Кристин Сэлингер - Семейные тайны
Он надеялся, что у него в запасе целый час, а то и больше, прежде чем Кэм явится достраивать корпус спортивного рыболовного судна. Этана не надо ждать раньше полудня. Осень — сезон ловли крабов, и он наверняка все утро проведет в море.
Значит, у него есть немного времени, чтобы в спокойной обстановке привести в порядок документацию, оставшуюся не разобранной с прошлой недели.
Войдя в свой тесный кабинет, Филипп первым делом включил свет и радио и десять минут спустя уже с головой ушел в расчеты. Это была его стихия.
Получалось, что их фирма задолжала всем подряд. Нужно было платить за аренду помещения, за коммунальные услуги, делать страховые взносы и платить за поставленную древесину.
Правительство получило свою долю — весьма солидный кусок — в середине сентября, но от этого не легче, поскольку очередной налоговый платеж не за горами.
Филипп жонглировал цифрами, перечеркивал их, переворачивал так и этак и в конце концов пришел к выводу, что иметь долги не так уж страшно. Первый заказ принес им вполне приличный доход, большая часть которого была пущена на развитие предприятия. Как только они перевернут ныне строящийся корпус, заказчик выпишет чек, что позволит им удержаться на плаву.
Однако до солидной прибыли им еще далеко.
Он покорно сократил расходы, внес последние данные в крупноформатную таблицу, привел в соответствие цифры, стараясь при этом не очень сокрушаться из-за того, что как ни крути, а дважды два четыре.
Внизу громко хлопнула тяжелая дверь.
— Опять там прячешься? — окликнул его Кэм.
— Да, развлекаюсь.
— А некоторые приходят сюда трудиться.
Филипп глянул на цифры, пляшущие на экране монитора, и усмехнулся. По мнению Кэма, по-настоящему трудится только тот, у кого в руках инструмент.
— Это все, на что я способен, — пробормотал он и закрыл компьютер, затем сложил на углу стола счета к оплате, сунул в задний карман чеки на зарплату и спустился вниз.
Кэм пристегивал пояс с инструментами. Бейсболка на его голове сидела задом наперед. Он специально ее так надевал, чтобы в глаза не лезли волосы, сейчас падавшие на его плечи из-под козырька. Филипп увидел, как Кэм снял с руки обручальное кольцо и аккуратно убрал его в передний карман.
Все так же аккуратно, думал Филипп, он вытащит его из кармана по окончании рабочего дня и вновь наденет на палец. С кольцом на руке работать не рекомендуется. Зацепится за что-нибудь, и останешься без пальца. Но почему-то братья никогда не оставляли свои обручальные кольца дома. Интересно, они видят в этом какую-то символику или им просто спокойнее, когда атрибут супружества постоянно при них?
А собственно, ему-то какое дело до супружества с его символикой?
Поскольку Кэм первым добрался до рабочего места, из радио уже гремел бешеный рок, которому Филипп, безусловно, предпочел бы ленивую мелодию блюза. Он тоже стал надевать пояс с инструментами. Кэм смерил его оценивающим взглядом.
— Не ожидал увидеть тебя здесь в такую рань. Да еще таким бодрым и свеженьким. Думал, ты вчера поздно лег спать.
— Не задирайся.
— Да я так, к слову. — Анна уже отчихвостила его за прошлый инцидент с Филиппом. Пристыдила и запретила вмешиваться, сказав, что негоже попирать чувства брата.
Лучше уж получить по морде от Филиппа, чем словесный нагоняй от жены.
— Желаешь побаловаться с ней, дело твое. Дамочка она симпатичная, хотя, на мой взгляд, черствая.
— Ты ее не знаешь.
— А ты уже успел узнать? — Заметив, как вспыхнули глаза брата, Кэм выставил вперед ладонь. — Я просто пытаюсь понять. Сет ведь не останется равнодушным к твоему увлечению.
— Я знаю, что она стремится помочь и делает все от нее зависящее, чтобы Сет остался там, где он должен быть. Насколько я могу догадываться, она росла в чопорной бездушной среде, где все подчинено правилам внешнего этикета.
— В роскоши и богатстве.
— Да. — Филипп направился к груде досок. — Частные школы, личные водители, загородные клубы для избранных, прислуга.
— Вообще-то ей трудно сочувствовать.
— Не думаю, что она ищет сочувствия. — Он поднял доску. — Ты сказал, что хочешь понять ее. Безусловно, определенные блага у нее были. Но что касается теплоты, любви, в этом я сомневаюсь.
Кэм пожал плечами и взялся за другой конец доски, решив, что, работая сообща, они успеют больше.
— Она не производит впечатления несчастной и обездоленной. Скорее хладнокровная, безучастная.
— Сдержанная. Осторожная. — Филипп вспомнил минувший вечер, вспомнил, как она потянулась к нему. Но это произошло впервые. Единственный раз. Может, Кэм и прав, уныло подумал он.
— По-твоему, только вы с Этаном вправе общаться с женщинами, которые удовлетворяют вас физически и интеллектуально?
— Нет. — Кэм вставил брус в корпус и расправил плечи. В голосе Филиппа он уловил досаду и какую-то необъяснимую тоску. — Нет, не только мы. Я поговорю о ней с Сетом.
— Я сам поговорю.
— Ладно.
— Мне он тоже небезразличен.
— Знаю.
— Раньше было не так. — Филипп вытащил молоток. — Я, в отличие от тебя, не сразу его принял. Но теперь все по-другому.
— И это знаю. — Следующие несколько минут они работали молча. — И все же ты не отказался от него. — Кэм вбил брус на место. — Даже когда не испытывал к нему особой привязанности.
— Я делал это ради отца.
— Мы все делали это ради отца. А теперь делаем ради Сета.
К обеду остов судна был обшит деревом. Обшивка методом гладкой нахлестки — отличительный знак их компании — была трудоемким, нудным и утомительным занятием, требовавшим от корабелов высокого мастерства и взыскательности к собственному труду. Но в результате получалась конструкция особой прочности и добротности.
Кэм, безусловно, из них троих самый искусный плотник, но Филипп считал, что и он постарался на славу.
Да, думал он, разглядывая обшивку, хорошая работа.
— Ты взял что-нибудь на обед? — спросил Кэм, открывая бутылку с водой.
— Нет.
— Черт. Держу пари, Этану-то Грейс, как всегда, навалила с три короба. Жареного цыпленка положила или несколько толстых кусков подрумяненной ветчины.
— У тебя тоже жена есть, — заметил Филипп.
Кэм фыркнул и закатил глаза.
— Ну да, представляю реакцию Анны, если попросить ее заворачивать мне каждый день обеды. Шмякнет меня портфелем по голове и пошла себе на работу. Так, нас двое, — рассудил он. — Можно причислить еще и Этана, особенно если не дать ему опомниться, когда он войдет.
— Давай не будем мудрить. — Филипп порылся в кармане и извлек монету в двадцать пять центов. — Орел или решка?
— Орел. Проигравший бежит в магазин.
Филипп подкинул монету, поймал ее и разжал ладонь. Над ним ухмылялся орлиный клюв.
— Проклятье! Чего тебе?
— Большой бутерброд с мясом, двойную порцию чипсов и шесть галлонов кофе.
— Ну-ну, засоряй свой организм.
— Последний раз, когда я заходил в «Кроуфорд», соевого творога у них не было. Не понимаю, как ты жрешь такую гадость. Рано или поздно все равно ведь умрешь. Так лучше уж сытным бутербродом полакомиться.
— О вкусах не спорят. — Филипп вытащил из кармана чек на зарплату Кэма. — Держи. Только не истрать все в одном месте.
— Ну все, можно выходить на пенсию и перебираться жить в шалаш на Мауи. Этану тоже выписал?
— Выписал. Что из того?
— А себе?
— Мне не нужно.
Кэм прищурился, наблюдая, как Филипп надевает куртку.
— Так не пойдет.
— Финансами ведаю я, так что сам буду решать, как пойдет, а как нет.
— Ты вкалываешь, тратишь время, значит, и зарплата тебе полагается.
— Мне она не нужна, — раздраженно бросил Филипп. — Когда понадобится, возьму. — Он покинул мастерскую.
Упрямый сукин сын, подумал возмущенный Филипп. Как на него не злиться, когда он такую чушь порет?
Тот еще стервец, подумал Кэм, закрывая бутылку с водой. Всю плешь проест из-за малейшего пустяка. Потом сам же все эти пустяки и утрясает. Сначала загонит в угол, потом на стену лезет ради тебя.
Как тут не беситься?
Теперь вот заморочил себе голову женщиной, которая вряд ли заслуживает доверия. Лично он, Кэм, глаз не спустит с этой Сибилл Гриффин.
И не только ради Сета. Филипп хоть и толковый парень, но, когда видит смазливое личико, дуреет, как всякий мужик.
— И юная Карен Лосон — она работает в гостинице с прошлого года, с тех самых пор как спуталась с Маккинни, — читала собственными глазами. Она позвонила своей мамочке, а поскольку Битти Лосон моя подруга и давнишний партнер по бриджу, то сразу же мне перезвонила.
Нэнси Клермонт, первая сплетница в городе, никогда не отказывала себе в удовольствии почесать языком. Поскольку ее мужу, а следовательно и ей, принадлежал солидный кусок Сент-Криса, в том числе и старый сарай, который братья Куинны арендовали под судостроительную мастерскую — хотя одному Богу известно, чем они там занимаются, — она считала, что не только вправе, но и просто обязана разнести по всему свету пикантную новость, услышанную накануне.
