Кэтрин Скоулс - Чужая жена
— Она призналась, что пила в отеле — и, как по мне, выпила немало. Должно быть, авария случилась прошлым вечером. Джозеф наткнулся на нее сегодня на рассвете, когда ехал на своем грузовике в Кикуйю. — Том бросил быстрый взгляд на неподвижную фигуру, распластавшуюся на кровати. — Ей очень повезло. Все могло быть гораздо хуже.
— С ней все будет в порядке? — требовательно спросил Карлтон.
— Поправится, — ответил доктор Хемден.
Карлтон облегченно прикрыл глаза:
— Слава Богу.
Взгляд Мары был прикован к изножью кровати, где лежала аккуратно сложенная блузка, сшитая, как показалось ей, из ткани «под леопарда» — такие блузки женщины обычно выбирают для сафари. Немного погодя до нее дошло, что это уже виденная ею желтая шелковая блуза Лилиан, а «леопардовый принт» на ней — не что иное, как пятна крови. Эту блузу Мара запомнила потому, что заметила ее на вешалке в рондавеле Лилиан, не смогла удержаться и тайком ото всех погладила пальцами вышитую на кармашке монограмму «Кристиан Диор». Это случилось еще тогда, когда она отчаянно завидовала Лилиан, думая, что у той есть все, что нужно человеку для счастья…
В комнате повисла тишина, прерываемая лишь скрипом карандаша, которым медсестра-африканка водила по планшету. Стоя над ней, доктор наблюдал через плечо. Карлтон склонился над Лилиан и, прищурив глаза, вглядывался ей в лицо.
Проследив за его взглядом, Мара почувствовала, как ее сердце сжалось от сострадания. Ранимость, которую она и раньше чувствовала в Лилиан, сейчас приобрела телесные очертания: неподвижная фигурка в белой комнате в обрамлении решеток кровати. Лилиан походила на обиженного или даже побитого ребенка, нелюбимого и всеми покинутого.
— И что теперь будет? — спросил Карлтон.
— К счастью, у нас была возможность поместить ее здесь одну. Женские палаты переполнены. Это помещение предназначено для детей, его только что закончили. — Доктор махнул рукой в сторону памятной дощечки, прибитой к дальней стене: «Дар жителей Бексхилл-он-Си». — Она может побыть здесь, пока мы не перевезем ее куда-нибудь подальше.
— Подальше? — удивилась Мара. — Куда?
— Лучше всего в госпиталь принцессы Елизаветы в Найроби. Джозеф свяжется с БМА. — Доктор Хемден повернулся к Карлтону. — БМА — это «Братство миссионерской авиации». Возможно, им удастся прислать за ней самолет. Но вам придется за него заплатить. Я полагаю, вас это устроит?
— Да, конечно, — согласился Карлтон. — Все, что вы посчитаете нужным.
Несмотря на слова согласия, Мара уловила в его голосе неуверенность. Ей не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, о чем он думает. Если Лилиан объявится в аэропорту Найроби — да и, если уж на то пошло, в любом другом аэропорту, — новость разлетится молниеносно. Со всех сторон налетят жадные до сенсаций фотографы и репортеры. Им не составит труда пронюхать о событиях в отеле Кикуйю. Мысленно Мара уже видела заголовки. «Пьяная голливудская звезда пострадала в автокатастрофе». И крупным планом лицо Лилиан, такое, как оно сейчас…
Во что бы то ни стало, нужно было уберечь ее от всего этого.
— Неужели и впрямь так уж необходимо ее перевозить? — спросила Мара. — Разве вы не можете присмотреть за ней здесь?
Она знала, что доктор Хемден — хирург и терапевт очень высокой квалификации.
Карлтон заговорил прежде, чем тот успел ответить.
— Конечно же, безопасность Лилиан имеет первостепенное значение. Но я уверен, что она предпочла бы остаться здесь. Конфиденциальность очень важна для нее. Я не знаю, отдаете ли вы себе в этом отчет, но эта женщина чрезвычайно известна. Знаменита, если уж на то пошло.
— Я знаю, кто она, — оборвал его доктор Хемден. — Именно поэтому я хочу, чтобы ее перевезли отсюда. У меня было множество пациентов, состояние которых было куда тяжелее, чем у нее, но мой госпиталь — не место для кинозвезды.
Он замолчал, взгляд его скользнул к открытому окну. Из компаунда до них доносился детский плач; вернее, даже не плач, а хныканье ребенка, который болен уже давно и, смирившись с болезнью, признает свое поражение. Проследив за его взглядом, Мара увидела Хелен — она мелькала в толпе амбулаторных больных. Мара догадалась, что она, должно быть, объясняет больным, что доктор задерживается из-за непредвиденных неотложных обстоятельств. Хелен выглядела как обычно: опрятная, спокойная, расторопная.
— Для начала, кто будет ей готовить и стирать ее вещи? — спросил у Мары доктор Хемден.
Карлтон перевел на нее недоумевающий взгляд.
— Здесь, в бушах, больницы вроде этой не могут обеспечить питание, — пояснила Мара. — Еду приносят родственники больных.
Она повернулась к доктору:
— Если я смогу организовать необходимую помощь, вы позволите ей остаться?
Доктор помолчал, словно мысленно спорил сам с собой, затем кивнул:
— Хорошо. Но я хотел бы еще раз уточнить: мой персонал не может предоставить ей особый уход.
— Спасибо. Мы вам очень признательны, — за всех поблагодарила Мара, лихорадочно пытаясь сообразить, кто из деревни мог бы присматривать за Лилиан. Может, жена Кефы? Мара попыталась представить Эдину на сиденье «лендровера», с трудом удерживающей в подоле набор миниатюрных тарелочек для Лилиан, — она сочтет это нелепым. Да и ее знания английского, правду сказать, недостаточно для общения с актрисой. Мара закусила нижнюю губу, тщетно пытаясь найти другой выход. Затем вновь выглянула в окно.
— Погодите минутку.
Она метнулась из палаты на улицу и мгновение спустя уже стояла у старого фигового дерева рядом с Хелен.
Хелен удивленно обернулась:
— Быстро же вы добрались! Джозеф выехал к вам не более часа назад.
— Мы приехали не из приюта. Мы уже были в дороге, искали ее со следопытом, — ответила Мара. — Он и направил нас сюда.
Хелен покачала головой:
— Да-да… Бедняжка. Я видела, когда ее заносили. Надеюсь, за ней пришлют самолет. Наш госпиталь ничем не напоминает то, к чему она, должно быть, привыкла.
Представив себя на месте звездной пациентки, она обвела взглядом окружающую ее обстановку.
— Она хочет остаться здесь, — решительно сказала Мара, убеждая себя, что хоть Лилиан ни словом не обмолвилась об этом, ее желание было бы именно таким. В конце концов, ее карьера зависела именно от того, удастся ли сохранить аварию в тайне.
— Вы уверены? — спросила Хелен. — Я не думаю…
— Послушай, — положив руку ей на плечо, решительно перебила Мара. — Сколько вам не хватает денег на авиабилеты, чтобы свозить детей в Англию?
Хелен озадаченно посмотрела на нее.
— Много, — наконец вздохнула она. — Пятьсот фунтов стерлингов. Мы уже об этом и не думаем. Девочки расстроились, конечно, но они все понимают. Глупо было даже мечтать об этом. Мы нигде не сможем достать столько денег.
— Сможете, — сказала Мара. — Лилиан нужен кто-то, кто смог бы готовить для нее, стирать и, возможно, делать еще кое-какие мелочи. Она щедро заплатит.
Хелен нахмурилась:
— Я не смогу брать с нее деньги.
— Еще как сможешь, — уверила ее Мара. — Она очень богатая женщина. Поверь мне, остаться здесь для нее куда важнее, чем сэкономить каких-то жалких пятьсот фунтов.
Глаза у Хелен расширились.
— Не может быть!
— Еще как может!
— Но я не смогу запросить с нее так много, — в сомнении протянула Хелен.
Мара отмахнулась:
— Тебе это и не нужно, я сама попрошу. Если, конечно, у тебя найдется для нее время.
В глазах у Хелен зажегся огонек.
— Найдется. Конечно, найдется.
Мара улыбнулась:
— Вот и договорились.
Вернувшись в палату, Мара обнаружила, что Лилиан уже разбудили и доктор Хемден осматривает ее колено.
— Похоже, у вас разбита коленная чашечка, — говорил он. — Но этого мы с вами не определим до тех пор, пока не спадет опухоль.
Мару поразила прозвучавшая в его голосе нежность. Ни былой раздражительности, ни вполне простительного нетерпения человека, у которого впереди напряженный рабочий день.
Незаметно, чтобы не мешать врачу, она прокралась поближе и встала рядом с Карлтоном. В то же мгновение Лилиан повернула голову. Их взгляды встретились. Здоровый глаз Лилиан наполнился влагой, ресницы дрогнули, и, перетекая через край, слезы заструились по виску.
— Простите, простите меня, — сказала Лилиан, неловко шевеля разбитыми губами. — Теперь все пропало, и это из-за меня! — Она закрыла глаза и откинулась на подушку, зарываясь в нее поглубже, будто хотела исчезнуть. Слезы, пробивая русло на виске, скатывались к волосам, словно лесной ручей. Пятна бордового антисептика на щеках размазались, превратив некогда прекрасное лицо Лилиан в подобие пугающей африканской маски.
Вглядываясь в ее неузнаваемое после аварии лицо, Мара не могла избавиться от ощущения, что видит перед собой внезапно обнажившиеся внутренние раны Лилиан, те самые, которые помогли ей состояться как актрисе и… подтолкнули к алкогольному забытью. Мара почувствовала, как у нее самой к горлу подступили слезы. Повинуясь порыву, она коснулась израненной щеки Лилиан и нежно провела ладонью по беспомощно детской косичке.
