Тереза Крейн - По велению сердца
Вилла Кастелли — внушительного вида строение, имеющее квадратную форму, с небольшой башенкой в одном углу, старинной черепичной крышей с многочисленными скатами и выступами, — живописно расположившись на склоне холма на севере Тосканы в окружении садов, постепенно приходящих в запустение, купалась в лунах теплого золотистого солнца. Кэрри помнила ее такой, какой она представлялась ей в детстве — волшебной сказкой. Тогда, еще до войны, вилла казалась ей огромной. В те далекие, полные сладостных воспоминаний дни, когда ее привозили туда, чтобы навестить бабушку, высокий сводчатый потолок холла казался недосягаемым, а причудливые интерьеры прохладных и слабо освещенных комнат сочетали в себе удивительно яркие, оригинальные и одновременно нелепые черты. Необычные и удивительные предметы искусства и быта древних цивилизаций, которые дедушка привозил домой из своих путешествий, соседствовали с прелестными, причудливыми вещицами, собиранием которых бабушка увлекалась всю свою жизнь. Некоторые из них были довольно ценными, большинство же — по крайней мере, с точки зрения существовавших тогда представлений о прекрасном — не заслуживали никакого внимания. Но какими интересными они казались Кэрри, какими красивыми! Она прекрасно помнила хрупкую перламутровую раковину, привезенную с неизвестного далекого острова. Приложив ее к уху, можно было услышать шум моря. Помнила она и сверкающую медную шкатулку, инкрустированную драгоценными камнями, полную тяжелых стеклянных бус. Невозможно было забыть книги, картины, крошечные статуэтки. А сад, чудесный сад с крутыми извилистыми дорожками и потаенными уголками! Настоящий рай для ребенка, каким в то время была Кэрри.
Мысль об этом привлекла ее внимание к другой картине. Ее любимое место в саду. Вот почему ее манила к себе эта комната. Вот почему она так часто спешила сюда, чтобы почитать, пошить или просто помечтать, глядя на эту очаровательную, скрытую от посторонних глаз беседку, увитую плющом. Порой ей чудилось, будто она ощущает тепло этих солнечных лучей, слышит плеск воды в фонтане и чувствует под рукой гладкую, как кожа, поверхность каменных статуй, которые были расположены в глубокой тени у самой воды.
Она слегка шевельнулась. Промокшие ноги настолько заледенели, что Кэрри едва ощущала их. От нового порыва ветра, налетевшего на окно, задребезжали стекла. Несмотря на то, что она все еще стояла в пальто, Кэрри задрожала всем телом и еще крепче прижала к себе подушку, уткнувшись в нее подбородком. Пора спуститься вниз, развести огонь и приготовить чай. Артур будет вне себя, если дом встретит его холодом.
Но она не шелохнулась.
Конечно, Артур заставит ее продать дом. Она прекрасно понимала это. Единственное, что вызвало у него интерес, когда они получили письмо от адвоката, так это стоймость недвижимости, доставшейся ей по наследству. Важная деловая встреча в банке лишила его возможности сопровождать Кэрри в Лондон, чем он был ужасно недоволен. Она знала — будь на то его воля, он обязательно перенес бы эту встречу, лишь бы не отпускать ее одну. Однако он не преминул подчеркнуть, как делал это всегда, что, по его твердому убеждению, она совершенно несведуща в подобных делах. Возможно, он был прав. Провожая ее на вокзал, он давал ей последние наставления по поводу вопросов, которые ей необходимо было обсудить с мистером Бэгшоу. Однако сейчас она вспомнила, что совсем забыла о них. Да, без сомнения Артур был прав, когда утверждал, что она абсолютно безнадежна в подобных вопросах. И конечно, было совершенно очевидным, что он даже не допускал мысли о том, чтобы ей оставить за собой итальянский дом. Кэрри и сама понимала, что, в конце концов, продажа дома была единственно правильным решением. Какая польза была от дома, расположенного где-то в далекой Италии, для истинно английского джентльмена? Да, да. Кэрри вполне отчетливо услышала резкий педантичный голос Артура, как если бы тот находился сейчас рядом с ней — истинно английского джентльмена, старшего банковского клерка и безупречного мужа своей жены. Она вынуждена будет продать дом. Кэрри понимала это. Но сначала — она неожиданно вздохнула глубоко-глубоко, почти судорожно, борясь с поднимающимися в ней волнением и зарождающейся надеждой — сначала, сказал мистер Бэгшоу, неодобрительно разглядывая кончик своей сигары, она должна будет посетить Италию. И пока она этого не сделает, дом не может быть переведен на ее имя.
Странно, но мысль об этом пронзила ее щемящей радостью. Позже, когда она уже сидела в поезде, уставившись невидящим взглядом в окно, за которым проплывал унылый, зимний пейзаж, эта мысль не покидала ее. Ей придется поехать в Италию. Одной. Вряд ли банковскому служащему позволят отлучиться на столь длительное время. Три недели — так сказал мистер Бэгшоу. По крайней мере, три. Возможно, даже четыре. Она вспомнила, как он при этом неодобрительно засопел, возмущаясь тем, как ведут дела эти иностранцы.
Никуда не денешься — Артуру придется сделать свой выбор: либо разрешить ей поехать и на месте уладить дела, либо отказать ей и тем самым потерять дом.
Она повернулась, медленно подошла к окну и остановилась, глядя вниз на длинный, со всех сторон обнесенный забором участок земли, именуемый садом, который расположился бок о бок, в строгом порядке с другими, такими же вытянутыми, узкими клочками земли, принадлежавшими соседним домам на Бэрримор Уок. Если столбы забора находились на вашей стороне, значит забор принадлежал вам и вам же следовало содержать его в порядке. Если на стороне соседей — вся ответственность за его сохранность возлагалась на них.
Когда они только поселились в этом доме, она утешала себя мыслью о том, что, по крайней мере, может заняться садом. Дорожка, петляющая по саду, с деревьями и кустарниками различных оттенков зеленого, вполне могла бы обмануть постороннего наблюдателя и создать мнимое впечатление, что за поворотом, вас ожидает нечто необыкновенное. Увы, ничего необычного здесь не было. Сначала им повезло — на их участке, некогда засаженном плодовыми деревьями, чудом уцелела старая яблоня — единственное, что сохранилось после нашествия строителей и их техники на только что выстроенной улице. Поначалу, когда она робко пыталась проявить свой интерес к саду, Артур казался довольным. Однако стоило ей только сделать первые реальные шаги, как он сразу воспротивился. Как всегда, Артур настоял на своем. В течение месяца порядок был восстановлен, и разум восторжествовал. Дельфиниумы, люпины, георгины, обнесенные низкой оградой, вытянулись ровными стройными рядами словно солдаты на параде. Яблоню спилили — что было весьма разумно, ведь она росла на самом неудобном месте, как раз там, где следовало натянуть бельевую веревку. Ровная, прямая, аккуратная бетонная дорожка протянулась теперь по всей длине сада. С одной стороны к ней прилегала квадратная лужайка, с другой — правильной формы крошечные клумбы с цветами. Таким образом сад являл образец порядка.
Вновь подул сильный ветер и на мгновение ей показалось, будто она слышит, как скрипит старое дерево, сопротивляясь ненастью.
Кэрри вернулась к картинам.
Мой. Только мой.
Как часто в своих мечтах она произносила эти слова, не вникая до конца в их смысл. Все произошедшее с ней сегодня казалось Кэрри странным, почти нереальным. И все же в самой потаенной глубине ее души, в ее покорном, привыкшем уступать всему и всем сердце что-то шевельнулось.
Артуру придется смириться с обстоятельствами. На этот раз придется. Придется.
Внизу пробили часы, размеренно и четко. Один. Два. Три. Четыре. Пять.
Она словно очнулась от оцепенения. Пять часов. Полчаса, всего полчаса осталось до прихода Артура, а надо было еще развести огонь в камине и приготовить чай — она почувствовала слабые угрызения совести. Артур терпеть не мог, когда она опаздывала с чаем.
«Ради всего святого, Кэрри! Что ты делала все это время? Я не прошу от тебя слишком многого. Ты же знаешь, как я занят в банке, а ты находишься дома целый день. Неужели так трудно приготовить обед вовремя? И пожалуйста, пожалуйста, помни о том, что для рыбы существуют специальные ножи и вилки. Надеюсь, моя дорогая, ты понимаешь, что я имею в виду? Рыбное блюдо, приготовленное даже из самой свежей рыбы, все-таки оставляет на приборах специфический запах.»
Кэрри отчетливо слышала его раздраженный голос и видела выражение его лица, каким оно бывало в такие моменты. Она глубоко вздохнула и отвернулась. У двери она оглянулась, лишь на одно короткое мгновение, и выключила свет.
— Прости меня, моя дорогая, — угловатая фигура Артура с трудом разместилась в маленьком кресле у камина, — но ты, разумеется, должна понять, что об этом не может быть речи. Отправиться в Италию? Одной? Имеешь ли ты хоть какое-нибудь представление о том, что значит подобное путешествие?
