Анри Труайя - Прекрасная и неистовая Элизабет
— Но ведь это просто глупо: иметь машину в гараже и не пользоваться ею!
— Но это никогда мне не мешало быть счастливым.
— Ладно! — ответила она твердо. — Если ты не хочешь водить машину, водить ее буду я.
— Вот так, просто? Прямо завтра?
— Нет. Я буду брать уроки вождения.
Он поцеловал ее и сказал:
— А тебе не хочется стать машинистом поезда на линии Сен-Жермен — Париж?
Задетая за живое и раздосадованная, Элизабет нервно рассмеялась:
— Ты мне не веришь? Вот увидишь, Патрис. Увидишь, на что я способна!
— Я уже знаю, — сказал он, почти опрокинув ее на сиденье. Пожилой господин проснулся, зевнул и поправил галстук. Элизабет и Патрис выпрямились. Они тихо сидели рядышком, но руки их были соединены, а в глазах все еще играли лукавые искорки.
За стеклом мелькал деревенский пейзаж: темное небо, серые дороги, домики с темными окнами, в которых жили люди, рано ложившиеся спать. С каждым ударом колес Париж становился все дальше с его толпами людей и огнями. Убаюканная покачиванием вагона, Элизабет могла представить себе, что уезжала с Патрисом в Марсель, Бордо или Межев… Ей стало немного грустно, она вновь увидела горы, гостиницу у дороги на Глез, колокольню, каток, ферму в снегу… Раздался гудок паровоза. За окном замелькали огни. Их попутчик снял свой чемодан с верхней полки и недоверчиво взвесил его в руке. Внутри что-то звякнуло. Элизабет надела шляпку.
Возвратившись домой, они увидели Мази, мадам Монастье и Фрикетту, ожидавших их в салоне при свете лампы.
Патрис с жаром взялся за работу. Ему хотелось добиться совершенства, поэтому несмотря ни на какие уговоры близких, он не хотел им показывать ни одного отрывка из своей партитуры, пока не убедится в том, что его не нужно будет переделывать. Каждый день он закрывался в салоне и вновь принимался за то, что сочинил накануне. Все говорили тихими голосами, чтобы не помешать ему.
Однажды утром, вернувшись после прогулки с Фрикеттой, Элизабет увидела Мази, которая сидела к ней спиной, напряженно вытянув шею. Она подошла к старой даме и увидела блаженное выражение ее лица.
— Он сыграл подряд два отрывка, — сказала она. Потом, посмотрев на Элизабет повнимательней, воскликнула:
— Что это с нами?
В левой руке под мышкой Элизабет держала большой пакет, завернутый в газету, а в правой — маленькую деревянную клетку, в которой прыгала серенькая птичка с красным клювом:
— Это бенгальская птичка из породы ткачиковых! Правда, красивая?
Мази поднесла лорнет к глазам, вгляделась и воскликнула:
— Просто очаровательная! Где вы ее купили?
— Я не купила ее, — сказала Элизабет. — На рынке стоял человек, дающий в качестве сувенира бенгальскую птичку всякому, кто покупал у него два килограмма мастики для пола.
— Значит, вы купили два килограмма мастики для пола?
— Да. Вот она, — сказала Элизабет, с трудом удерживая выскальзывающий пакет.
В этот момент подошла мадам Монастье. Она тоже пришла в восторг от птички. Женщины решили, что птичке будет тесно в такой маленькой клетке. Поэтому до покупки клетки большего размера Элизабет предложила поместить ее в корзину для салата. У молодой Евлалии как раз была одна, которой она не пользовалась. Достаточно было прикрыть картонкой верх, чтобы сделать из нее временное жилище. Испугавшись огромных лиц, склонившихся над ней, птичка дала взять себя в руки и перенести из одной тюрьмы в другую, не оказав ни малейшего сопротивления. Мази сказала: «Добро пожаловать!», но птичка нахохлилась и ничего не ответила.
— Любопытно, — сказала Мази, — я обожаю птиц, но у меня их никогда не было. Поздравляю вас с этой идеей, дитя мое! Когда Патрис закончит работу, мы устроим ему сюрприз.
— У меня для него есть еще один, более значительный, — сказала Элизабет.
— Да? — выдохнула мадам Монастье, и на ее лице появилось выражение такой легко угадываемой надежды, что Элизабет почувствовала, как краснеет.
Даже Мази оторвалась от корзины, внимательно посмотрев на эту молодую женщину, сказавшую, что подарит ее внуку нечто получше, чем эта бенгальская птичка. Стоя между этих женщин-матерей двух поколений, ожидавших от нее важного сообщения, Элизабет пожалела о том, что невольно ввела их в заблуждение. Опустив голову, она сказала:
— Я решила научиться водить машину.
— Что? — недоуменно переспросила Мази.
— Да, — продолжила Элизабет. — Я поступила в автошколу. Сегодня после обеда у меня первый урок.
Мадам Монастье была оглушена этой новостью. Лицо ее вытянулось, глаза потухли.
— Это и есть сюрприз? — пробормотала она.
— Да, мама, — скромно сказала Элизабет.
Мази легче пережила этот удар. Собираясь уже наклониться над люлькой правнука, она с такой же живостью заговорила об автомобиле:
— В добрый час! — воскликнула она. — Я всегда ругала Патриса за то, что он упорно отказывается водить машину. Если он увидит, что вы берете уроки, то ему тоже захочется, и он опять сядет за руль. Ведь вождение автомобиля — мужское занятие! Но его надо лишь подтолкнуть. Вы нашли самый лучший способ. Да, дитя мое, у вас есть голова на плечах! Мне это нравится. Что Вы об этом скажете, Луиза?
— Конечно-конечно, — поспешила сказать мадам Монастье. — Однако я надеюсь, что это столь неожиданное решение не рассердит Патриса.
— Чем больше он будет сердиться сегодня, тем лучше он это оценит завтра, — сказала Мази.
Она смолкла и подняла кверху палец. Из салона доносились громкие аккорды.
— Божественно! — сказала Мази.
— Божественно! — вторила ей мадам Монастье.
И подумав одновременно об этом уже взрослом мальчике, делавшем их обеих такими счастливыми, они с благодарностью посмотрели друг на друга.
Элизабет дождалась второго завтрака, чтобы сообщить Патрису о том, что приобрела птичку и поступила в автошколу.
Ни одна из этих новостей не взволновала его. Он был так доволен своей работой, что, казалось, ничто не могло отвлечь его от размышлений. По-прежнему погруженный в свою музыку, он с рассеянным видом поздравил Элизабет с ее начинаниями в области вождения автомобиля и разведения пернатых и даже посоветовал ей купить красивую клетку и, вернувшись к своим серьезным делам, заявил, что он наконец-то нашел стиль оркестровки. Убрав все переходы, всякое ненужное слияние музыкальных звуков, он сделает так, что каждый инструмент будет звучать как соло. Это позволит добиться особой эмоциональной окраски. Впрочем, соединение инструментальных партий может поставить интересные проблемы контрапункта! Он разглагольствовал, а бабушка и мать буквально упивались его словами, хотя ни та, ни другая не понимали и половины того, что он говорил. Молодая Евлалия с опаской прислуживала этому ставшему вдруг непонятным человеку, которого она знала еще ребенком. Даже Элизабет оробела перед столь глубокими познаниями своего собственного мужа.
Выпив кофе, он снова удалился в салон, куда его влекло мучительное вдохновение. Мадам Монастье ушла к себе переодеться: к пяти часам она ждала на чай важных гостей. Мази уселась в своем плетеном кресле в саду, поставила на стол корзину и принялась разглядывать птичку. В распорядок дня Элизабет входило после полудня два увлекательных занятия: покупка клетки и первый урок по вождению.
Она вернулась в шесть часов вечера, сияющая от радости, с пакетами в руках. Тут была клетка с серебристыми перегородками, птичий корм, усовершенствованная кормушка, поилка последней модели, пакет песка и книжка о разведении птиц. Распаковывая свои покупки перед Мази, она делилась своими впечатлениями о первом уроке в автошколе.
— Это так здорово! Я уже делала повороты, тормозила, выжимала сцепление, увеличивала скорость. В нашей школе точно такой же «Форд», как у нас. Значит, у меня потом не будет никаких трудностей при вождении. Инструктор сказал, что у меня очень хорошая реакция. Он считает, что дней через десять я буду готова к сдаче экзаменов на права.
Она засунула руку в корзину, вытащила бенгальскую птичку и, поцеловав в круглую головку, посадила ее, помятую и недовольную, в новое жилище.
К ночи клетку торжественно перенесли в спальню и установили на комоде. Фрикетта не проявила никакой ревности по поводу новой привязанности хозяйки. Перед тем как заснуть на плече Патриса, Элизабет послушала, как птичка клевала семечки своим острым клювом.
Однако на следующий день Элизабет заметила, что пленница скучает. Оперенье ее поблекло, глаза были полуприкрыты и она больше не слетала с насеста. Было очевидно, что ей не хватало партнера. Элизабет дождалась следующего базарного дня и принесла вторую бенгальскую птичку и два килограмма мастики. Молодая Евлалия воздела руки к потолку:
— Что я с этим буду делать, мадам Патрис? Мастики хватит на натирку полов во всех домах Сен-Жермена!
