Генри Вуд - Присяга леди Аделаиды
Питье было поставлено за каминной решеткой, чтоб оно оставалось теплым. Софи взяла кружку и поставила ее на минуту на стол, чтобы перевести дух — она запыхалась от скорой ходьбы и страха — и наклонилась надеть непослушную туфлю, когда шум над ее головой заставил ее остановиться.
Это был только бой часов на камине; пробило полчаса после полночи. Но нервы Софи были напряжены, и она перепугалась до смерти. Она вскрикнула, ухватилась за предмет, ближайший к ней, который оказался стулом, спрятала за спинкой этого стула свое лицо и спрашивала себя, как у ней достанет мужества воротиться в свою комнату.
Однако она должна было воротиться как бы то ни было, потому что чем долее она оставалась, тем страшнее ей становилось.
— Чтоб привидение погналось за мною, если я опять оставлю мое питье внизу! — сказала она, схватив кружку, и завернувшись в салоп, она пошла назад, не очень скоро на этот раз, боясь пролить свое питье.
Бедная Софи! ее ожидал настоящий испуг. Когда она дошла до коридора, в котором находилась «комната смерти», ее волосы стали дыбом, а кожа совсем оледенела. Ее охватил страшный ужас в ту минуту, когда она проходила мимо страшной двери. Если вы испытывали такой непреодолимый полночный страх, читатель, вы должны понять Софи. Ее глаза непреодолимо и вопреки ее воле обратились на дверь, как бы очарованные василиском; если бы даже от этого зависела ее жизнь, она не могла отвести их от двери. В ту же минуту глухой жалобный вой, похожий на стон, раздался внутри комнаты.
Пораженная ужасом, почти лишенная чувств, Софи повалилась на дверь, и это движение заставило эту дверь отвориться, между тем как Софи знала, что дверь была заперта вечером на замок. Если бы не дверной косяк, она упала бы в комнату головою вниз; этот косяк спас ее. Потом раздался еще стон и поток белого света вырвался из комнаты; несчастная Софи с громким криком и воем побежала по коридору, выронив кружку, которая разбилась и пролилась. Она вообразила, что свинец распаялся, что мертвец из гроба встал и гонится за него.
Крики ее разнеслись по всему дому. Испуганные слуги выбежали; лорд Дэн беспрерывно звонил; леди Аделаида, теперь спавшая дурно, отворила дверь и лицо ее было бледно, как у ее горничной.
Выслушав рассказ дрожащей Софи, несколько слуг похрабрее вошли «в комнату смерти», и там причина обнаружилась.
На коленах на каменном полу, возле гроба, забыв обо всем, кроме своего горя, в белой блузе, наброшенной на ночную одежду, стояла леди Дэн. Стоны произносила она, а «белый свет», описанный Софи, происходил от ее лампы. Долго не могли они уговорить несчастную женщину воротиться в ее спальную. Напрасно убеждали ее, что она может простудиться и умереть.
— Что за беда! — шептала она. — Прежде Гэрри, потом Джоффри, оба умерли в цвете лет; значит смерть или что бы то ни было может случиться и со мною!
Джоффри был похоронен в фамильном склепе, с большой пышностью и церемонией, как и приличествовало по обычаям света покойному наследнику Дэна. Лорд Дэн был слишком слаб, чтобы присутствовать на похоронах; недавние события усилили его болезнь. Новый наследник провожал тело до могилы в сопровождении множества друзей.
Новым наследником был Герберт Дэн. Это он занял место Джоффри и сделался будущим преемником титула и богатых обширных владений. Это удивляло его не менее соседей. Он еще не мог свыкнуться с своим положением, он едва мог ему поверить. Он ли это? — спрашивал он себя, когда просыпался утром; действительно ли он сделался важным человеком, будущим лордом Дэном, он ли, неизвестный юноша, имевший привычку сидеть на калитке и поправлять свою удочку, не имея денег, чтобы купить новую? Иногда в душу его вкрадывался вопрос, верно ли его наследство? Все указывало на то, что Гэрри Дэн умер, но это не было доказано неоспоримо. Лорд Дэн говорил, что он слышал, как случалось, что одного умершего хоронили обманом вместо другого. Герберт Дэн знал, что бывали случаи и нередко, что человек, которого считали умершим, но о смерти которого не было неоспоримых доказательств, являлся опять на сцену света. По-видимому, эта мысль не приходила Дэншельду, но она терзала неприятно нового наследника; ему казалось, что он почти готов лишиться, своего наследства, только бы разрешить сомнения, так или иначе. Лорд Дэн не имел ни малейшей надежды; он верил, что его младший сын умер так же, как и старший; Герберт Дэн был теперь его неоспоримым наследником, и поэтому его следовало теперь называть его вторым именем, Джоффри. Джоффри было любимое имя Дэнов. Со времени учреждения баронетства в фамилии Дэнов более чем две трети лордов носили это имя и считалось (еще одно из их суеверий), что те, которые носили это имя, были счастливее остальных. Герберт Дэн получил при крещении имя Герберта Джоффри; его друзья называли его Гербертом, чтобы не смешивать с его кузеном Джоффри. Теперь, когда наследство перешло к нему, его уже не должны были называть Гербертом, а всегда Джоффри.
Словам, сказанным слугами без намерения, что леди Дэн может простудиться и умереть, когда они нашли ее на полу возле гроба, было суждено сбыться скорее, нежели обыкновенно сбываются слова. Оттого ли, что она слишком долго стояла на коленях на холодных камнях в холодную ночь, или от тонкой одежды, которую она набросила на себя, или от перемены после теплой постели, в которой она лежала, только леди Дэн сильно простудилась, отчего у ней сделалось воспаление. Уайльд назвал это колотьем в боку, доктор, призванный наскоро из города, дал этому более ученое название, неученые люди считали это воспалением в груди; не в названии дело, леди Дэн была опасно больна.
Она лежала в своей просторной спальной, устроенной с таким комфортом, температура поддерживалась в надлежащей степени огнем в камине, все прихоти были под рукой, слуги, двигаясь тихо в своих обшитых покромкой туфлях, были услужливы и внимательны, доктора приезжали беспрестанно, соседи выказывали участие. Если бы земные средства могли поддержать жизнь в леди Дэн, то в них недостатка не было, но когда наступит время смерти, кто может продолжить жизнь? Леди Дэн умирала и знала это.
На третье утро, когда доктор приехал и уехал, между прислугой распространился слух, что ученый человек сказал по секрету Уайльду, что надежды нет.
— Стало быть, она будет третья, — спокойно заметила Софи Деффло, — а я думала, что третьим будет милорд.
— Что такое? — закричал буфетчик, повернув голову к француженке.
— Когда двое умирают в семье, известно, что скоро умрет и третий. Я сама в моей родной стране столько раз замечала это.
— Какая это должно быть удивительная страна! — саркастически возразил Брефф, который был искренне привязан к своему барину и барыне и не мог слышать без огорчения, когда говорили об их смерти. — В таком месте прекрасно жить.
— Гораздо лучше, чем в вашем, — возразила Софи. — Насмехайтесь, сколько хотите, мистер Брефф, но посмотрите-ка, капитан был первый, мистер Джоффри Дэн второй, а ее сиятельство будет третьей. Подождите и увидите.
— А, может быть, будет и четвертая, — сердито сказал Брефф. — Миледи сегодня крошечку лучше, чем вчера, позвольте мне сказать вам это, мамзель.
Брефф, не весьма искусный в определениях, должен был бы сказать: крошечку легче, а не лучше. Леди Дэн было легче, а не лучше, это было облегчением от боли, которое так благодетельно предшествует смерти.
Аделаида Эрроль сидела одна с своею теткою после полудня; когда-то беззаботная девушка более годилась теперь для печальной, чем для веселой комнаты. Как она переменилась с той ночи, в которую она так испугалась, даже посторонние начинали видеть. Ее блестящий румянец заменился бледностью, ее круглые формы похудели, расположение ее духа было неровное, походка томная, обращение сдержанное. Она сидела в кресле тетки, подпирая щеку правою рукою, бесстрастно устремив глаза на огонь. Леди Дэн слабым голосом говорила с нею о будущем, но Аделаида казалась равнодушною.
— Поди ко мне, Аделаида, — наконец сказала больная. — Зачем ты так грустна? — спросила она, когда Аделаида встала у постели, и яркий румянец покрыл ее щеки при этом вопросе.
— Дитя, я недолго останусь здесь и спрашиваю…
— О, тетушка! — перебила Аделаида болезненным тоном.
— Не огорчайся, душа моя, — было спокойным ответом. — Меня это не огорчает. У меня есть друг на небесах, Аделаида, и я знаю, что Он примет меня в дом своего отца. Свет для меня так грустен, что я жить не могла бы. Я буду рада его оставить, и я уверена, что мой муж скоро последует за мной. Он лежит на своей постели наверху, Аделаида, я здесь на своей, и никто из нас не может сказать другому последнее прости.
— Лорд Дэн встал, — сказала Аделаида, и слезы заструились из ее глаз. — Его принесут сюда вечером.
— Это можно сделать? Благодарю Бога за это утешение. Но я спрашиваю, отчего происходит твоя странная грусть? Я не думаю, чтобы ее возбуждала смерть Гэрри.
