Терри Лоуренс - Мужчина достойный любви
— Я обязана сдержать свое обещание Авроре. Прошу вас, скажите, что вы понимаете.
— Думаю, что да. Только это обещание вы давали не ей, а той маленькой девочке, какой были когда-то вы, той, которую все время бросали. Вот ее я никогда не оставлю, Мелисса. И если я клянусь в чем-либо, то сознательно.
— А как насчет Авроры?
— Ее мать вполне в состоянии за нею присмотреть.
— Матери не всегда могут судить обо всем здраво.
— Это вы о ком: о ее матери или о своей?
Она вздохнула.
— Каждый из нас везет с собой эмоциональный багаж. Я первой призналась, что тащу на себе свой. Но я была совершенно взрослой, когда пообещала ей, что всегда буду рядом и приду на подмогу. И нарушать это обещание не собираюсь.
Он провел рукой по губам. Его прошлое тоже играло во всем этом определенную роль. Ему всегда хотелось, чтобы рядом с ним была женщина, способная брать на себя обязательство. Но в случае Мелиссы это обязательство не имело к нему ни малейшего отношения.
— А мой багаж внушает мне: или брак, или ничего.
— Багаж говорить неспособен. Даже Аврора это знает.
На ее задорную улыбку он ответил разочарованной.
— Способен, когда теряешь сон так же, как и я.
— А, что, до такой степени туго? — И она стала ласкать ему щеку.
Стало тихо-тихо, как после прогремевшего взрыва.
— Вы выглядите усталым, — проговорила она.
— Вы выглядите красавицей.
— Вы, как всегда, тактичны. Я выгляжу, как сам черт. Мою мать удар бы хватил. Даже Хелена все время говорит об этом: в продолжение недели, изо дня в день.
— В продолжение тех самых дней, которые я обязан был бы провести с вами и все время говорить, как я люблю вас. — Он знал, что ему следует бороться. Он же требовал от Реджи никогда не сдаваться. Но с кем ему сражаться? Куда обращать свое внимание?
Обводя лицо указательным пальцем, он проводил линии от одной веснушки на носу к другой, которые выглядели, точно мелко рассыпанный жженный сахар. А ногтем он как бы поддевал прелестные рыжие ресницы, длиной и цветом похожие на колонковые кисти. И по ассоциации, видя столь тонкие и нежные волоски цвета соломы, он спросил, не рисовала ли она в эти дни.
— Я подходила к коттеджу на прошлой неделе в надежде что-нибудь написать.
— У меня не хватило времени как следует там все вычистить.
— А мне так тяжело было видеть всю эту пустоту.
А ему тяжело было видеть, как она от него ускользает. Неужели этот коттедж заключал в себе все, чем они обладали? Несколько дневных потаенных встреч в укромных местах?
— Займусь им, когда вернусь.
Месяц врозь. Они ничего не смогут решить врозь. Если бы только они сумели выдержать.
Точно читая его мысли, она обхватила руками его талию, как бы примеряясь к нему.
— Мне тебя будет не хватать.
Он держал ее крепко, не задаваясь вопросом, почему так естественно ее присутствие здесь. Как и во время ее первого визита на кухню, он был уверен в том, что в этой комнате, в которой она еще ни разу не бывала, с ним, она на своем месте. Это было безумием. Но зато это было самой достоверной информацией, которой он когда-либо обладал.
— Ты будешь меня ждать?
Чувствуя, как она щекой прижимается к его груди, он решил, что его вот-вот бросит в дрожь. Приготовившись к слезам, он поглядел и увидел, как в ее глазах прыгает дразнящая улыбка.
— Подожду. Если, конечно, за эту пару недель Хэверфорд не сделает мне более приемлемого предложения.
— Вот он-то будет держать тебя в полной безопасности. И твою маленькую девочку. Он, наверное, вставит в ее обувь следящие датчики, чтобы она не могла заблудиться.
— Так легче будет играть в прятки.
— Значит, ты пришла только из-за нее?
И опять воцарилась тишина, наполненная до краев тем, что они не способны были открыто высказать. Он придерживал ее за плечи.
— Если ты и дальше будешь жить здесь, то мне бы хотелось, чтобы причина была во мне, а не в ребенке. Не потому, что это твоя работа.
Он потер ее затылок.
— Вот уж не думал, что моим соперником окажется пятилетний ребенок! Где она, кстати?
— На занятиях верховой ездой.
— А ты не боишься, когда ее нет у тебя на глазах?
— Такого рода безопасность ей не требуется. Кроме того, все в имении ее любят. Дело просто заключается в том, что если в ее новой семье что-нибудь пойдет не так, мне бы хотелось, чтобы она знала, что всегда есть человек, на которого она могла бы положиться.
— Всегда?
— Ну, пока она не вырастет и не станет достаточно взрослой, чтобы обойтись без меня. — Мелисса выставила впереди себя сложенные чашечкой ладони, точно держа в них свою любовь, словно воду, набранную в фонтане. — Ты попросил меня ждать тебя. Я подожду. Но только месяц. И тебя я тоже попрошу подождать меня.
— Сколько?
— Пока она прочно не встанет на ноги.
Губы его сжались в тоненькую черточку.
Она искоса бросила на него виноватый взгляд.
— Одним из первых замеченных мною твоих качеств было терпение. Скажи, что ты окажешься рядом, когда я буду готова выпустить ее из-под своей опеки.
— И тогда ты будешь готова полюбить меня?
Пальцы ее забегали по его сухим губам. Она облизнулась.
— К этому я готова хоть сейчас.
Он схватил ее за руки и притянул к своей груди. У нее перехватило дыхание от этой преднамеренной и продуманной демонстрации силы. Не в первый раз она видела, как его тщательно выстроенная витрина для самого себя трескается и рассыпается на мелкие осколки. Но только она одна способна была разглядеть страсть за официальной манерой держаться. Он нуждался в ней. И всегда будет нуждаться.
— Если мы не можем принимать на себя обязательства, — проговорила она, — то мы заведомо можем заниматься любовью. Уж на это-то мы способны!
— Я не собирался отпускать тебя, девочка, — заявил он. — Ни в коем случае. — Отказывая ей, он довел себя своим неутоленным желанием до самого края. Тело отреагировало жестко и быстро. Рот его наложился на ее рот, а язык проник внутрь. И когда он заговорил вновь, то голос его был резок и напряжен: — Ты и вправду меня любишь?
— Да. — Дыхание ее становилось слабым и прерывистым. — Уже столько недель!
Он постарался не вспоминать. Держать ее в объятиях и при этом сдерживаться становилось невозможно, стоило ему вспомнить, как ее тело извивалось под его телом в башне, а ее длинные ноги обвивали его талию.
Руки его начали гулять поверх ее одежды, а рот стал пробовать ее слабо надушенную шею. Все правила, установленные им для себя относительно женщин, разлетелись, точно прах. Одно из этих правил обязано было смениться на более гибкое. Если он не может на ней жениться, он должен любить ее, как если бы они были женаты. Возможно, она увидит в браке не просто ловушку, которую некоторые женщины расставляют на мужчин. Это просто свободно выдаваемое обязательство, как отдаваемое ею тело.
Он крепко ее поцеловал. Расстегнул блузку и захватил ладонями груди, проводя большими пальцами по атласной светло-коричневой поверхности, окружающей соски. Они встали, когда он стал брать их в рот. Тут в его голове завертелись всякие мелочи.
— Ребенок не вернется?
— По крайней мере, в течение часа.
Он поглядел ей в слегка перепуганные глаза, и кровь в его жилах закипела. Только подумать, что он это сделал всего лишь при помощи поцелуя!
— А твоя хозяйка?
— Дает официальный завтрак депутации жен местных политических деятелей. До чая я ей не понадоблюсь.
— А его сиятельство уехал в город на весь день. — Он стал гладить ей волосы по направлению к затылку, так что все ее тело охватила дрожь. — У нас есть время.
Возможно, только это у них и было. Так что он не собирался терять ни секунды.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Рейли подошел к двери и запер ее. Услышал, как у нее перехватило дыхание, когда щелкнул замок. Лицо мужчины, которое она увидала в зеркале, было каменно-твердым, а рот сурово сжат. Стянув с себя рубашку, он освободился от прочей одежды и велел ей сделать то же самое. Она повиновалась, но не без отразившихся в ее взгляде опасений. Ленточка из шелка скользнула на пол.
Он нашарил в комоде пакетик в обертке из фольги. Разбухшее дерево ящика со скрипом встало на место. Мелисса вздрогнула. Нервы ее были до предела обнажены, а голос надорван.
— Становись на четвереньки.
Вспышка внутреннего сопротивления сковала ее позвоночник. Она уселась на постели, подобрав под себя ноги.
— Что ты хочешь со мной сделать? — Ей следовало бы вначале подумать, а потом уж задавать этот вопрос столь призывным тоном.
— Это не план, а обещание. Каждый акт любви — это обещание.
Он намеревался ласкать ее всем своим телом, руками, всем своим существом. Он напитает ее желание до такой степени, что она станет до боли жаждать его, и это заведет ее еще дальше, чем они когда-либо заходили, когда его всего сотрясало от желания. Ее он тоже защитит.
