Кэтрин Скоулс - Чужая жена
— Зачем ей понадобилось ехать куда-то в одиночку? — удивился Питер. — Она даже не знает здешних дорог…
— Лилиан отправилась в Кикуйю, там напилась, — отрезал Карлтон. — Попала в аварию.
Он повернулся к Леонарду.
— Следовательно, ни о какой страховке не может быть и речи. — Он медленно выдохнул. — Все кончено.
Леонард обошел машину и заглянул в окно, оказавшись лицом к лицу со своим братом.
— Но нам осталось доснять несколько сцен.
Карлтон беспомощно развел руками:
— Мы не можем снять их без Лилиан, не так ли? Вырезать их тоже никак нельзя.
— Нельзя. — Леонард покачал головой. — Должен же быть какой-то выход!
Карлтон мрачно рассмеялся:
— Мы можем, конечно, попытаться упросить миссионеров подделать справки и написать, что Лилиан попала в аварию трезвая как стеклышко. Но вряд ли они на это пойдут!
Оттолкнувшись ладонями от кузова, Леонард отпрянул от машины и сжал кулаки. Затем повернулся ко всем спиной, присел на корточки и съежился.
Мара обернулась к Питеру. В его глазах она увидела отражение собственных чувств: изумление, тревогу и смятение от того, что у них не останется того драгоценного времени, на которое они еще рассчитывали.
В напряженной тишине даже самые незначительные звуки: отдаленный звон посулы на кухне, скрип обивки из кожзаменителя, когда Карлтон тяжело заворочался на своем сиденье, жужжание мухи, попавшей в плен солнцезащитного щитка, — усилились, будто запущенные в громкоговоритель. Наконец Кефа открыл дверь и выбрался наружу. Остальные последовали его примеру. Они стояли все вместе, подавленные и молчаливые.
Внезапно Леонард вскочил на ноги и обернулся к Маре. Она удивленно взглянула на него, ожидая увидеть в его глазах опустошенность, но никак не горячечную решимость.
— У меня есть идея, — объявил он. Внимательно поглядел на Мару, затем — на Питера. — Мне нужно поговорить с вами двумя наедине.
Он быстро повел их обоих к дальнему концу двора, где темной непроходимой стеной стояли деревья.
— Вы не обязаны соглашаться, — с ходу начал он, поглядывая на Мару. Она сглотнула, ощутив внезапную сухость во рту. — Я прошу вас сыграть роль Лилиан, то есть снова побыть Мегги.
Мара нахмурилась. Судя по глубине отчаяния Карлтона, решение не могло быть простым.
— Что ж, если это поможет, — осторожно ответила она. — Если я, конечно, смогу…
Она осеклась, вспомнив о Питере, — тот стоял рядом, широко раскрыв глаза.
— Есть одно «но», — остановил ее Леонард и тут же замолчал, словно не мог подобрать подходящих слов. Затем махнул рукой на околичности и сказал напрямик:
— Короче, недоснятыми остались любовные сцены. Я всегда приберегаю их напоследок, когда актеры притерлись друг к другу и между ними может вспыхнуть искра.
Осознав услышанное, Мара во все глаза уставилась на него.
— Вы можете просто сказать «нет», — быстро произнес Леонард, переводя взгляд с Мары на Питера и обратно. — Я пойму. Действительно пойму. — Он снова запнулся. — По я уверен, что смогу найти такой ракурс съемки, при котором лица Мегги видно не будет. А если даже и будет, то оно окажется в тени. — Он глубоко вздохнул и продолжил: — Мара, вы провели с нами достаточно много времени, чтобы понять, как проходят съемки. Все будет разбито на кадры, а затем смонтировано. В итоге будет казаться, что Люк и Мегги занимаются любовью. Но на деле все будет совсем не так. Хотя я должен честно признать… — В его глазах промелькнуло сомнение. — В сцене будет поцелуй, без которого не обойтись. Прикосновения… Все это, конечно, будет.
Мара кивнула. Она смотрела в землю, пытаясь скрыть замешательство. Она чувствовала, что Питер на нее смотрит, и тщетно пыталась представить, что бы она увидела в его глазах, если бы решилась поднять взгляд. Хотя его, как и ее саму, наверное, сейчас гложут сомнения.
— В хижине не будет никого, кроме вас и меня, — продолжал Леонард. — Освещение мы выставили еще с утра, так что Брендан нам не понадобится. Съемка будет «немой», за камерой буду стоять я. Так что никто даже из съемочной группы не будет знать, что происходит. Позже, увидев уже готовый фильм, все решат, что недостающие сцены мы досняли в Лос-Анджелесе. Персоналу приюта известно, что вы снимались в кино, а больше им и знать не надо. Никто не должен заподозрить, что в этих сценах снималась не Лилиан Лэйн. Мы сделаем все для того, чтобы никто ни о чем не догадался: ни про аварию, ни про съемку. Но это возможно, только если выйдет фильм.
Леонард подождал, пока Мара поднимет на него взгляд, и продолжил. Из-за лихорадочного возбуждения его жесты стали еще более размашистыми и резкими, чем обычно.
— Мне даже кажется, что так будет интересней, чем мы думали. Зрители увидят картину как бы сквозь завесу из травы. Это соответствует стилистике фильма — он как раз о том, что обычно скрыто от глаз.
Леонард повернулся к Питеру:
— Ну, что скажешь?
Долгое мгновение Питер молчал в раздумьях.
— Если говорить обо мне, — наконец произнес он, — это моя работа и мне не привыкать. Но Мара — не актриса! И это многое меняет. Для нас обоих.
— Это ровным счетом ничего не меняет! — замахал руками Леонард. — В любом деле есть новички. И есть те, кто на этом собаку съел. Но все делают одно общее дело. Маре уже доводилось дублировать роль Мегги. А это всего лишь на один шаг дальше.
Питер медленно кивнул. Мара могла представить себе, что творится у него в голове. По крайней мере, у нее в голове был сумбур. Как играть любовь в кино — как вообще можно играть любовь, когда ее нет?
В сцене будет поцелуй, без которого не обойтись. Прикосновения… Все это, конечно, будет.
Почему-то ей вспомнились слова Леонарда о том, что сцену разделят на кадры и каждый последующий эпизод будет отрезан от предыдущего.
— Подумайте над моим предложением. — На сей раз Леонард обратился к ним обоим. — Я на вас не давлю, не тороплю, просто подумайте!
Он даже сунул руки в карманы, как бы показывая, что всю свою неуемную энергию он вовсе не направляет на давление, а наоборот — держит при себе.
Мара повернулась и побрела прочь. Она остановилась лишь за кустом бугенвиллеи, полностью скрывшим ее. Оттуда открывался вид на равнину. Неподалеку двое мальчишек пасли стадо бурых и белых коз. Глядя на них, Мара попыталась спокойно взвесить все «за» и «против» внезапного предложения. На одной чаше весов, конечно, лежала судьба шедевра Леонарда, в который уже вложено столько сил и средств. На этой же чаше, пожалуй, была и карьера самого Леонарда, а с ним и Карлтона. И той же Лилиан. А также мечта Руди бросить крутить баранку такси. И кроме того — спасение родового поместья Миллеров, Рэйвэн-Хиллз.
На другой чаше весов были причины, по которым Маре не следовало принимать это предложение. Мара попыталась было облечь их в слова, но нужные фразы на ум не приходили. Вместо них перед ее мысленным взором представали лишь лица: Джона, Матильды, Полы, ее детей. И Питера. Мара попыталась представить себе, как бы каждый из них отнесся к тому, что уже лежало на чаше весов. Но лицо, всплывающее в ее сознании вновь и вновь, не позволяющее оставить его без внимания, не было одним из этих лиц.
Это было ее собственное лицо.
Светлое, одухотворенное, с сияющими глазами и губами, которые вот-вот растянутся в невольной улыбке.
Женщина вернулась туда, где ее ждали Леонард и Питер.
— Ну, Мара, каково ваше решение? — спросил Леонард, едва она подошла.
Казалось, вопрос повис в воздухе. Мара отвернулась, избегая его ищущего взгляда, и поискала глазами Питера. Их глаза встретились. Она прочла значение его взгляда. Когда она заговорила, ее голос звучал отчетливо:
— Я решилась.
Я Мегги, и я хочу быть с Люком.
Питер поглядел на нее своими глубокими, будто бездонные колодцы, глазами. И медленно перевел дыхание:
— Я тоже.
Леонард закрыл глаза. Затем улыбнулся, словно, воспрянув духом, он вдруг помолодел:
— Что ж, тогда за дело. Я готов.
Платье было длинным, красным, сшитым из дорогой шелковой ткани. Оно мягко шелестело, когда Мара надевала его через голову. От него не пахло духами Лилиан — платье ни разу не надевали, его достали впервые лишь перед съемкой — обрывки упаковочной бумаги еще валялись на земляном полу рядом с написанной от руки биркой «Мегги». Маре с трудом удалось натянуть его — хотя она и приняла дуги всего час назад, ее тело уже было влажным от пота и ткань липла к коже. Но сидело оно по фигуре, будто было сшито специально для нее.
Она стояла в одиночестве посреди тростниковой хижины, босиком на сплетенной из сизаля циновке. Света было немного — уходя, Леонард прикрыл за собой дверь, и солнечные лучи проникали лишь через одно небольшое окошко, но Мара могла разглядеть съемочное оборудование, уже расставленное по местам: лампу, подвешенную на перекладине под крышей, штатив для камеры, сложенный на полу возле большого посеребренного щита, предназначенного, как знала Мара, для того, чтобы отражать свет в кадр. Брендан обшил домик черным пластиком так, что если в обычное время его стены играли лучиками света, словно пчелиные соты, то теперь внутри царила ночь.
