Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга вторая
Немногое, что удалось узнать Дюпарке из своих бесед с индейцами-караибами, живущими на Мартинике, сводилось к тому, что гренадские индейцы внешне всегда преисполнены самых что ни на есть благих намерений, предпочитают ни в чем не перечить собеседнику, особенно если тот щедро поит и вволю кормит их, однако в конце концов ведут себя, словно дети малые. В тот момент, когда они уже вроде бы окончательно выказывают готовность пойти на самые решительные уступки — вдруг без всякого предупреждения нарушают все уговоры и соглашения и без всякого зазрения совести убивают тех, в честь кого лишь накануне устраивали пышные празднества, принимая как самых дорогих друзей.
А стало быть, по замыслу генерала, основной целью экспедиции было скорее истребить эти туземные племена, чем одержать над ними победу, а потом с позиции силы попытаться прийти с ними к каким-нибудь соглашениям. Единственная закавыка состояла в том, что он не знал ни численности воинов, с которыми ему предстоит иметь дело, ни места, где выгоднее всего вынудить врага к решающей битве.
А потому фрегаты не спеша шли вдоль берега, стараясь изучить местность и разглядеть скопления хижин, дабы выявить, где прячутся наиболее многочисленные племена, которые следовало бы истребить в первую очередь.
Дюпарке с подзорной трубою в руке стоял на капитанском мостике, рядом с ним находилась Мари, одетая в мужское платье, которое было ей очень к лицу, делая из нее очаровательного пажа, какого только можно было себе представить. Прелестные глаза неотрывно следили за мужем, и она тотчас же обращала взор в ту сторону, куда поворачивалась его подзорная труба.
Байардель приказал спустить почти все паруса на флагманском фрегате «Бон-Портская Дева», он теперь замедлил ход, что позволяло Дюпарке, не упуская ни малейших подробностей, изучать ближние берега.
Как и Мари, он любовался нагромождением гор, которые, казалось, зависали где-то между небом и землею, точно гигантский театральный занавес, разрисованный безвестным художником живыми и яркими красками.
Однако не видно было ни одной хижины, ни единого вигвама, словно берег был совершенно необитаем. Не считая, разумеется, двух других фрегатов, следовавших в кабельтове[1] позади флагмана. На палубах собрались солдаты из колонистов с оружием наизготове, судя по их воинственному виду, они были готовы в любую минуту ринуться в бой.
Дюбюк приблизился к стоявшим особняком Мари, Жаку и капитану Байарделю. Дюпарке тотчас же заметил его присутствие.
— Сударь, — обратился он к нему, — честное слово, у меня такое впечатление, будто этот остров необитаем! Похоже, здесь нет ни одной живой души… Вы вполне уверены, что эта ваша Каренажская бухта и вправду находится где-то в этой части острова?
— На западном берегу, генерал, — ответил лоцман. — Голову даю на отсечение, что где-то здесь, на западном берегу, только вот не припомню, на какой широте. Однако гавань эта так велика и так хорошо просматривается со стороны моря, что никак нельзя пропустить ее, если мы и дальше будем плыть так же близко от берега.
— А вам не кажется, Жак, — заметила Мари, — что было бы куда благоразумней, если бы индейцы не знали о нашем приближении? Зачем нарочно показываться им на глаза?
— Да затем, — ответил ей генерал, — что для нас было бы выгодней, если бы они напали на нас первыми.
— Впрочем, — вступил в разговор Дюбюк, — даже если эта часть острова и впрямь необитаема, стоит нам бросить где-нибудь здесь якорь, и уверен, наше присутствие заметят еще до наступления ночи!
— И все же, — упорно стояла на своем Мари, — если бы мы высадились где-нибудь здесь и солидно обосновались вместе с пушками и запасом провизии в каком-нибудь легко обороняемом месте, нам было бы куда сподручней первыми напасть на противника. Тем более что некоторые из наших солдат могут охотиться, а это обеспечило бы нас свежим мясом и позволило сберечь провиант, который мы привезли с собою с Мартиники.
Жак обернулся к Дюбюку и проговорил:
— Этот остров, если верить оценкам Христофора Колумба и вашим собственным утверждениям, не больше трех лье в ширину и четырех в длину. Стало быть, площадь его так мала, что мы могли бы без труда занять его целиком. А потому, на мой взгляд, в идее мадам Дюпарке, определенно, есть резон. Мы пока еще не знаем, сколько времени нам предстоит вести войну, так что и вправду было бы куда благоразумней немного приберечь съестные припасы. По-моему, мы вполне могли бы поделить надвое своих солдат. Одна часть высадилась бы на берег, другая осталась бы в море. Так мы смогли бы держать дикарей между двух огней, что, вне всякого сомнения, изрядно припугнуло бы противника.
— Отличная мысль! — одобрил капитан Байардель. — Вы видите эти холмы, генерал? Каждый из них — готовая крепость. Уверен, укрывшись там, солдаты смогут отразить любое нападение не хуже, чем если бы они засели в нашей сен-пьерской крепости!
— Ну, конечно, вы правы! — окидывая радостным взглядом жену, воскликнул Дюпарке. — Ваша идея, дорогая, выглядит весьма соблазнительно, здесь есть над чем поразмыслить. А вы, Дюбюк, что вы об этом думаете?
— То же, что и вы, — поддержал его Дюбюк. — Более того, полагаю, такой маневр позволил бы одному из фрегатов обойти вокруг весь остров, а в случае необходимости и вступить в переговоры с дикарями…
— Ах, вот это уж лучше не надо! — живо возразила Мари. — Не кажется ли вам, что идти к индейцам и вступать с ними в переговоры означало бы бессмысленный и ничем не оправданный риск?..
Некоторое время спустя фрегаты легли в дрейф.
А отряд в три сотни человек высадился на берег. Они должны были беспрекословно подчиняться Мари, сотня же других колонистов осталась на двух судах — «Тельце» и «Святом Лаврентии», — которые бросили якоря в небольшой, надежно защищенной бухточке. Капитан Байардель получил приказание охранять эти фрегаты, а также высадившийся на берег отряд. Что же до фрегата «Бон-Портская Дева», то генерал вместе с лоцманом Дюбюком и тремястами колонистами на борту намеревались продолжить плавание вдоль берегов острова в надежде вступить в переговоры с индейцами.
С «Тельца» было снято несколько пушек, их установили у склона одного из холмов — на ровном, как стол, небольшом плато, со всех сторон надежно прикрытом скалами. Судя по всему, стрельба из этих орудий должна была оказаться весьма действенной против любой атаки с суши, с какой бы стороны она ни исходила. Кроме того, вздумай дикари предпринять против высадившихся колонистов хоть какой-нибудь недружелюбный демарш, их по-прежнему держали бы под прицелом, а в случае необходимости незамедлительно открыли бы по ним огонь корабельные каронады.
Теперь Дюпарке мог отплыть с легким сердцем — ни Мари, ни его солдатам было совершенно нечего опасаться.
Пролавировав добрую часть послеполуденного времени, фрегат «Бон-Портская Дева» наконец вошел в бухту, которую Дюбюк называл Каренажской. Все дело в том, что это подобие гавани, отлично защищенной со всех сторон, с первого же взгляда как две капли воды напоминало стоянку кораблей в окрестностях Сен-Пьера, которая носила то же самое название. Правда, здешняя бухта была куда шире и глубже, что позволяло ей давать приют даже весьма крупным судам.
«Бон-Портская Дева» так близко подошла к берегу, что теперь Дюпарке, не прибегая к помощи подзорной трубы, мог явственно разглядеть вигвамы индейцев, их грубо выдолбленные из мягких стволов бавольника деревянные каноэ и даже подхватываемый ветром, курящийся над селениями легкий дымок. Вот-вот уже должна была опуститься ночь.
Здесь им не грозила никакая хоть сколь-нибудь серьезная опасность со стороны дикарей, не имевших в своем распоряжении ничего, кроме этих утлых лодчонок — их можно было без труда рассеять картечью. А потому генерал без особых сомнений отдал приказ бросить якорь.
Он широким полукругом, медленно обвел подзорной трубой с одного конца до другого всю бухту.
Дюбюк по-прежнему стоял подле него, не произнося ни слова, терпеливо дожидаясь, пока тот заговорит с ним первым. Осмотр длился довольно долго. Много раз генерал замирал, подолгу всматриваясь в какие-то примеченные им ранее места, и ничто не ускользало от его придирчивого взора.
Наконец он сунул меж пуговиц камзола свою подзорную трубу и, повернувшись к Дюбюку, заметил:
— Есть что-то странное в повадках этих дикарей. Не удивлюсь, если они на свой манер готовят нам весьма своеобразную встречу… Вы заметили, что в селении царит полное спокойствие, и это невзирая на наше появление, которое должно было показаться этим людям событием весьма устрашающего свойства? Интересно, почему они не прячутся?.. Почему продолжают невозмутимо заниматься своими обычными делами, так, будто ничего не случилось? Нате-ка, Дюбюк, держите, удостоверьтесь сами!