Анна-Леена Хяркёнен - Аквариумная любовь
— Это еще почему? И не ори так.
На ногах у него были массивные ботинки «Camel». Обувь для настоящих мужчин. Я стянула их с него.
Потом пододвинула его к стенке, накрыла одеялом и сама пристроилась рядом.
Он неуклюже повернулся ко мне лицом:
— А знаешь…
— Ну что еще?
— Я еще никогда ни с кем не спал.
Одеяло соскользнуло и упало на пол. Я подняла одеяло и снова укрыла его.
— Подумаешь. У тебя еще все впереди, от баб отбоя не будет. Торопиться некуда.
— Ты не понимаешь. У нас многие уже пробовали, а я вообще только один раз целовался. Да и то с шестнадцатилетней девчонкой на дискотеке, в комнате за сценой. Блин, это был какой-то кошмар. У нее был такой огромный рот, мне все время казалось, что я в нем утону. Он был мокрый и теплый, как морда ягненка. А глаза у нее были синие-синие. И такое блестящее платье, все такое переливающееся. А потом она засунула мне в рот свой язык. Я вообще охренел. А она расстегнула пуговицы на кофте, выпятила свою грудь и говорит: «Делай со мной, что хочешь». А я только стою и улыбаюсь, как дурак.
Он отрубился. Я осторожно убрала волосы у него со лба. Он громко засопел, и его тонкая рука упала мне на грудь.
Я взяла его за большой палец, зажав его в кулаке. Вряд ли такое еще когда-нибудь повторится.
19
По телевизору женщина с вытянутым лицом объясняет, что такое тайский секс. По ее словам, это что-то невероятное — человек, освоивший эту технику, познает истинное наслаждение. И всему можно научиться по книге.
— Тайский секс — это просто потрясающе, — говорит она. — Если сосредоточиться и войти в нужное состояние, то мужчина и женщина могут всецело раствориться друг в друге.
Я выключила телевизор.
Опять двадцать пять. Опять это чертово взаиморастворение.
В замке поворачивается ключ. В комнату входит Йоуни. На нем темные очки, в зубах — сигарета.
— Чао, — говорит он низким голосом и останавливается у дверей, прислонившись к косяку.
Я бросаюсь через всю комнату и падаю в его в объятья. Он крепко прижимает меня к себе, так что на бедрах остаются синяки.
— Боже мой, как же я по тебе соскучился! — говорит он.
Мы принимаем душ, съедаем все, что есть в холодильнике, болтаем без умолку. Я рассказываю ему о свадьбе, он мне об интервью с каким-то английским писателем. Все снова встает на свои места. Какой же он все-таки замечательный! Сколько в нем терпения, как быстро он забывает все плохое. У нас обязательно все получится. Иначе просто и быть не может…
Только вот притвориться не получается, уж слишком далеко все зашло…
Йоуни засыпает, как только его голова касается подушки. В темноте я долго рассматриваю его лицо. Оно такое нежное и чистое — даже не верится, что ему уже тридцать. Нижняя губа с трещинкой посередине, прыщик на подбородке.
— Ох, Йоуни, Йоуни — шепчу я.
Он обнимает меня во сне.
Утром Йоуни дарит мне плюшевую пантеру. У меня день рождения. Мне исполняется двадцать четыре. Он протягивает мне конверт. Внутри лежит билет в Будапешт.
— Это еще что? — спрашиваю я.
— По-моему, нам давно пора куда-нибудь съездить, проветриться. А то все время на нервах… Отдохнем, придем в себя.
— Откуда ты взял деньги?
Йоуни улыбается:
— Удовлетворил парочку домохозяек-извращенок. Грязное дело, надо сказать.
— Черт тебя побери, Йоуни…
Он наливает мне бокал коньяку, приносит его в постель и нежно гладит меня по спине, пока я смакую коньяк.
Все это ужасно приятно. Он уже давно не ласкал меня таким образом.
Вдруг он хватает меня за руки и привязывает их ремнем к спинке кровати. Потом резко переворачивает меня на спину.
— Не шевелись, — тихо говорит он. Я закрываю глаза. Он двигается по комнате и что-то ищет.
Потом возвращается. Скрипит кровать, шуршит простыня. Его голос гулко отдается в моей голове. Мягкая ткань ложится мне на глаза. Йоуни завязывает крепкий узел на затылке.
Я начинаю заводиться. Кожаные ремни врезаются в запястья, я чувствую, как пульсирует кровь в венах. Вокруг меня лишь темнота и шелест. Йоуни приподнимает меня, моя спина прогибается. Рука Йоуни медленно скользит по моей спине, все ниже и ниже. Я вздрагиваю и с трудом сдерживаю стон.
— Тихо, — говорит Йоуни. Неожиданно он задирает на мне юбку.
Его рука скользит по бедру, другой рукой он держит меня за волосы.
— Знаешь, что надо с тобой сделать? — шепчет он.
Я испускаю чуть слышный стон.
— Тебя надо запереть в темной комнате, привязать к столбу и заставить тебя сосать часами…
— Да, да, да!
Я трусь о спинку кровати, металлическая пряжка ремня бряцает о железо.
— А что потом, что потом? — кричу я в темноту, изнемогая от желания. Вот он, тот момент, вот оно, наслаждение. Сейчас, сейчас… Мое влагалище — словно наполненный медом цветок, и дрожащие на ветру ниточки-тычинки, и…
Йоуни резко встает и выходит из комнаты. Дверь с шумом захлопывается. Я замираю. Что случилось? Он пошел за чем-нибудь? Это часть игры? Проходит минута за минутой, и я понимаю, что игра окончена.
Я распутываю узел, связывающий мои руки. На запястьях остаются красные следы. Я сдвигаю на лоб повязку и понимаю, что это плавки Йоуни. Поднимаю глаза и вижу себя в зеркале напротив. На голове — ярко-желтые плавки. Мое лицо раскраснелось от страсти и кажется обгорелым, глаза выпучены, как у беспомощной Красной Шапочки. Есть чего испугаться.
Срываю с себя дурацкие плавки и неподвижно сижу на кровати. Сижу нагая и слушаю, как Йоуни беспокойно ходит в соседней комнате. Потом он возвращается, держа в руках сигарету и бокал вина.
— Что случилось? — тихо спрашиваю я.
На его лице отрешенное выражение. Он стряхивает пепел на пол и ставит бокал на стол.
— Мне стало страшно.
— Почему?
Он не отвечает. Он встает, подходит к окну и долго смотрит на улицу.
Потом продолжает:
— Я тебе не подхожу.
— Что значит не подходишь?
Я повышаю голос.
— Что значит не подходишь? Я не хочу никого другого!
— Другого ты, может, и не хочешь, — отвечает Йоуни спокойным мягким голосом, — но ты хочешь, чтобы для тебя постоянно придумывали всякие спектакли… А мне этого не надо. Мне достаточно того, чтобы ты была рядом.
— Господи боже мой!
Мой голос срывается. Я знаю, что плакать нельзя, и все же плачу. Меня охватывает животная, безумная, неистовая ярость, какая бывает только в детстве, когда у тебя во дворе отнимают конфету и, дразня тебя, трясут ею прямо перед твоим носом.
— Ну и катись к черту! — кричу я.
Йоуни только горько улыбается.
— Какого хрена ты тогда изгаляешься надо мной, если тебе так страшно? Я тебе не подопытный кролик!
— Я просто хотел, чтобы тебе было хорошо.
— И ты в этом преуспел!
Йоуни отворачивается, поднимает стакан и большими глотками пьет вино, театрально откинув голову.
Я рыдаю взахлеб. Я пытаюсь вспомнить какое-нибудь ужасно грубое и обидное ругательство, но в голову ничего не лезет. Я не в состоянии думать, я чувствую лишь разочарование и стыд. Боже мой, я стонала, как беременная телка, а он взял и бросил меня одну! А потом пришел, потягивая вино, весь из себя спокойный и рассудительный, чтобы сообщить, что он просто хотел, чтобы мне было хорошо!
— О чем же ты думал все это время? — взвыла я. — Что, так всю дорогу и боялся?
Йоуни сел на кровати и уставился в пол.
— Нет. Я же сказал — я хотел, чтобы тебе было приятно. И все же надеялся, что тебе это не понравится.
— Но мне это нравится. Поэтому найди кого-нибудь другого для своих экспериментов.
— Ну не надо…
Он осторожно коснулся моего плеча.
— Может, тебе нравятся все эти штуки, потому что это что-то новенькое? Может, со временем это пройдет?
У меня перехватило дыхание.
— Черт, ты говоришь так, словно я чем-то больна!
— Да ты сама лелеешь в себе мысль, что это болезнь, хотя ничем ты не больна. Просто ты — это ты, и ничего с этим не поделаешь! Но ты зациклилась на одном и том же, ты даже не пытаешься попробовать что-то новое. Ты просто не хочешь принять секс таким, какой он есть.
— И какой же он есть?
Йоуни не отвечает. Он тяжело дышит.
— Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь, насколько приятным может быть обычный секс. Без всяких идиотских фантазий.
— Если ты еще раз скажешь слово «обычный», я запущу в тебя сковородкой! И главное, сам ведь — ходячий комплекс. Кем угодно мог бы стать, так нет — ему, видите ли, не хватает духу.
— Это я ходячий комплекс? — возмутился он. — Кто бы говорил! Это ты требуешь, чтобы я всегда был только таким, каким ты хочешь меня видеть. По-твоему, я вообще ни на что права не имею. А я, между прочим, не машина!
— Какая жалость!
— Да пошла ты!
Я сажусь на кровати и смотрю ему прямо в глаза.
