Лиза Альтер - Непутевая
— Спасибо, девочки, — улыбнулся он, — спасибо за помощь нашим парням во Вьетнаме.
Мы с Эдди остолбенели.
— Разве это для них? — наконец пробормотала Эдди. — Я думала, это для банка крови, обслуживающего Вермонт.
— Обычно так и бывает, — улыбнулся своей приятной улыбкой Айра. — Но сегодня это специально для американских солдат.
Всю дорогу домой бледная Эдди держала мою руку. Мы были разочарованы, хотя разочарование немного скрасилось тем, что нас по ошибке назвали девочками.
В следующий раз я увидела Айру при менее приятных обстоятельствах. Наши доходы стали нас беспокоить. Дело в том, что мы по-прежнему посылали чеки в подпольные театральные студии и революционно настроенные бары в Бостоне, но, не бывая там, не могли проконтролировать, на что идут наши деньги. Эдди решила, что центр реабилитации наркоманов, которому мы тоже помогали, кишит агентами ФБР, и мы вычеркнули его из своего списка. Кроме того, нам хотелось облегчить жизнь городу, расположенному по соседству. Приезжая за покупками, мы видели молодых женщин нашего возраста, но вульгарно толстых, беззубых, с сальными волосами и вдобавок окруженных толпой детей. Эти женщины были нашими сестрами. Они больше нуждались в помощи, чем бостонские наркоманы.
Мы арендовали пустующий магазин на Мейн-стрит, обставили его бросовой мебелью и разложили литературу на тему «Домоводство». Над дверями повесили вывеску: «Центр планирования семьи». Одна из нас дежурила там днем, готовая обсудить с женщинами их проблемы и направить к врачу. В будущем мы надеялись сагитировать их принять участие в движении «За либерализацию абортов». С нами не было только Моны.
— Лучше самоубийство, чем аборт, — сказала она как-то вечером. — Нельзя делать аборт, если отец — человек, которого любишь или который любит тебя. Это все равно что отрезать руку или ногу.
— Иногда можно пожертвовать и конечностью на благо народа, — отрезала Эдди.
Через десять дней у нас появились клиентки. Первой пришла тщедушная молодая женщина с бегающими глазками. Она проскользнула в дверь и нервозно оглянулась: не видит ли ее кто из соседей.
— Могу я помочь вам? — сердечно спросила я.
— Я… — Она скорчилась перед прилавком, опустила глаза и покраснела. — Я хотела бы… сделать это.
— Да, конечно, — с улыбкой сказала я, решив, что передо мной — юная девственница, вступившая в предательское море секса, или старшеклассница, чью нежелательную беременность я могу предотвратить. — Не хотите ли присесть?
Она неловко взгромоздилась на стул, готовая тотчас убежать.
— Ну, — начала я, подыскивая тактичные слова. — Вы давно знаете своего… партнера?
Она странно посмотрела на меня.
— Да. По-моему, мы женаты уже четыре года, но ничего не получается.
— Вы хотите сказать, — осторожно продолжала я, — что замужем уже четыре года, но у вас ничего не получается?
— Что не получается? — испугалась она.
— Ну, вы сами знаете. — Меня так и подмывало сказать «трахнуться», но я понимала, что нужно вспомнить синоним, а в голову, как назло, ничего не приходило. — Это.
— Это?
— Я, наверное, вас неправильно поняла. Вы пришли, чтобы…
— Спланировать семью. Разве на вывеске написано не «Центр планирования семьи»? Я ошиблась?
— Нет, нет, — заверила я. — Итак, вы замужем уже четыре года. Чем вы пользовались?
— Зачем?
— Чтобы планировать семью?
Она в ужасе уставилась на меня.
— Ну, тем, чем всегда пользуются…
Я поняла, что понятия не имею, какими противозачаточными средствами пользуются в Старкс-Боге.
— Презервативом? Спиралью? Или еще чем-нибудь?
Она помолчала, потом тихо промямлила:
— Я не знала, что ими нужно пользоваться, если хочешь детей.
— Вы хотите детей? Я думала наоборот!
— Да. Я зашла сюда потому, что на вывеске написано «Центр планирования семьи». Я четыре года старалась завести ребенка, но ничего не получается.
— Вы хотите забеременеть?
— Конечно. — Она встала и направилась к двери. — Спасибо. — И выскользнула на улицу.
Со вторым клиентом Эдди обошлась с большей ловкостью. Это была забеременевшая старшеклассница. Отец ребенка отчаялся уговорить ее выйти за него замуж. Она упорно не хотела иметь с ним дело. У Эдди была договоренность с одним доктором в Монреале, к которому она отправила девушку, снабдив небольшой суммой денег. Через неделю мы получили письмо: операция прошла удачно, она нашла место официантки в баре и решила остаться в Монреале; что она очень счастлива и благодарна Эдди.
Вскоре в «Центр» ворвался Айра. Лоб блестел, ноздри раздувались от гнева. С ним был низенький плотный мужчина в зеленом комбинезоне. Он так хлопнул стеклянной дверью, что она зазвенела.
Я оторвалась от статьи о самостоятельном осмотре груди, убедившей меня, что я умираю от рака, и, узнав Айру, приветливо улыбнулась. В конце концов, мы вместе сдавали кровь — неважно, что не для тех, кому хотели.
— Я могу вам помочь?
— Можете! — прорычал толстяк. — Убирайтесь к чертям из города и прихватите остальных сучек!
— Простите?
— Я хотел жениться на этой девушке, — сообщил он уже спокойней.
— Какой девушке?
— Той, которую твоя лесбиянка отправила в Монреаль, чтобы стать сучкой.
— Но, может, она не хотела выходить за вас?
— Конечно. Именно поэтому я ее и обрюхатил.
Я удивленно воззрилась на него.
— Значит, вы сделали это нарочно?
— А как иначе я мог заставить ее выйти за меня?
— Вы думаете, приятно быть беременной против собственной воли? — Я с ужасом представила, что это случилось со мной.
— Заткнись, шлюха! — Он стукнул кулаком по прилавку. Айра молча топтался у дверей. — Шайка потаскух! Явились сюда разрушать дом и семью!
— Вы хотели жениться на ней, — призвав на помощь свою сообразительность, перебила я. — А она? Она хотела выходить за вас? Может, ей не нужны ни дом, ни семья.
— Она хотела этого! Все женщины хотят одного и того же.
— Чушь! — подскочила я. — Чушь собачья! Вы, мужчины…
Толстяк протянул свои похожие на обрубки руки, схватил афишу и заткнул мне рот.
— И ты хочешь этого, детка. Не обманывай себя. — Он повернулся и, не дав мне закончить обвинительную речь, вышел на улицу.
— Рони — вспыльчивый парень, — примирительно улыбнулся Айра. — Он любил эту девочку. — И тоже вышел за дверь.
Я увидела, как они сели в светло-коричневый автомобиль, на заднем бампере которого было написано: «Аборт — это убийство».
Возвращаясь домой, я увидела этот автомобиль еще раз. Его оставили за холмом неподалеку от нашего пруда. На крыше лежал огромный черный бобер, с которого стекали струйки крови, а по бокам были привязаны маленькие бобрята. Я остановила машину и в ужасе смотрела на эту страшную картину. Потом, едва удерживаясь от тошноты, вылезла, схватила их радиоантенну и отломала.
Война началась.
В следующий раз я увидела Айру на охоте. Рано утром Этель протопала в болотных сапогах на дальний берег пруда, подыскивая дыры в заборе из колючей проволоки. У нас уже было шесть телок, которые завели моду вылезать за забор, а нам приходилось искать их и загонять обратно. Неустрашимая Этель прошла весь забор, заделала дыры и вдруг обнаружила старый блиндаж. Его скрывали серые скелеты деревьев, и мы не догадывались о его существовании. Даже когда Этель показывала на него из окна, мы с трудом отличали его от стволов.
— Это наш блиндаж! — авторитетно заявила Эдди. — Пока мы здесь, им никто не воспользуется.
Утром я проснулась от грохота ружейных выстрелов. Этот звук не был мне непривычен. Клойды вечно кого-то убивали. У каждого из них было любимое ружье; они висели на стене их дома в количестве, не меньшем, чем распятия в церкви. Отец Клема часто притаскивал нам в подарок окровавленные туши. Мама старалась внушить мне уважение к обычаям других народов: «Крестьяне все любят охоту», — а сама причитала над этими тушами, как мать над порезавшим пальчик ребенком. Каким-то образом она превращала это страшное зрелище в нечто съедобное. Мне стало стыдно: я не писала, не звонила домой почти год; я выбрасывала, не читая, ее письма в Кембридж; я уехала, не оставив адреса, и ее новые письма возвращались со штампом «Адрес неизвестен». Она заслуживала лучшего отношения.
Я не сразу поняла, где лежу. Наконец, узнав неотесанную стену флигеля, я заставила себя встать и по холодному полу прошла к окну. Раздались выстрелы, и стая уток, теряя перья, в суматохе поднялась с пруда. Я напрягла зрение и в сером рассвете различила две фигуры (одна из которых, как оказалось, была Айрой), мелькнувшие около блиндажа.
По лужайке спешила Эдди. Коса, будто хвост взбесившегося льва, металась из стороны в сторону. За ней в сапогах и одинаковых куртках дровосека тащились Этель, Мона и Лаверна, словно три катера за океанским лайнером. Конечно, об Этель было трудно сказать «тащилась». Она перла вперед, как грузовик по шоссе, держа в руках топор. За ней — величавая и гибкая — шла Лаверна. Доведись ей упасть с крыши — она перевернулась бы в воздухе и легко приземлилась на четвереньки. Вот Этель рухнула бы на землю и пробила в ней кратер, как гигантский метеорит.
