Мор Йокаи - Золотой человек
— Прошу вас, матушка Зофия, не церемоньтесь со мной. Я сяду вон на тот жбан. Тут отлично можно усесться.
С этими словами он примостился на жбане против Тимеи.
Оставалось еще затруднение с кукурузой. Но и тут хозяйку также выручил капитан.
— Я вижу, матушка Зофия, вы лакомитесь кукурузой. Да не стесняйтесь, пожалуйста! Это же очень приятно — кукуруза после обеда в воскресный день. Прошу вас, угостите и меня, бросьте вот сюда, в фуражку, несколько початков. Я с удовольствием погрызу ее.
Госпожа Зофия пришла в восторг, увидя, что бравый капитан не брезгует простонародным лакомством и, положив початки прямо в фуражку, с наслаждением грызет их. Этим г-н Качука снискал ее особое расположение.
— Я как раз рассказывала Тимее, — непринужденно заговорила г-жа Зофия, — как совершается в нашей церкви обряд крещения. Уж больно ее заинтересовало это.
При первых же ее словах Тимея чуть было не убежала, испугавшись, что та расскажет всю правду. Но г-жа Зофия недаром была мамашей девушки на выданье. Догадавшись, в каком смятении пребывает Тимея, она сразу же переменила тему разговора.
— Я объясняла ей, что такое крещение и как оно происходит. Вот она и всполошилась. Глядите, дрожит вся! Я сказала, что ее запеленают перед крещением, как грудного младенца, и что ей тоже придется громко плакать. Ну, полно, не бойся, дурочка, все будет совсем не так, я просто пошутила. И вы знаете, пуще всего она испугалась, что ее окунут в купель — прическу, дескать, испортят!
Но тут необходимо сказать несколько слов о прическе Тимеи.
У нее были чудесные волосы, длинные и густые. Аталия ради забавы заставляла свою парикмахершу делать Тимее самые причудливые прически. То она приказывала взбить ей волосы в виде высокой несуразной башни, гладко прилизав их на висках, то соорудить нечто вроде крыльев летучей мыши, то скрутить из кос какое-то подобие бараньих рогов, оставив затылок взлохмаченным. Аталия принуждала бедную девушку носить такие диковинные прически, каких до нее не носил никто на свете. При сооружении их не жалели ни шпилек, ни сеток, ни щипцов для завивки, ни папильоток, ни щеток, ни помады. Все это она проделывала якобы из родственных чувств, заботясь о ее красоте, и бедная девушка даже не подозревала, что замысловатые прически ей очень не идут.
Господин Качука решил открыть ей глаза.
— Да что вы, мадемуазель Тимея, — воскликнул он, — вам нечего беспокоиться за эту прическу! Вам больше всего пошла бы скромная, гладкая прическа. У вас такие дивные косы, что просто грешно жечь их щипцами и мазать помадой. Прошу вас, не позволяйте больше делать этого. Ведь жалко каждый загубленный волосок! От такого варварского обращения волосы только портятся. Они теряют естественный блеск, расщепляются, становятся ломкими и выпадают раньше времени. Вам нет никакой надобности в этих искусственных локонах и завитушках. Ведь у вас такие чудесные густые волосы, что, если вы заплетете их в одну тугую косу и обернете ее вокруг головы, получится прекрасная прическа. Лучшего вам и желать нечего.
Возможно, г-н Качука сказал это только из человеколюбивых побуждений, просто пожалев роскошные волосы, с которыми так варварски обращались, сооружая вычурные прически. Но его слова произвели на девушку куда более глубокое впечатление, чем он предполагал.
С этой минуты Тимее стало казаться, что зубцы гребенки глубоко вонзились ей в голову и причиняют нестерпимую боль; она не могла дождаться, когда уйдет г-н Качука.
Впрочем, капитан не стал засиживаться на кухне, сжалившись над хозяйкой, которая была явно не в своей тарелке и то и дело поджимала ноги, обутые в рваные шлепанцы, — пыталась скрыть их от гостя, Пообещав зайти еще раз вечером, Качука приложился к руке хозяйки, отвесил низкий поклон Тимее и удалился.
Едва капитан переступил порог кухни, как Тимея вытащила высокую гребенку из волос, мгновенно распустила громоздившиеся на макушке косы и, подбежав к кадке с теплой водой, принялась ожесточенно мыть голову.
— Что ты делаешь, дуреха? — взвизгнула г-жа Зофия. — Перестань сейчас же! Что ты натворила с прической? Вот погоди, вернется Аталия, уж она тебе покажет!
— Ну и пусть! — огрызнулась девушка, выжимая волосы. Затем, усевшись позади хозяйки, она принялась заплетать волосы в косу.
Внезапно в Тимее проснулось упрямство. Слова капитана приободрили ее, пробудили в душе какие-то дремлющие силы. Она перестала бояться хозяев и впредь решила считаться только с его вкусом и во всем ему угождать. Закрутив косу, она закрепила ее на затылке так, как подсказал ей капитан.
Госпожа Зофия в душе смеялась: «Ну и заморочили же голову наивной девчонке». Пока Тимея заплетала волосы, она придвинулась к ней вплотную и, чтобы расположить ее к себе, снова стала рассказывать:
— Хочешь, я доскажу тебе про обряд венчания? На чем же прервал нас этот шутник? Если бы он знал, о чем мы с тобой беседовали! Да, помнится, я остановилась на том месте, когда жених и невеста пьют из одной чаши. В это время хор поет «Гос-по-ди по-ми-луй!». Священник читает Евангелие, а шафера тем временем держат венцы над головами новобрачных. Потом священник снова берет в руки венцы, кладет их на серебряный поднос и торжественно говорит, обращаясь к жениху: «Будь прославлен, как Авраам, благословен, как Исаак, и приумножься, как Иаков». Затем, обращаясь к невесте, произносит: «Будь прославлена, как Сарра, возвеселись, как Ревекка, и приумножься, как Рахиль!» После этого благословения жених и невеста целуются три раза перед алтарем, на глазах у всех свадебных гостей.
Тимея опустила глаза, чтобы не видеть этой сцены.
* * *Вернувшись с визитов, Аталия с изумлением увидела, что волосы Тимеи заплетены в косу.
— Кто тебе позволил испортить прическу? Где же твой высокий гребень? Где бант? А ну-ка сделай все, как было! Сейчас же, слышишь!
Но Тимея лишь сжала губы и упрямо тряхнула головой.
— Ты сделаешь, как я сказала, или нет?
— Нет!
Аталию поразило столь необычное упрямство девушки. Слыханное ли дело, чтобы кто-нибудь ей перечил? А тем более эта живущая в их доме из милости приживалка. Что с ней случилось? Всегда такая покорная и смиренная. Даже ноги ей, Аталии, целовала…
— Нет? — спросила она, подойдя вплотную к Тимее и приблизив свое пылавшее гневом лицо к бледному, как всегда, лицу девушки; казалось, она хочет испепелить ее взглядом.
Госпожа Зофия не без злорадства наблюдала за этой сценой:
— Говорила я тебе, что Аталия задаст тебе трепку?
Но Тимея, не отводя взгляда от сверкающих яростью глаз Аталии, решительно повторила:
— Нет!
— А это почему же? — взвизгнула Аталия, точь-в-точь как мать, и в ярости выпучила глаза, как это делал ее отец.
— Потому что я так красивее! — смело ответила Тимея.
— Кто это тебе сказал?
— Он…
Пальцы Аталии сжались, словно когти орла, готового броситься на свою жертву. Стиснутые зубы блеснули меж злобно искривившихся губ. Казалось, вот-вот она вцепится в девушку и растерзает ее.
Но тут неожиданно Аталия разразилась саркастическим хохотом и, резко повернувшись спиной к Тимее, удалилась в свой будуар.
В тот же день вечером г-н Качука пришел к своей невесте. Его пригласили на ужин. За столом Аталия необычайно ласково обращалась с Тимеей, выказывая ей самое нежное внимание.
— Не находите ли вы, капитан, что гладкая прическа очень к лицу Тимее, что она делает ее гораздо интересней?
— Несомненно, — подтвердил гость.
Аталия ехидно улыбнулась. Теперь она твердо решила не в шутку, а всерьез отомстить дерзкой девчонке.
До свадьбы оставалось всего два дня.
Все это время Аталия относилась к Тимее с подчеркнутой нежностью. Она не отпускала ее от себя, а прислуге приказала обращаться с Тимеей как с барышней и целовать ей руку.
Госпожа Зофия даже называла ее маленькой невестой.
Вскоре портниха принесла подвенечный наряд.
Как восхищалась Тимея роскошным платьем! Она хлопала в ладоши и, как ребенок, приплясывала вокруг него.
— А ну-ка, примерь свое подвенечное платье, — с коварной улыбкой предложила ей Аталия.
Девушка позволила надеть на себя подвенечное платье, узоры на котором она вышила своими руками. Тимее не нужны были ни корсет, ни корсаж, платье чудесно сидело на ее стройной фигурке. С каким целомудренным самодовольством вертелась она перед огромным трюмо, разглядывая себя в зеркале. Ах, как она будет прекрасна в этом подвенечном наряде! Кто знает, может быть, в эту минуту в девушке впервые вспыхнуло пламя страсти, с ее блаженством и муками? О, такого, конечно же, не могла предвидеть особа, решившая сыграть с Тимеей злую шутку!
Горничная, одевавшая ее, кусала губы, чтобы не прыснуть со смеху. А жестокая Аталия со злорадством наблюдала за ничего не подозревавшей девушкой, охваченной не изведанными ранее чувствами, которые читались на ее беломраморном лице.
