Лиза Альтер - Непутевая
От разгоряченных тел стало жарко и душно. Лица блестели от пота. Женщины жадно пили наливку, как лимонад в летний день. Первой не выдержала Лаверна. Она величественным жестом сбросила блузку, выставив влекущую, влажную от пота грудь. За ней последовали остальные. Одетыми остались всего несколько женщин; казалось, гостиная так и блестит смуглыми, черными, белыми грудями, качающимися и трясущимися в такт громкой музыке.
Мы с Эдди прилегли на чей-то свернутый спальный мешок.
— По-моему, фестиваль удался. Как ты думаешь? — спросила я.
— Наверно. Только большинство все-таки уедет.
— Ну и отлично! Кстати, здесь всего две негритянки. Ни пуэрториканок, ни индианок. Какая же коммуна женщин третьего мира, если в ней нет женщин из этих стран?
— Это точно…
— Правда, я тоже индианка из племени черокезов. Частично.
Она повернулась.
— Серьезно? Почему ты никогда об этом не говорила? Стыдилась? Или что?
— Да нет, я об этом просто не думала. Похожа я на дядю Тома? — Я рассмеялась собственной шутке.
— Стесняешься, — хмуро заявила она. — Стесняешься своего происхождения! Это общество заставило тебя стыдиться своих предков! Ты считаешь индейцев гражданами второго сорта!
— Да нет же! Мне просто не казалось это очень важным. Моя прапрапрабабка была из племени черокезов. Значит, я на одну тридцать вторую — индианка. Важность какая!
— Важность какая?! Эта «случайность» повлияла на твой характер. Я никак не могла понять, почему ты такая — с такими-то родителями-буржуями! У тебя есть душа, Джинни. — Она страстно поцеловала меня. Я была в восторге, что моя родословная так ее обрадовала.
— А мой дед был шахтером, — прибавила я, желая преподнести ей еще один сюрприз. — Все мои кузены до сих пор живут в Аппалачах.
— Ты шутишь? — расцвела Эдди. — Ах, Джинни! Вот это подарок! Пошли танцевать! Я хочу обнять тебя!
Рок-ансамбль играл медленную песню «Очень давно, давно, давно»… Мы с Эдди прижались друг к другу, уткнулись губами в шею и топтались на месте. В воздухе витал дымок от марихуаны. Он напомнил мне смог от Халлспортского завода.
Лампы почти все были выключены. На лестнице кто-то упражнялся с вибратором Лаверны. Некоторые пары уединились в спальнях. Я облегченно вздохнула. Я не чувствовала себя одинокой, у меня было надежное убежище — Эдди Холзер.
Дверь резко распахнулась и ударилась в стену. В комнату с клубами морозного пара ворвалась дюжина огромных фигур в валенках, стеганых куртках и шлемах с забралами. Астронавты, только злые и не такие красивые… Музыка смолкла. Танцующие остановились и отпрянули друг от друга.
Водители «Сноу Кэт» выстроились у двери. Крошечные, почти невидимые за забралами глазки с вожделением смотрели на полуобнаженных женщин.
Мы, как стадо глупых овец, сбились в кучу. Один мужчина протянул руку и схватил первую попавшуюся женщину в низко спущенных джинсах. Она хотела выцарапать ему глаза, но ногти только скользнули по пластиковому шлему; хотела ударить, но он перехватил ее руку и потащил к двери. Мы хотели помочь ей, но темные фигуры сделали шаг вперед, и мы отступили.
У них на уме было одно: схватить нас, швырнуть в свои дьявольские машины и умчать в ночь. Я чуть не упала от страха, увидев, как ко мне шагнула одна фигура. Под забралом, да еще в полумраке, невозможно было рассмотреть лицо, но я готова была поклясться, что это Айра. Выражение его глаз не было злым, наоборот, в них читалась тоска. Мне стало жаль его, как Джульетте, смотрящей на Ромео, окруженного ее родственниками. Эдди выскочила вперед.
— Вы соображаете, что делаете? — крикнула она голосом, от которого завяли бы весенние цветы. Шум стих, строй вражеских фигур дрогнул. Рядом с Эдди встала Этель. Она многозначительно вытащила из кожаного футляра свой топор, провела лезвием по большому пальцу и безмятежно уставилась на привидения в шлемах, будто это были молодые деревца, которые нужно срубить.
— Вот из нашего дома и с нашей земли! — приказала Эдди таким тоном, будто под словом «наши» скрывалось по меньшей мере тридцать восемь процентов американцев-избирателей, а не несколько дюжин перепуганных женщин.
Строй замер. Наконец тот, кто шел ко мне — Айра, поднял забрало и робко сказал:
— Мы просто услышали музыку и решили составить вам компанию.
— Вас не приглашали, — отрезала Эдди. — Разворачивайте свои задницы и убирайтесь! — Она отвернулась и сделала знак рок-ансамблю. Оркестр мгновенно грянул «Великолепного мужчину».
Непрошеные гости скрылись за дверью. Эдди выскочила на крыльцо и торжествующе крикнула:
— И не возвращайтесь, пока вас не позовут. Чего никогда не будет!
Они угрюмо пошли к своим снегоходам. Я услышала, как кто-то крикнул: «Поганые шлюхи!» Проходя мимо голубоватой ледяной скульптуры, они поддали ее плечами и швырнули на снег.
На следующий день Эдди сочиняла приглашения тщательно отобранным кандидатам присоединиться к коллективу нашей фермы Свободы. Дойдя до слов о «третьем мире», она подняла голову и небрежно обронила:
— Моя подруга частично индианка из племени черокезов, а ее родители — из шахтеров с Аппалач.
— Неужели? — засмеялась преподавательница из Бостона.
Я бессовестно подбоченилась.
— А мой отец был пуэрториканцем, — безмятежно добавила Эдди. Я удивленно воззрилась на нее. Когда женщина вышла, Эдди примирительно объяснила:
— Откуда мне знать? Он вполне мог им быть.
В тот день нам не удалось обратить в свою веру многих, но семена сомнений мы все же посеяли и предложили сестрам с соседних ферм встретиться как-нибудь за кофе или партией в бридж и обменяться опытом.
После отъезда гостей мы навели порядок и отправились кататься на лыжах — все, кроме Лаверны, соскучившейся по своему вибратору.
После суматохи фестиваля разговаривать не хотелось. Мы молча ехали через луга и заснеженный лес, пробирались сквозь заросли тсуги и любовались зимними птицами и тусклым солнцем, просвечивающим насквозь облака и вершины деревьев.
— Как хорошо, что все уже позади! — не выдержала я. Все посмотрели на меня неодобрительно: снова я оказалась буржуйкой. — Но разве вы не находите, что было слишком шумно и скученно? И все эти тела нужно было накормить, уложить и черт знает что еще!
— Эти «тела», — скромно заметила Мона, — наши сестры.
— Сестры или нет, хорошо, что они уехали, — не сдавалась я.
Мы продолжали кататься. Под лыжами скрипел сверкающий снег, солнце било в глаза. Если не Бог, то кто-то такой же всемогущий создал эту красоту. В мире все гармонично, и как хорошо это чувствовать после приступа хандры, обуявшей меня вчера среди восьмидесяти сестер. Мы «елочкой» поднялись по склону холма и полетели вниз. Неожиданно окрестности огласились оглушительным ревом.
— Выпь, — уверенно заявила Эдди, и в этот момент мы едва не наскочили на колючую проволоку.
— Что за черт?
Мы повернули на юг, поехали вдоль забора и ярдов через пятьдесят уперлись в знак «Назад! Испытательный полигон».
Интересно! Мы проехали несколько миль и не встретили ни единой души. Какой полигон, ради Бога? Кому там стрелять? Из-за высокого колючего забора доносились отзвуки выстрелов. Забор повернул, мы — тоже. Через несколько сотен ярдов мы очутились перед запертыми воротами, на которых тоже было написано «Испытательный полигон. Дженерал Мэшн, Вермонт».
Мы заглянули в щель: несколько военных возились с огромными орудиями.
— Господи! — прошептала Эдди. — Они везде! Пока нас всех не перестреляют, не успокоятся.
Я никогда не видела ее такой испуганной: она дрожала, наверное, за всех нас. «Война с горожанами лишила ее мужества», — решила я и взяла Эдди за руку. За другую руку взяла Этель, и так, держа ее между собой, мы заскользили обратно в лес. Там Эдди стала сама собой: успокоилась, а потом крикнула в сторону стрельбища: «Чертовы суки!»
На полпути к флигелю нас оглушил рев. Мы воткнули палки в снег и поспешно заткнули уши руками в перчатках. Прямо на нас низко летели три реактивных самолета: плоские, треугольные, похожие на серебристых птиц.
— Бог мой! Они достали меня! — Эдди бросилась головой в сугроб.
Самолеты пролетели прямо над нами. Мы вытащили Эдди из снега, но она не встала, а закрыла лицо руками и затряслась от страха.
— Эдди! Что с тобой? — Мне стало не по себе: ладно, я — трусиха, но Эдди?.. Моя надежная опора?
Она успокоилась, и мы поспешили домой.
На следующее утро я осталась дома одна. Эдди с Лаверной отправились в клинику. Этель и Мона — на старую ферму одолжить бобов.
Я с удовольствием грела на плите ноги, смакуя, как истинная контрреволюционерка, свое одиночество. Что ни говори, а мне до смерти надоело делить себя с «сестрами». Неожиданно на лугу раздался рев снегохода. Я опустила ноги и подошла к окну. Подпрыгивая на своем роскошном «Сноу Кэт» и подняв забрало, ко мне приближался Айра. Я почувствовала радость, но тут же подавила ее в себе. В конце концов, если бы не Эдди, он утащил бы меня в темноту…
