Мейв Бинчи - Ночи дождей и звезд
— Ясси, име англос, — поприветствовал он их.
— Можно подумать, они не знают, что ты англичанин! — пошутила Вонни.
— Полагаю, — буркнул Дэвид.
— Ну ладно, Дэвид, ты лучше всех остальных туристов, ты потрудился выучить несколько греческих слов. Не поверишь, но это всем очень нравится.
— Правда? — Он был по-детски обрадован.
Один из детей обрызгал его водой из пригоршни.
— Очень хорошо, поли кала, — улыбнулся он.
— Надеюсь, у тебя будет шесть детей, Дэвид, и ты будешь отличным отцом, — вдруг сказала Вонни.
Томас шел в гавань. Жизнь вокруг почти вернулась в нормальное русло. Многие рыбаки уже вышли в море, другие чинили снасти.
Все кивали ему, приветствуя. Он здесь уже много дней и больше не чужой для них, не случайный прохожий.
Один из них что-то сказал, но Томас не понял. Теперь он пожалел, что не выучил несколько фраз из разговорника, как Дэвид, тогда бы он мог понять хотя бы немного.
— Очень сожалею, сигноми, — извинился он.
Мужчина, похожий на моряка и весь в татуировках, сказал:
— Мой приятель говорит, что ваши друзья хорошие люди, что вы разделили наше горе.
Томас смущенно посмотрел на него:
— Мы все очень сожалеем о том, что произошло здесь, и были чрезвычайно растроганы вчерашним танцем. Никогда не забудем.
— Когда вернетесь домой, будете рассказывать про это вашим друзьям? — Моряк, вероятно, знал их и готов был переводить другим.
Томас говорил медленно:
— Мы из четырех разных стран: из Германии, Англии, Ирландии и Америки, но мы все обязательно расскажем обо всем дома.
— А мы подумали, что вы друзья навеки.
Фиона проснулась и прочла записку. Как причудлива жизнь, что случайно послала ей такую добрую и великодушную Эльзу, которая стала для нее такой же верной подругой, как Барбара. Как замечательно! Шейн обрадуется, когда она ему расскажет.
Он обязательно свяжется с ней скоро, независимо от того, что они все думают. Фиона вымыла голову и воспользовалась феном Эльзы. Выглядела она не так уж плохо. Бледная, немного усталая, но не настолько, чтобы пугать ворон, как говорил ее отец о людях, которые выглядели неважно.
Фиона немного подумала об отце. Он был такой добрый, замечательный папа, пока она не привела в дом Шейна. Она очень хотела отпраздновать дома серебряную свадьбу родителей.
Но отец — может, и в этом была его ошибка — стал слишком резок в отношении Шейна. Не стоит тратить время на раздумывания по этому поводу. Она должна как-то жить, пока Шейн не вызовет ее. Она нарядится как можно лучше и медленно пойдет к гавани. Ей не хотелось, чтобы Эльза думала, будто она какая-то безнадежная неудачница.
Она себя не выдаст.
Вонни и Эльза оставили Дэвида на берегу учить очередные десять фраз в день, потом Вонни высадила детей на площади и завезла Эльзу в гавань ровно к одиннадцати часам.
— Спасибо за компанию, — поблагодарила Вонни.
— Почему люди в Агия-Анне доверяют вам своих детей, Вонни? — спросила Эльза.
— Они знают меня уже много лет, верят, что я абсолютно надежна, как мне кажется. — Вонни не была уверена.
— Сколько лет, Вонни?
— Я приехала сюда более тридцати лет назад.
— Что? — изумилась Эльза.
— Ты спросила, я ответила. — Вонни забеспокоилась.
— Действительно. Простите. Уверена, вам не нравится, когда лезут в душу, — извинилась Эльза.
— Обычно я не возражаю, когда задают разумные вопросы. В Агия-Анну я приехала, когда мне было семнадцать, чтобы быть рядом с тем, кого я любила.
— И вы были с ним? — спросила Эльза.
— И да и нет. Расскажу когда-нибудь. — Вонни завела мотор и укатила.
— Томас!
Он посмотрел на нее с того места, где сидел на старом деревянном ящике, глядя на гавань и волны.
— Рад видеть вас, Эльза. Не желаете ли присесть на симпатичный стул? — Он пододвинул ей второй ящик.
Она села так элегантно, будто они находились в гостиной.
Он вдруг понял, какая она отличная телеведущая, или была ею. Никакой суеты или неуверенности и всегда владеет собой.
— У вас мокрые волосы. Плавали?
— Да, в маленькой лагуне есть прекрасный пляж километрах в пяти отсюда на том берегу, — показала она.
— Не говорите, что прошли десять километров сегодня! — Он сильно удивился.
— Нет, к стыду моему признаюсь, что туда и обратно меня довезла Вонни. Мы встретили там Дэвида, он молодец, взял напрокат велосипед. Мне кажется, Томас, что море здесь гораздо привлекательнее, чем где бы то ни было.
— Гораздо лучше, чем в Калифорнии. Там все слишком плоско. Красивые закаты, но нет такого прибоя, игры цветов и красок, как здесь.
— Что говорить о море в Германии, ледяном у берегов Голландии и Дании. Конечно, оно не такое, как здесь. Неудивительно, люди в восторге от здешних мест. Хочу сказать, море должно быть отражением неба, но не говорите мне, что вода вовсе не синяя.
— «Кати свои волны, о темный и бездонный океан, волнуйся и кипи»! — процитировал Томас.
К его удивлению, Эльза продолжила:
— «Сто тысяч кораблей в твоих пучинах тонут; руинами покрыта суша. Власть человека только до брегов твоих…»
Он посмотрел на нее, раскрыв рот:
— Вы знаете наизусть английские стихи. Как смеете вы быть столь образованны!
Эльза рассмеялась, польщенная похвалой:
— В школе у нас был учитель, который любил Байрона, думаю, он был просто влюблен в него. Если бы вы выбрали другого поэта, я бы не смогла блеснуть знаниями!
— Но я серьезно, потому что из немецкой поэзии я не знаю ни строчки. Да что там говорить о немецкой поэзии? Я не знаю не единого немецкого слова.
— Нет, знаете. Вы сказали «wunderbar»[5] и «prosit»[6] вчера вечером, — успокоила она его.
— Думаю, прошлым вечером «prosit» говорили слишком часто, как это обычно бывает… Ох, вспомнил еще одно немецкое слово — «reisefieber».
Эльза залилась смехом:
— Какое замечательное слово вы знаете… откуда оно у вас?
— Оно означает «дорожная лихорадка», не так ли? Когда паникуешь в аэропортах и на железнодорожных вокзалах.
— Именно так, Томас. Воображаю, что вам это известно! — Он произвел на нее впечатление.
— У нас на факультете был парень, который вечно возникал с такими словами. Я запомнил.
Они беседовали так непринужденно, словно знали друг друга всю жизнь.
Неудивительно, что рыбаки приняли их за старых друзей.
Вонни подъехала в фургоне к дому Марии, которая сидела за столом с пустой чашкой кофе.
— Чем дальше, тем труднее, а не легче, — проговорила она. — Мне казалось, что это Манос вернулся на своей машине.
— Конечно, труднее, воспоминания тонут, отчего еще тяжелее. — Вонни повесила ключи на крючок на стене и поставила на стол чайник с горячим кофе, который купила в таверне через дорогу, и немного пахлавы.
Мария подняла на нее заплаканное лицо.
— Ты всегда знаешь, что нужно людям, — сказала она с благодарностью.
— Вовсе нет. Я? Да у меня вечно все не так, и ошибок делаю больше всех, вместе взятых в Агия-Анне, — возмутилась Вонни.
— Что-то не припомню, — возразила Мария.
— Это потому, что ты слишком молода. Мои самые впечатляющие ошибки я совершила еще до твоего рождения.
Вонни прошлась по кухне, подбирая вещи то там, то здесь, вымыла чашки, непроизвольно наводя порядок, и наконец села.
— Как красиво вчера танцевали. Ему бы понравилось, — сказала она.
— Знаю. — Мария снова заплакала. — Вчера вечером я чувствовала себя сильной, словно дух его был еще там. А сегодня это чувство пропало.
— Оно может вернуться, если выслушаешь и примешь мой план. — Вонни подала ей кусок бумажного полотенца вытереть слезы.
— План?
— Да, хочу научить тебя водить машину.
Мария слабо улыбнулась сквозь слезы:
— Водить машину? Я — сесть за руль? Вонни, хватит шутить. Манос не позволил бы мне даже подержать ключи от фургона.
— Но теперь он бы хотел, чтобы ты водила машину. Уверена, хотел бы.
— Нет, Вонни, не хотел бы. Он бы подумал, что я убьюсь не только сама, но и покалечу всех в Агия-Анне.
— Ну что же, мы докажем, что он не прав, — заверила ее Вонни, — потому что для твоей новой работы ты должна научиться водить машину.
— Работы?
— О да, ты должна помочь мне с магазином, не так ли? И для этого надо будет ездить в такие места, как Калатриада, и закупать там товар. Избавь меня от тряски в автобусе.
— Но, Вонни. Ты же можешь ездить туда на фургоне, вон он стоит…
— Нет. Я не могу. Маносу это не понравится, он так долго и трудно собирал на него деньги, что не захочет отдать просто так. Нет, он будет гордиться, если ты начнешь работать на нем.
Удивительно, но Мария заулыбалась, теперь совершенно искренне. Словно снова увидела его дух в доме, будто вновь она старалась для него, как делала всегда, когда он был жив.
