Ксения Васильева - Девственница
Марина налетела на неё коршуном:
- Хочешь, чтобы она подохла там или ещё что! Медработник! После этой тирады и, услышав, наконец, Наташины вопли,
Нинка сказала деловито: ладно, полей водки на руки и пошли. Нинка подошла к лежащей на боку Наташе, откинула рубаху и завопила: Господи, да головка уже видна, воды отошли! Давай простыню. Чайник ставь, водку сюда, лей мне на руки, не жалей. Она довольно ловко повернула Наташу на спину, та уже ничего не соображая, смотрела куда-то в потолок.
Марина лила на руки Нинке и бормотала:
Слушай, перенести её не надо, а? Что ж на полу-то...
Нинка строго заявила: куда это мы её потащим и как? Тут но - силки на колесах нужны. Ничего. У нас в роддоме рожают и на полу, а бывает, и в машине. И она стала говорить ласковым голосом прямо в ухо Наташе: тужься, милая, тужься.
Наташа как-то это услышала да и само получалось, ноги ей раздвинула Нинка, прихватила что-то там внутри, и Марина увидела, как выскочил крошечный малюсенький человечек, с черной мокрой гривкой на маленькой головке, с ножками, ручками...
- Со всеми делами! Мальчик! - гордо сказала Нинка, будто сама сейчас родила. - Смотри, недоносок, а большой. - И вдруг заорала:ножницы дай, так твою так! Только облей их водкой. - Ей нравилась эта её роль.
Марина быстро принесла ножницы. Нинка отрезала пуповину и вдруг ребенок запищал. Слабенько, жалобно. Марина сползла по стенке на пол. Живой!.. Она все-таки была уверена, что помер он давно от таблеток.
Наташа открыла глаза, взгляд был осмысленным. Она шепотом спросила: умер?..
Марина хотела крикнуть, - да! Нинка опередила её и сказала: Живой, только так. Здоровенький, ну как всамделишный, посмотри, мамаша, сама! Она забыла, что и где она находится и действовала профессионально.
Тут же подскочила Марина: нельзя ей на него смотреть!
- Почему это? - возмутилась Нинка. - Мать имеет право.
Марина слышала, что если мать взглянет на новорожденного, то никогда уже не отстанет. Надо срочно его отвозить (хорошо, что она недавно купила детские вещи и теплое одеяло, и корзинку,) Пока не рассвело, его надо срочно увозить! Наташа уже приходила в себя, ничего не болело, а на руках у Нинки лежал её сын! Он - живой! Она спасла его! Как? Бог спас, - упрекнула она себя строго.
Наташа сказала Нинке:
Дай мне ЕГО, - и столько было твердости в её голосе, что Нинка дала и сказала: ты покорми его, сунь в ротик сосок. Наташа почему-то знала, как это делается, но ребенок не сразу нашел сосок и не сразу стал сосать.
А Нинка вдруг сказала: у него за ухом пятно родимое, как бабочка. Наташа отвернула простыню и увидела черное пятно, за ухом, действительно, похожее на бабочку.
Марина стояла молча, злая, как пес. Нинка-то смотается, положив денежки в карман, а Марине оставаться и тут с этой разбираться. И кормит! Теперь вот она не захочет отдавать. А что Марине делать? Ведь Наташка к мамочке отправится, а та выжмет из неё соки и все про них узнает и мало им не будет.
И Марина сказала Нинке: я вижу, ты намылилась отсюда! Не-ет, дорогая моя, ты сейчас её уломаешь, да побыстрее, а то меня уже ждут, мы так договорились! (как договорились? С кем? Когда? - этого Нинка не понимала, но кивнула. Ox, и крученая эта девка - Марина.
- Я тут. с тобой совсем голову потеряла. - Сказала Марина. Она быстро вытащила из-под стола корзинку, высоконькую и широкую, хорошо плетеную, в корзину положила тряпок каких-то и одеяльце, вполне новое, байковое. Нинка стояла ни жива, ни мертва: во, хватка у бабы!
Она только сказала: ты носовой платочек возьми, рот ему прикроешь, холодно ведь, а он и так еле дышит.
- Помрет? - быстро спросила Марина.
И Нинка ответила уверенно: нет. Крепенький парнишка, выживет. - ...Но ведь его же выхаживать надо, думала Нинка, а тут на холод, к какой-то тетке, которая ждет, а сама, наверное, и обращаться-то не умеет. Нинка засомневалась и в существовании бабы, которая ждет... Подбросит Маринка ребеночка куда-нибудь, - вдруг отчетливо пришло Нинке в голову и она затряслась - такого у неё ещё не было. Ох, и баба эта Маринка, ох, и баба!
Ну, выживет так выживет, не наша с тобой забота, сказала лихо Марина.
Наташа лежала на диванчике в холле и смотрела на ребенка.
Увидев Марину, привстала на диване.
- Марина! Я не хочу! Он мой! Дай мне его! - закричала Наташа, обливаясь слезами.
Нинка думала, что чокнется. Она стала уговаривать Наташу: да ты что? Ему там лучше будет...
Марина резко перебила:
Мы договорились? Договорились! Нечего теперь рыдать. Захочешь, я сказала, возьмешь назад, а сейчас я его отнесу. - Ты здесь, - кивнула она Нинке и выскочила за дверь.
Наташа и Нинка остались одни. Наташа уже без слез смотрела перед собой остановившимися глазами.
- Как я теперь буду? Нина! Скажи мне?
Нинка сказала рассудительно:
Ведь ты же сама с Маринкой договаривалась? А теперь что, на попятный? Кто так делает?
Наташа прошептала:
- Но я же не знала...
Тут Нинка даже обозлилась:
Все вы ничего не знаете! Трахаетесь, потом орете, что мужик виноват, виноватого ищете! А ты раньше не подумала, а? Как будешь рожать, чего с ребенком делать? Мамаши своей боишься, вот что! А теперь - родила, увидела и страх потеряла. Раз люди хотят, они его выходят, пылинки сдувать будут. Лучше, чем родные относятся! А тебе надо сейчас ещё вот что: грудь перетянуть, чтоб молоко не перегорело, грудница будет, намаешься с нею.
Нинка вдруг почувствовала к Наташе неизъяснимую жалость.
- Давай грудь перетяну, пока я тут, а то Маринка напортачит.
Нинка встала, пошла за полотенцем, заставила Наташу сесть.
Наташа хотела сказать, как же она будет кормить своего сыночка, если у неё не будет молока, но после родов, страха, ужаса от того, что с ней нет её ребеночка, она так ослабла что ничего не могла вымолвить. И как только Нинка закончила перетягивать, упала на подушку и провалилась в забытье. И ничего уже не слышала и не знала.
Марина приехала довольно скоро, ей повезло. На улице стояло у подъезда такси с зеленым огоньком. Она плюхнулась на заднее сидение, моля Бога, чтобы "этот" не запищал. Но он пищал так слабенько, что водитель и не услышал бы.
А в Текстильщиках было так. Марья Павловна, женщина средних лет, действительно хотела ребенка, но с годами смирилась. Она была на инвалидности по сердечной болезни и вязала на дому кофты, костюмы, платья.
Муж вот-вот должен был уйти на пенсию - он работал на АЗЛК мастером, человек тихий, непьющий, спокойный, - денег им вполне хватало.
Одолевала Марью Павловну бессонница, она засыпала под утро, читала. И сейчас, когда начало потихоньку светлеть за окном, она отложила книгу и собиралась заснуть, как ей показалось, что прошелестели у входной двери какие-то шажочки и будто бег вниз. Она прислушалась: тихо. Что это было? Она хотела разбудить мужа, чтобы он посмотрел, но пожалела: ему и так скоро вставать. Сама не маленькая - посмотрит в глазок. Тихо, в тапочках, подошла она к двери, посмотрела. Никого. Но тут она услышала что-то вроде слабого писка. Котенка подбросили? Не будет она открывать: мало ли что, может, гадость какая-нибудь. Марья Павловна до жути боялась крыс. Писк повторился...
- Саня, Саня, - стала будить она мужа, - проснись, пожалуйста.Что-то у нас под дверью не в порядке.
Саня, он же Александр Ростиславович, с трудом раскрыл глаза:
О Господи, какая же рань! Что ты, Маша? Кто там под дверью? - и как все люди, которым в данную минуту не хочется двигаться, добавил: наверное, тебе приснилось.
Нет, мне не приснилось, сначала кто-то подошел, потом убежали так тихонько, будто на цыпочках. А потом этот жалобный писк.
- Писк? - удивился муж. - Ну уж это ни в какие ворота, - и поняв, что она все равно от него не отстанет, пошел к двери. Александр Ростиславович открыл дверь и увидел корзину с тряпьем, что-то там ещё было, и он, понял сразу, ощутил: ребенок!
- Маша! - закричал он. - Это ребенок! - Он наклонился и увидел маленькое личико, красненькое и напряженное от плача-писка.
Мария Павловна не поняла, чего больше в его голосе удивления или радости, потому что как раз недавно они говорили о том, что хорошо, что не взяли ребенка, что уже стары и не сильно здоровы, а ребенку нужен уход. Они хотели тогда, давно - маленького, чтобы он знать не знал, кто его настоящие родители. Марья Павловна подошла к мужу, и они вдвоем, как завороженные, смотрели в корзинку, где шевелился крошечный ребеночек.
Они враз взглянули друг на друга...
- Ну, что будем делать? - спросил муж.
- Как - что? - Возмутилась Марья Павловна. - Надо его взять в дом, что он так и будет лежать здесь перед дверью? Или ты собираешься закрыть дверь и пойти спать? - она сердито посмотрела на мужа.
Он забормотал: что ты, Машенька, что ты! - И, взяв корзинку за ручку, внес в дом маленького сыночка Наташи.
Они развязали осторожно тряпье и открылся крошечный новорожденный, мальчик.
Марья Павловна даже прослезилась: Боже, какой крошка! Они перенесли ребенка в комнату и сели около. Он вроде бы перестал пищать, и они оба время от времени наклонялись послушать: дышит ли? Первым, прокашлявшись, высказался Александр Ростиславович:
