встречу… Вы заметили, что в селении царит полное спокойствие, и это невзирая на наше появление, которое должно было показаться этим людям событием весьма устрашающего свойства? Интересно, почему они не прячутся?.. Почему продолжают невозмутимо заниматься своими обычными делами, так, будто ничего не случилось? Нате-ка, Дюбюк, держите, удостоверьтесь сами!
И он протянул лоцману свою подзорную трубу, которую тот немедленно поднес к глазам. Дюбюк поступил тем же манером, что и несколько минут назад генерал. Тем не менее он, более привычный к повадкам караибов, смог заметить множество мельчайших деталей, незначительных на первый взгляд, однако наводивших его на самые глубокие размышления. К примеру, он тоже заметил, что мужчины то и дело суетливо сновали взад-вперед по селению, женщин же вообще не было видно, а перед хижинами повсюду зажигали костры, будто им не грозила никакая опасность.
— Ну так что? Что вы на это скажете? — сразу поинтересовался Жак, едва Дюбюк вернул ему подзорную трубу. — Не прав ли я, опасаясь, что эти дикари готовят нам какой-то хитрый подвох?
— Гм-м… — хмыкнул Дюбюк. — То, что вы принимаете за притворное безразличие, возможно, вопреки всем вашим подозрениям вовсе никакая и не хитрость. Не исключено, что эти люди просто готовят нам встречу, какой мы, по их разумению, заслуживаем. Уж мне ли их не знать!..
— Что вы имеете в виду?
— Я хочу сказать, что излюбленное занятие этих караибов — поджигать дома и корабли своих врагов. Чтобы спалить хижину, они пользуются длинными стрелами, лишь слегка заостренными с одного конца, зато снабженными с другого этаким хвостом из пакли, пропитанной пальмовым маслом, который они поджигают, прежде чем выпустить ее из лука. Стрела вонзается в пальмовую крышу — и вся хижина в огне. Примерно таким же манером поступают они и с кораблями, вся разница только в том, что вместо стрел здесь используют нечто вроде горящих головешек, которые изготовляют из своих пирог. Правда, у них нет пороха, но они умудряются до отказа начинить эти хрупкие челноки всякими легко воспламеняющимися материалами, а потом нацеливают их прямо на вражеский корабль, и тот взлетает на воздух — если, конечно, на борту нет бдительного караула…
Он снова глянул в сторону острова, потом продолжил:
— А чтобы спалить хижину и перебить всех ее обитателей, у них есть свой коварный прием: они выпускают эти самые зажигательные стрелы, а потом выжидают с луками в руках, пока люди не начнут выбегать из объятого пламенем жилища, и тут без всякого труда расстреливают одного за другим…
— Не кажется ли вам, что мне было бы не без пользы попробовать договориться с этими караибами?
— Кто знает, — задумчиво проговорил Дюбюк, — только для этого — я хочу сказать, для того, что вести с ними какие бы то ни было переговоры, не рискуя при этом своей жизнью и жизнями тех, кто будет с вами, — надо сперва произвести на них впечатление, то есть показать свою силу…
— Что ж, нет ничего проще! — с невозмутимейшим видом заметил Дюпарке. — В таком случае, прикажу выстрелить из пушек. Думается, добрый пушечный залп заставит их выйти мне навстречу — если и не с дружелюбными намерениями, то уж хотя бы с оружием в руках!
Он подозвал капитана судна и велел прислать к нему старшего канонира. Не прошло и нескольких секунд, как тот, запыхавшись, примчался на зов.
— Послушайте, — обратился к нему Дюпарке, — надеюсь, вы заметили, что фрегат наш дрейфует на якоре. Бриз со стороны острова как раз разворачивает нас сейчас к нему левым бортом. Погодите немного, пока корабль не окажется носом к берегу, а потом воспользуйтесь этим положением и прикажите одновременно дать залп из всех пушек правого и левого борта. Только все орудия должны выстрелить разом, и я желаю столько дыма, чтобы каждый, кто окажется в тот момент на борту, не смог разглядеть соседа, даже если будет стоять с ним бок о бок!
Небо темнело с каждой минутой. Генерал снова вынул подзорную трубу и стал внимательно разглядывать остров.
Но еще прежде чем он успел сделать хоть какое-то замечание, Дюбюк воскликнул:
— Что я вам говорил?! Теперь вы слышите?..
Жак опустил подзорную трубу и прислушался.
— Барабан! — согласился он. — И вправду барабан! Думаете, с его помощью они передают друг другу какие-то вести?
— По-моему, генерал, весть о нашем прибытии уже давно распространилась по всему острову. И уж поверьте моему слову, они все давно готовы оказать нам достойный прием. Поскольку дикари еще не знают наверняка, остановились ли мы подле их острова, просто чтобы пополнить запасы пресной воды или преследуем какие-нибудь недружелюбные цели, то они приготовились обороняться, скрывая от нас свою систему защиты. Они делают вид, будто заняты своими обычными делами, чтобы потом внезапно кинуться к оружию… Этот барабан, должно быть, разносит весть, что часть наших солдат высадилась в одном из пунктов Гренады и что они возводят укрепления. Так что теперь мы уже стали для них врагами… И нет никаких сомнений, что они не замедлят ответить нам тем же!..
Не успел Дюбюк закончить это исполненное здравого смысла замечание, как воздух буквально сотрясся от оглушительного залпа. В какой-то момент оказавшимся на палубе матросам показалось, будто недра «Бон-Портской Девы» разверзлись у них под ногами и они вот-вот будут погребены под волнами вместе с обломками их судна. Одновременно всех окутало облако дыма, да такое густое, что все разом закашлялись, не в силах продохнуть, и пропитанное столь едким запахом горелой серы, что у матросов и колонистов голова пошла кругом, будто они хватили изрядную порцию спиртного.
Капитан фрегата как раз проходил неподалеку от генерала, когда облако начало мало-помалу рассеиваться. Дюпарке шагнул в его сторону, взял в руки рупор и, склонившись к люку, прокричал:
— Повторить такой же залп еще раз!
Второй залп, как и первый, жестоко сотряс весь фрегат, все, что на нем находилось, от киля до бизань-мачты. Пришлось подождать, пока окончательно рассеется густое облако дыма, прежде чем можно было узнать, какое впечатление на аборигенов произвела эта демонстрация силы.
Однако результат был весьма обескураживающим. Люди на острове по-прежнему безмятежно занимались своими обыденными делами.
— Дюбюк! — громко позвал Дюпарке. — Послушайте, Дюбюк! У меня возникло большое желание пойти поговорить с ними… Не согласитесь ли отправиться вместе со мной, иначе мы не сможем понять друг друга! Теперь они уже знают, на что мы способны. Интересно, что они намерены предпринять в ответ на наши пушки, которые наделали здесь немало шуму? А что, если нам теперь, после всего этого, отправиться к ним и попробовать договориться по-хорошему?
Лоцман с минуту поразмыслил.
— Думаю, — ответил он наконец, — можно было бы попробовать, но при условии, что мы будем крайне осмотрительны и предпримем все меры предосторожности. В нашем распоряжении три сотни людей. Можно было бы высадиться на берег, взяв с собой две сотни. Двести солдат, которые останутся на берегу и будут готовы оказать нам помощь в случае, если нам придется обороняться. Остальные останутся на борту и смогут без труда обстрелять селение из пушек и предать его огню. Думается, было бы даже нелишне, если бы, едва эти две сотни людей высадятся на берег, фрегат выпустил вхолостую еще парочку пушечных залпов — просто чтобы дать понять этим дикарям, что у нас еще кое-кто остался и на борту!..
Тем временем барабан зазвучал в каком-то новом ритме, более живом и учащенном.
Дюбюк бросил взгляд на Жака.
— Думаю, они все поняли, — заметил он. — Похоже даже, сейчас они держат большой военный совет, и если мы успеем высадиться прежде, чем они закончат, у нас будут шансы добиться своих целей. Уж мне ли не знать эту публику: шуму поднимут, хоть уши затыкай, едят и пьют каждый за десятерых, а чуть дойдет до дела, потребуется защитить своих собратьев от общего врага — их и след простыл… Вот уж настоящие дикари!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
У караибов
Две сотни людей Дюпарке высадились на песчаный берег, и первым делом половина их под бдительным присмотром другой половины занялась сбором сухого хвороста, чтобы разжечь огонь и приготовить ужин. Лагерь было решено разбить прямо на земле. Жак назначил часовых, которые, вытянувшись цепочкой, должны были охранять лагерь.
Вскоре в ночи затрещало десятков пять костров. Заняли свои посты часовые. Индейцы до сих пор еще не подавали никаких признаков жизни, никто еще даже мельком не видел их тел, натертых маслом и краской «руку», чей алый цвет делал их похожими на людей, с которых заживо содрали кожу.
Тем временем барабаны не умолкали ни на мгновенье, по всей видимости, собирая окрестных дикарей. Они сообщали какую-то весть, которая, передаваясь тем же манером от селения к селению, доходила до самых крайних точек острова.
