Лиза Альтер - Непутевая
— Ты себе льстишь, Эдди. Зачем ФБР тратить время на таких мелких рыбешек, как мы?
Эдди задумалась.
— Ну… по многим причинам. Наркотики, политические протесты, деньги, которые мы посылали… Может, они считают нас политическими беженцами или распространителями наркотиков.
— Ты ненормальна!
— Возможно. Но я права. И знаю, что тебе нужно остерегаться этого человека.
— Ты ревнуешь!
— Я?! Ревную?! — Она засмеялась. — Ревность — предрассудок, основанный на частной собственности, а я не верю в частную собственность. Ты — самостоятельная женщина, Джинни. Ты вольна приходить и уходить когда хочешь, выбирать друзей и любовников каких захочешь. У меня и в мыслях нет влиять на твои решения. Я только хочу открыть тебе глаза на последствия этого совокупления, могущего повлиять на жизнь твоих сестер; вот и все.
— Какого совокупления? Господи, Эдди, я ведь только сегодня с ним познакомилась! Я не трахаюсь с кем попало! Отстань, или…
— Не угрожай мне!
— Я не угрожаю! Я предупреждаю.
— Ну что ж, значит, теперь мы обе предупреждены…
Вечером мы сидели вокруг плиты. Я жевала апельсиновую корку за неимением жвачки. Этель точила свой топор. Днем Мона закопала в сугроб на лугу пучки марихуаны, до этого спокойно висевшие в кухне, и теперь перебирала оставшиеся семена. Они с Эдди решили, что вот-вот к нам нагрянет с обыском ФБР… Лаверна обеими руками массировала свои ключицы, закрыв от удовольствия глаза и запрокинув белокурую голову. Эдди сидела рядом и влюбленно смотрела мне в лицо.
— Нет, правда, Джинни, в тебе есть что-то индейское. Лоб, скулы… И ты смуглая.
— Всего одна тридцать вторая часть, Эдди. У меня шестнадцать прапрапрабабок, и только одна — индианка. Ее кровь слишком разбавлена.
— Нет, я точно вижу, что ты — индианка. Правда, Мона?
— Конечно, конечно, — Мона откинула на спину черные волосы и посмотрела на меня поверх очков.
У бобрового пруда послышался шум. Эдди подлетела к окну и позвала нас: «Скорей!»
На вершине холма ярко горели фары, а со стороны города, скрываясь на миг за деревьями, ехали снегоходы. Пруд замерз, и они двигались прямо по льду. Машин было сто или больше. «Шабаш ведьм», — подумала я. На нашем берегу запылал костер. Снегоходы слетали с бобровой хатки, как с трамплина, летели в воздухе и с треском приземлялись через много ярдов.
Нас пятеро — против сотни головорезов. Мы вернулись к плите. Мона занялась семенами, а мы — апельсиновыми корками, как коровы — жвачкой. В этот вечер мы долго не могли уснуть…
Утром после почти бессонной ночи Эдди решила принять оборонные меры. Мы ведрами натаскали на пруд воду и вылили ее на поверхность, особенно много там, где снегоходы делали разворот. Мороз сделал свое дело, и скоро пруд засверкал ослепительным льдом.
Вечером, боясь пропустить представление, мы встали на лыжи и спрятались за редкими кустиками на берегу. Если сидеть неподвижно, в безлунную ночь нас никто не заметит.
Вскоре на холмах замелькали огни. Снегоходы спускались к пруду. Водители вышли — среди них я с удивлением увидела женщин и даже детей, — постояли, посмеялись, потом швырнули куда попало пустые банки, бутылки и пакеты и снова сели в машины. Начались гонки. Выкрикивая непристойности, водители, стоя на сиденьях на коленях, рванули вперед. Несколько машин промчались по пруду беспрепятственно. Наши ловушки остались в стороне. Мы уже решили, что ничего не сработало и пора возвращаться, как вдруг один снегоход заскользил и на полном ходу развернулся. Водитель вылетел высоко в воздух, а потерявший управление снегоход врезался в соседний, тот накренился, и его водитель тоже упал на лед. Я со страхом смотрела на них. Неужели водители ранены? Эдди еле сдерживалась от смеха.
— Заткнись! — толкнула я ее в бок. Она не выдержала и торжествующе расхохоталась, а вскоре к ней присоединились Мона, Этель и Лаверна.
— Тише! — прошептала я. — Услышат!
Но было поздно. Нас услышали. Тот, кто вылетел в воздух, встал, схватил за руку второго, выскочившего на лед, и повернулся к нам. Потом оба сняли шлемы и медленно направились к моим корчившимся на льду подружкам. Кто-то включил фары, и мы все оказались как на сцене. К нам подходили Рони и Айра. Неожиданно Рони повернулся, вскочил в ближайший «Сноу Кэт» и направил прямо на нас.
— Он нас задавит! — крикнула я и заспешила на лыжах подальше от пруда.
Эдди вскочила, схватила палки и встала прямо перед огнями снегохода, приближающегося со скоростью сорок пять миль в час.
— Эдди! — закричала я. — Отойди!
Она отскочила, как кошка, только тогда, когда снегоход почти коснулся конца ее лыжи, потом подняла палки и швырнула в Рони, как копье в буйвола. Раздался крик.
Мы развернулись и помчались к Эдди. Ничего не видя от ярости, с торчащими из бока палками, Рони бросился на Эдди. Она безмятежно стояла в ожидании неминуемой расплаты, загипнотизированная, как олень, светом фар.
Айра вскочил в свой «Сноу Кэт» и помчался к Эдди. Неужели он хочет раздавить ее? У нее не было ни одного шанса увернуться от двух машин. Эдди права: Айра не друг, он заодно со всеми. Мы вчетвером изо всех сил карабкались по льду.
Две громадные машины надвигались на беззащитную Эдди. Но что это? Лыжи снегоходов столкнулись, послав вверх сноп искр, и, когда Рони невольно свернул, я услышала голос Айры: «Беги!»
Эдди медленно поехала в нашу сторону. Без палок она была совсем беспомощна, но если бы слезла с лыж, утонула бы в снегу. Мы с Этель взяли ее за руки и поехали прочь по лугу.
В ту ночь мы взяли спальные мешки и покинули свой дом.
— Ну, разве похож он на агента ФБР? — спросила я у молчавшей Эдди по дороге на старую ферму.
Через несколько дней мы вернулись. Флигель стоял на месте, и было непохоже, что кто-то появлялся здесь в наше отсутствие. Всю следующую неделю мы были очень заняты. Стояла теплая погода, и старые клены пустили сок. Каждое утро четверо из нас на рабочих лошадях отправлялись на холм, а пятая оставалась дома — убирать и варить обед. Через неделю все ведра, бочки, — все, что можно было заполнить, — мы заполнили кленовым соком.
Пруд продолжал служить дорогой, соединявшей Старкс-Бог с центром штата. Водители пользовались хаткой бедных бобров, как трамплином. Всюду валялись обертки и банки. От выхлопных газов над лугом и флигелем висел туман. Из-за оглушительного рева машин приходилось повышать голос.
Но мы приспособились к жизни в этой зимней Стране Чудес. У нас был только один выбор: жить здесь или не жить нигде. Мы приспособились — все, кроме Эдди. Она топила печь скомканными эскизами дьявольских ловушек, вынашивала планы мести и по-прежнему дулась на меня.
— Нельзя просто отсиживаться здесь, — утверждала она. — Человек приспосабливается ко всему, даже к деградации. Но я не могу с этим смириться. Так жить нельзя! Если тебя бьют — давай сдачи, иначе кончишь жизнь с номером на предплечье.
Ночью Эдди прятала голову под подушку, чтобы не слышать грохота машин, скрежетала зубами.
— Мы натянем внизу между березами тонкую проволоку, — предложила она однажды вечером. — Один конец прикрепим к настоящему забору, чтобы создавалось впечатление, что она была его продолжением. Просто ее забыли убрать. А когда эти дебилы явятся в наши владения, — хрясь! — проволока запутается в их поганых лыжах.
— Я не стану в этом участвовать, — сказала я. Удивительно, но меня все поддержали. — Через пару месяцев снег растает, а потом мы найдем другую ферму.
— Конечно. Посреди стрельбища, — ухмыльнулась Эдди. — Что случилось, Джинни? Боишься, что твой дружок сломает свою блестящую машину?
— Ошибаешься, — устало вздохнула я. — Он, хоть и не мой дружок, спас тебе жизнь.
— Спас жизнь! Ради Бога, избавь меня от этой мелодрамы! Я прекрасно справилась бы сама! Кто его просил вмешиваться?
Я недоуменно посмотрела на нее, но промолчала.
— Клянусь, — весело продолжала она, — вы, подружки, самая трусливая компания, с какой я когда-либо имело дело. Постучи в вашу дверь ку-клукс-клан, вы бы помогли им сделать петли. Особенно ты, Джинни. Как вы можете сидеть и ждать после всего, что сделали эти люди?
— Какие люди? — Я совсем забыла о полутора унциях крови черокезов, протекающих в моих жилах. — Я не считаю насилие панацеей от всех бед.
— Ерунда! Это все равно что сказать, что не считаешь полезным дождь. Насилие вокруг тебя, детка!
— Это не значит, что я должна применять его.
— Мао говорит: «Любая власть проистекает из дула оружия», — пробубнила Мона.
— Может, стоит поискать более подходящие способы существования, кроме уничтожения горожан или ожидания, что уничтожат нас? — предложила Этель.
— Чепуха! Че говорит: «В революции человек или живет, или умирает!»
Я порылась в памяти, старясь подыскать кого-нибудь достаточно авторитетного, чтобы противостоять Че и Мао, но кроме недостаточно сильной фразы Биттлзов «Все, что вам нужно, — это любовь», ничего не пришло в голову.
