Терри Лоуренс - Мужчина достойный любви
— До свадьбы остается четыре дня, — весело проговорила Мелисса.
Голос ее повис в пустоте, подчеркивая гробовое молчание, царившее в комнате, которую он когда-то считал своим домом. Но с каждым днем комната становилась все более и более похожей на монашескую келью или тюремную камеру.
Она сделала еще одну попытку.
— Мне кажется, что стоит мне появиться, как вы все время оказываетесь чем-то заняты. Вы постоянно как бы уходите из кадра.
— Нужно сделать еще множество вещей.
И множество вещей позабыть. Она забиралась в библиотеку, словно монах-книжник, когда он обслуживал за обедом бесконечную череду гостей. Иногда она попадалась ему на глаза, когда он направлялся в гараж, чтобы проверить работу нового охранного оборудования, следившего за автомобилями гостей. Или когда советовался с Кроули по поводу цветов, или когда пробовал буйабез, деловито приготовленный шеф-поваром. Не встречался он с нею только в библиотеке или в детской. Или у нее в комнате.
А сегодня она оказалась в его комнате благодаря проказливому дьяволенку с развевающимися светлыми волосами.
Рейли жестом указал на мебель, чувствуя себя неловко и напыщенно, как Реджи. Он поправил себя в уме: как Реджи чувствовал себя прежде, чем встретил женщину, которую полюбил.
— Вам что-нибудь угодно, мисс?
— Я слышала, будто вы едете на медовый месяц.
— Его сиятельство попросил меня сопровождать их. Я занимаюсь их устройством на Ямайке. Коттедж, который им предоставил герцог, нужно привести в порядок и укомплектовать персоналом. Его сиятельство хочет, чтобы для графини все было сделано по самому высшему разряду.
— И вы будете каждое утро подавать им в постель завтрак?
— Подавать завтрак — часть моих обязанностей.
Беседа двигалась с трудом, ибо вертелась вокруг мысли, как обслуживать счастье других, когда собственное улетучивается.
Мелисса потянулась к двери, двигаясь лениво, делая вид, что зашла сюда от скуки, и отчаянно пытаясь придумать предлог, чтобы остаться. Как они смогут заниматься любовью, если не могут даже поддерживать беседу?
Как только рука ее коснулась ручки двери, Рейли заговорил:
— Шеф-повар дает мне уроки. Она превращает меня во вполне сносного специалиста.
Мелисса улыбнулась, и от облегчения у нее зарделись щеки.
— Я не удивляюсь. Я начинаю верить, что вы способны делать все.
Тогда почему же он ее теряет? Она прочла это у него в глазах столь же отчетливо, как если бы от него это услышала.
Он отвернулся.
— Меня не будет месяц.
Один шаг, один маленький шаг в его направлении.
— Мне будет вас не хватать.
— Вы же будете с ребенком. Этого вам достаточно для хорошего настроения.
Движение вперед прекратилось. А она-то пыталась представить все в перспективе, показать им обоим, что умеет со всем справляться.
— Обо мне не беспокойтесь. Меня уже не раз оставляли, когда другие уезжали на медовый месяц. Моя мать сделала это своим любимым занятием. И, надеюсь, делает до сих пор. Все же я кое на что рассчитывала.
— На что же?
— На то, что когда уедут Реджи и Хелена, в нашем распоряжении будет целый месяц, чтобы обо всем переговорить.
Он не собирался позволить ей дразнить себя пряником.
— Меня этот месяц не будет.
— Вы об этом уже сказали.
И опять в комнате зазвучала тишина, напоминая ленивое жужжание сонной мухи.
Мелисса не знала, что еще сказать. Она уже полностью вжилась в это место, как и Рейли; было до абсурда легко оправдать свое присутствие здесь.
— Мы играли. Аврора вбежала сюда, чтобы спрятаться. Я сказала ей, что смешки — это крошки от хохота, и прошла сюда по ее следу. Я не отдавала себе отчета в том, что это ваша комната.
— Значит, это ее рук дело.
— Я начинаю прослеживать нечто сходное, а вы?
— Вчера она организовала для нас встречу в конюшне. А два дня назад отправила нас в деревню отослать совершенно одинаковые письма.
— На прошлой неделе она меня спросила: «А где же ухаживание»? Она думает, что это все игра. — Игра, счет которой неясен. — Рейли…
— Мисс…
Мелисса рассмеялась, когда они заговорили одновременно.
— Вы давным-давно так меня не называли. Не пользовались этим словом, как прозвищем, а только, как барьером.
— Так легче.
— Мы ведь будем жить вместе.
— В определенном смысле.
— Ну, работать вместе. Проживать в одном и том же доме.
— Если вы не хотите выходить за меня замуж…
— Я не могу.
— …То нам следует держаться друг от друга на определенном расстоянии.
Она пыталась, черт бы его побрал. Она пытается уже целых десять дней.
Она походила по его комнате и провела рукой по железной стойке постели со стороны изножья. Из коридора доносились голоса. Она страшно хотела распахнуть дверь. Но ради него она разговаривала тихо.
— Полагаю, кое у кого полезут глаза на лоб, если меня увидят выходящей из вашей комнаты.
Невозмутимый, как всегда, он заметил, что персонал, возможно, не удивится.
— Они люди проницательные.
Они уже давным-давно вычислили причину его дурного настроения, подумал Рейли. Уже десять дней он ругается с поставщиками и лается с рабочими. Советы, которые давала ему шеф-повар вперемежку с рецептами, пропадали втуне. Он терял последние остатки репутации безупречного человека. Он терял Мелиссу и ничего не мог предотвратить. Жизнь, которую он жаждал, разваливалась на мелкие кусочки и разлеталась во всех направлениях, точно бомба с медленно работающим взрывным устройством. Он не в состоянии собрать достаточно быстро отдельные куски, чтобы скрепить их воедино.
Она направилась к дверям.
— Не хотите ли чашку чаю? — выпалил он.
Она покачала головой, но осталась. И когда оглянулась, сердце его опять забилось сильнее.
— Здесь вовсе не так, как я ожидала увидеть. Думала, что у вас тут все по-спартански, все по-военному. А вы превратили комнату в дом в доме.
Превратил? Он видел то, что прямо-таки бросалось в глаза и что она вежливо старалась не замечать. Что проку мужчине от постели, когда он давно лишился способности спать, когда рядом с ним нет любимой женщины? Что толку от оштукатуренных голых белых сверкающих стен, если их не оживляют цветные пятна ее картин? Одежда его покоится в шкафу, подобно привидениям. Когда-то она впитывала запах его духов во время страстных объятий. Теперь же она пахнет отбеливателем и стиральным порошком, жесткой водой и горячим утюгом.
Мелисса отвернулась от платяного шкафа. С молчаливого его согласия она прошла в соседнюю комнату, по ее мнению, напоминающую уютную берлогу. А ему это место представлялось гостиничным номером, со столами, оказавшимися лишними в других частях дома, с потертым диваном, лампой с порванным абажуром, зачиненным и повернутым к стене. С молчащим телевизором. С молчащим радио.
Она вернулась назад, в спальню. Кивнула в сторону фотографий, выстроившихся на комоде, и он прокомментировал:
— Шестнадцатилетний парнишка с квадратной мордой. Смотреть практически не на что.
Она улыбнулась, разглядывая взятую в руки фотографию в рамке.
— Регби? — спросила она, указывая на полосатую форменную рубашку.
Рейли вспомнил раскисшее глинистое поле, окруженное муниципальными домами. Бедфорд-хауз был за несколько миров оттуда, от рабочих поселков и заводской сажи, определявших облик его детства. В Бедфорд-хаузе он обнаружил нечто ценное: упорядоченность, существование вне времени, мир, который стоит сохранять и оберегать. Но если она не пообещает ему делить его с ним, то он станет столь же пустынным и бесплодным, как вытоптанные поля его юности.
Она поставила фотографию на место, проводя пальцами по следующей.
— Двое моих братьев, я и отец.
Мелисса улыбнулась, поскольку эти четверо мужчин смотрели на нее так, словно встретились впервые. У всех у них были, как и у Рейли, квадратные челюсти и плотное телосложение. У Роберта был драчливо вздернутый подбородок, глаза Майкла поблескивали, переполняемые добрым юмором, а у самого Рейли было и то, и другое, плюс чувство сдержанности, отделявшее его от всех прочих, а также настороженность, с которой он изучал Мелиссу, видя в ней то чашу-дарохранительницу, то сверкающую острую бритву. Любить ее, а затем потерять означало причинить себе боль на всю оставшуюся жизнь. Отпустить ее означало разрезать себя на мелкие кусочки.
Он прицепил к зеркалу комода снимок, сделанный «Полароидом». Уголки снимка слегка загнулись.
— Мои родители, — пояснил он, когда взгляд ее остановился на этой фотографии.
— Они выглядят очень счастливыми.
— Сорок лет вместе!
— Вы мне говорили.
— А вы разве слушали? — И он впервые за все эти дни до нее дотронулся. Он почувствовал, как она вся задрожала, как все ее тело затряслось, словно ива, жаждущая нагнуться.
