Колм Лидди - Потому. Что. Я. Не. Ты. 40 историй о женах и мужьях
— Так что скажешь, Кейт? — спросил он. — Она не слезает с меня, требует, чтобы мы пошли смотреть ее слайд-шоу. Может, я возьму несколько ребят? Мы быстренько сходим, посмотрим и тут же вернемся.
Я не решилась сказать «нет».
А зря.
Поначалу Джим отправился в родительский дом с шестью друзьями всего на десять минут. Потом некоторые из них вернулись и увели туда своих жен.
Потом они заскочили на минутку сказать, что такое зрелище нельзя пропустить.
— Это нужно видеть, — сказали они.
Я не спросила, что их так поразило.
К половине одиннадцатого я осталась в своем доме одна. Все перебрались в соседний. Поначалу это позволило мне убрать со стола и подготовить его к игре в карты. Потом у меня нашлось время на то, чтобы загрузить посудомоечную машину и запустить ее в быстром режиме. В доме по-прежнему было пусто, и у меня впервые за целый день выдалась возможность присесть. Я даже скинула туфли, чтобы ноги отдохнули. Я сидела и прислушивалась к нарастающему шуму, доносившемуся из соседнего дома.
Пробило одиннадцать. Никто не возвращался. Я надела туфли и пошла в соседний дом.
Черный полиэтилен убрали, и теперь весь парадный фасад искрился пурпурными огоньками. Дверь стала центром большой кружащейся спирали.
У входа курил Джо Нолли, приятель Джима.
— Это как в передаче, что мы в детстве смотрели, — объяснил он. — «Туннель времени». Там туннель точно так выглядел, когда двое провалились в него и оказались в эпохе динозавров или Авраама Линкольна, что-то в этом роде. Здорово сделано, да?
Да.
Джо выбросил окурок и проводил меня в старый дом, который теперь был неузнаваем. «Туннель времени» перенес нас в 1966 год, в тот год, когда родился Джим. На каждой стене перемигивались яркие лампочки. На двух больших телеэкранах мелькали документальные кадры о Вьетнаме, перемежающиеся изображениями Аркла[48] и Джима Фроли в возрасте одного, двух, трех, четырех, пяти, шести, семи, восьми, девяти… лет.
— Видишь, — сказал Джо, перекрикивая шум, — она даже диджея пригласила, и он сегодня ставит песни, которые были хитами в тот год: «Monday, Monday», «Yellow Submarine», «Wild Thing», «Paint it Black», «Pretty Flamingo», «These Boots are Made for Walking»…
В доме, сразу же у входной двери, стояла картонная фигура Джима в натуральную величину, в костюме астронавта. На некоторых гостях, в том числе на Джо Нолли, были сделанные на заказ футболки с надписью «Я БЫЛ ТАМ… КОГДА ДЖИМУ ИСПОЛНИЛСЯ СОРОКОВНИК!». Моя золовка осуществила все те идеи, которые навязывала мне, и еще некоторые другие. Здесь были и торт в форме автомобильного колеса, и маленькие сувенирчики в виде покрышек.
Из толпы выскочил Сайан — раскрасневшийся, потный, взъерошенный, довольный.
— Мам! Можно я останусь здесь на ночь, у Коула? Его мама сказала, что не возражает, если ты разрешишь.
Оставайся.
Потом я наткнулась на Джима. Он стоял в окружении людей, которых я не приглашала. Приятели поры его растраченной юности, две бывшие подружки — люди, с которыми, я думала, он давно порвал. Увы!
— Привет, милая, — проревел он мне в ухо пьяным голосом, похлопывая меня по ягодицам (с любовью). — Хорошо, что пришла. Здесь здорово, правда?
— Да. Только десять минут что-то затянулись, — говорю я. Его разум затуманен спиртным и лестью, и потому он не улавливает горечи в моем голосе. Я понимаю, что сейчас бесполезно выражать ему свою обиду.
Я поворачиваюсь, собираясь уйти, и тут слышу перекрывающий шум голос своей золовки, с гордостью заявляющей кому-то из восторженных гостей:
— Я всегда говорю, главное — все организовать.
Я рассматриваю ее со спины. Платье на ней потрясающее, явно авторской модели. На фигуре 8-го размера сидит идеально, как и положено. Правда, мне кажется, что под макияжем на лице лежит отпечаток изможденности, свидетельствующий о том, что эта женщина худее, чем ей следует быть. А в руке у нее, между прочим, неизменный блокнот.
Она резко поворачивается, и я не успеваю скрыться с ее глаз.
— О боже, Кэтлин! — восклицает она. — Чудесный наряд. Ты в нем выглядишь гораздо стройнее.
Спасибо.
— Твой тоже, — отвечаю я. — Прости, мне нужно вернуться к себе.
— Как же так? — изумленно вскрикивает она и, глядя в свой блокнот, тыкает ручкой в одну из строчек. — Скоро выступление фокусника. А в полночь салют!
— Прекрасно, — говорю я, чувствуя, как мой рот опять наполняется кислым вкусом. — Но мне надо подавать десерт.
— К чему эти хлопоты, Кэтлин? — не унимается она. — На твоем месте я бы осталась здесь до конца. Вместе со всеми. — Помолчав, она добавляет: — Джим уж точно никуда не пойдет.
Я возвращаюсь домой.
Черт бы побрал эту диету! Я беру крем-брюле и сажусь за стол. Потом кладу себе еще одну порцию, наливаю большой бокал красного вина. Через стены я слышу усиливающийся шум: веселье в самом разгаре.
Джим выбрал Ее. Ну и пошли они оба куда подальше…
По моей щеке катится слеза. Я шмыгаю носом. Опускаю лицо в ладони…
Прошло полчаса. Мое лицо по-прежнему покоится в ладонях. Я засыпаю и вдруг чувствую на своем плече тепло сильной мужской руки.
Я резко выпрямляюсь, но это всего лишь Теренс.
— Привет, — говорит он. — Одна скучаешь? Это плохо.
Он подходит к кухонному столу, наливает еще два бокала красного вина. Садится на стул напротив меня. Говорит, что у нас с ним много общего.
— … живем в браке с Фроли. Ты должна признать, что брат и сестра, при всех их различиях, очень похожи. Вероятно, потому, что Джим родился всего лишь на одиннадцать месяцев позже моей жены. Ты это знала?
Разумеется.
— Они с пеленок вместе. Вместе играли, росли, их связывают неразрывные узы. Они общаются на своем, только им двоим понятном языке. Это заметно даже сегодня. Слова, фразы, шутки, воспоминания из детства, когда им было семь, восемь лет.
— Все верно, Теренс.
Я тупо смотрю на верхнюю часть его груди, виднеющуюся в вороте расстегнутой рубашки; в курчавой поросли замечаю один-единственный седой волосок.
— Ну и потом все эти песни, телепередачи, что они смотрели вместе. Вот откуда ей известно, что он балдел от «Туннеля времени». Ни ты, ни кто другой просто не мог это знать.
Я перевожу взгляд на усы Теренса. Нелепое приложение к его лицу. Кому могло прийти в голову, что усы ему идут?
— В общем, я к тому веду, что между братом и сестрой существует тесная связь, которую никому не разорвать. Никому, слышишь, даже их супругам. Лично я, — он горестно усмехнулся, — давно оставил всякие попытки.
Я тоже усмехнулась.
— Кстати, Кэтлин, — сказал он, меняя тему разговора, — мне очень нравится твой наряд. И волосы твои. Ты выглядишь потрясающе.
Боже! Я хоть и была сонная, опьяневшая, уловила этот сигнал. Заигрывает.
— Я тебе говорил, чем бы я на самом деле хотел заниматься? — спрашивает он, и я качаю головой. — Честно говоря, я бы все бросил, если б мне удалось стать профессиональным писателем.
— В самом деле? — спрашиваю я из вежливости, без всякого интереса в голосе.
— Да. Я всегда хотел быть писателем, только никому не говорил об этом. Вообще-то я пишу в свободное время, вот уже почти двенадцать лет. Главным образом рассказы. Есть еще два романа из трилогии. В данный момент работаю над сценарием телевизионной передачи.
— В самом деле?
— Да! И, предвосхищая твой вопрос, сразу скажу: к сожалению, публикаций у меня нет. Только один рассказ напечатали в «Квартальном обозрении Айдахо». Заплатили аж целых пятьдесят долларов.
— В самом деле?
— Да. — Он опять усмехнулся. — В принципе, я начинаю приходить к мысли, что мои рассказы станут пользоваться успехом лишь после моей смерти. А всё эти чертовы издатели! Простому человеку они никогда не предоставят равных возможностей. У тебя должен быть агент, должны быть знакомые, которые знают нужных людей…
— В самом деле?
— Да! И потом, моя художественная проза слишком — как бы это выразиться? — запредельна. Понимаешь, да? Острая, напряженная, совершенно не похожа на то, что обычно видишь на полках. Издатели просто бояться рисковать. Им спокойнее издавать традиционный шаблонный мусор.
— В самом деле?
— Да. Нелегко быть впереди планеты всей…
Он бубнит и бубнит, а я тем временем раздумываю, стоит ли мне еще раз вставить «В самом деле?». И вдруг Теренс протягивает руку через стол и хватает мою ладонь. Пытается перехватить мой взгляд, а у самого глаза голодные.
Брр!
Я вскакиваю с места, иду к кухонному столу, чтобы налить нам еще по бокалу вина. Секунды неловкого молчания. Из соседнего дома доносится взрыв ликующих воплей. Кто-то произносит речь.
— Должно быть, именинный торт, — говорит Теренс. В его надтреснутом голосе сквозит разочарование. Он и впрямь думал, что у него есть шанс! Теперь ему представился хороший повод пойти на попятную. — Мне было велено фотографировать.
