Луанн Райс - Каменное сердце
Замедленными, словно автоматическими движениями она начала подниматься по ступенькам. Питер встал у нее на пути. Он обнял ее; сейчас, когда она стояла у него в объятиях, нельзя было усомниться в том, что они — брат и сестра: это было видно по их росту, темным волосам, по теплоте, промелькнувшей между ними. Но Софи поспешила высвободиться и холодно посмотрела на Питера.
— Я иду за моими детьми, — резко сказала она.
— Софи, — позвала Мария, направляясь к ней. Однако сестра взглянула на нее с такой ненавистью, что она застыла на полпути.
— Мария сказала, что они очень расстроились. — Питер говорил размеренно и отчетливо, как адвокат в суде, а не как брат. — Они бегали по двору, и на них даже не было курток.
«В истерике», — подумала Мария, вспоминая, как дети носились в саду, обезумев от ужаса.
— И что, каждого ребенка, если он расстроится, забирают у родителей? — спросил Гордон. — Ваш Энди что, никогда не плачет? Вы у нас совершенства?
— Гордон, — мягко заметила Нелл. — Мы просто хотим поговорить. Мы все любим вас.
— Дай мне взглянуть на твою шею, — попросила Мария, делая шаг к Софи.
Софи смотрела вперед без всякого выражения. Гордон обнял ее за плечи. Поза была скорее защитная, нежели собственническая, Софи потянулась к мужу, словно нуждалась в нем, как ни в ком другом. Он подтолкнул ее вверх по лестнице.
— Неужели ты думаешь, что я причиняю зло своим детям? — спросила Софи. — Я же люблю их.
— Я знаю, что любишь, — сказала Мария. В первый раз Софи посмотрела ей прямо в глаза.
Этот взгляд был полон боли и любви. Потом Софи сбросила руку Гордона со своего плеча и пошла вверх по ступенькам мимо Питера. Гордон последовал за супругой. Через минуту они появились снова, каждый нес на руках спящего ребенка. Мария, Питер и Нелл стояли рядом. Никто не произнес ни слова; все только смотрели, как Литтлфильды идут через двор к своей машине.
Глава 9
Утро следующего дня Мария провела, сидя дома у окна, в халате и тапочках, отделанных шерстью альпака. Рядом с ее креслом громоздилась стопка книг, взятых в библиотеке. «Сказки индейцев пеко» лежали у нее на коленях, однако она смотрела не в книгу, а на море, туда, где на западе виднелись острова Духов. Солнце, поднимаясь над полуостровом, на котором стоял ее дом, окрасило море в глубокий синий цвет и позолотило прибрежные гранитные скалы.
Мария думала о Софи, но не о том, что случилось вчера вечером. Одно воспоминание заставило ее улыбнуться — и она раз за разом прокручивала его в своем воображении.
Однажды летом — Мария и Софи учились тогда в колледже — они участвовали в плавании на исследовательском океанографическом судне «Наррагансет». Корабль отплывал из Вестерли — это была стофутовая стаксельная шхуна с дизельным мотором, оборудованная под лабораторию, предназначенная для забора образцов воды с разных глубин и оснащенная гидрофонами для наблюдения за миграцией и брачными играми горбатых китов. На ее борту плыли пятнадцать студентов и семеро членов экипажа, направляясь к берегу Георга. Когда шхуна выходила из порта, все они стояли на палубе, и ветер дул им в лицо. Софи убрала волосы под кепку с эмблемой команды «Ред Сокс», ее кожа была ровного золотистого цвета, поскольку весь весенний семестр она загорала голышом на крыше их общежития. Мария той весной не успела загореть и уже чувствовала, что ее лицо становится красным.
Через час, когда корабль вышел в открытое море, у нее началась морская болезнь.
— Ты в порядке? — спросила Софи. Мария покачала головой.
Нос корабля то задирался вверх, то нырял вниз. Несмотря на безоблачный июльский день, за пределами гавани мелкие волны превратились в десятифутовые валы.
— Смотри на горизонт, тогда будет легче, — послышался мужской голос. У голоса был легкий крэнстонский акцент, а принадлежал он веснушчатому студенту с вьющимися золотисто-рыжими волосами, светлыми ресницами и голубыми глазами, неотрывно смотревшими прямо на Софи.
— Лучше сразу покончить с этим, — сказала Софи. — Ну ты понимаешь, о чем я говорю, Мария. Давай, сделай это.
Мария перегнулась через борт, и ее стошнило; после чего стало казаться, что мир вокруг крутится, и ей захотелось немедленно прилечь. С трудом она добралась до своей койки, краем уха услышав, как студент представился ее сестре: его звали Джек Фрейзер.
Следующие двадцать четыре часа Мария и еще несколько студентов провели, ощущая себя тяжело, если не смертельно, больными. Лежа на койке и борясь с тошнотой, Мария слушала стоны других страдальцев. Немного позже пришла Софи и принесла ей соленые орешки. Мария чувствовала себя крайне несчастной, при этом она раздражалась на сестру за то, что та была в полном порядке. Софи пыталась казаться заботливой, как хорошая медсестра, однако глаза ее так и блестели. Казалось, она вся светится.
— Он отличный парень, — говорила Софи, локтями упираясь в край койки Марии. — Ночью мы с ним залезли в «воронье гнездо» и там все друг другу рассказали.
— В «воронье гнездо»? Как вы туда забрались? — спросила Мария. Она думала, что, если притворится, будто ей интересно, ей и правда станет интересно и живот перестанет крутить. У нее было смутное впечатление, что «воронье гнездо» находится на главной мачте, где-то в семидесяти пяти футах над палубой.
— По такелажу. С ним мне не было страшно. Вот станет тебе получше, полезешь с нами.
— Это будет первое, что я сделаю, — слабым голосом откликнулась Мария.
— Слушай, пора тебе прекращать болеть и выбираться на палубу. Мы уже видели первого кита.
— Черт, пропустила! — сказала Мария. Она ощутила острое разочарование, но с этого момента начала чувствовать себя лучше. Вечером она смогла выйти на палубу посмотреть на закат.
— Привет, Мария, — сказал ей Джек. Одной рукой он обнимал Софи за плечи; ее кепка красовалась у него на голове.
— Привет, — откликнулась Мария. — Где мы? Видели еще китов?
— Плывем к берегу Георга — будем там завтра, — отчеканил Джек.
— Кит был потрясающий, — сказала Софи. — Самка, с детенышем. Проплыли у самого борта. Здорово было, правда, Джек?
— Точно, — ответил он.
Было ясно, что за то время, пока Мария мучилась морской болезнью, Софи и Джек влюбились друг в друга. Они стояли рядом и использовали любой предлог для того, чтобы прикоснуться друг к другу. Научный руководитель, худой, серьезный студент-выпускник, проходя мимо, спросил, почему их интересует океанология. Джек ответил, что собирается стать морским биологом. Софи и Мария сказали, что просто любят море.
Над их головами в небе парили огромные паруса шхуны. Когда студент спросил, не хотят ли они пойти в лабораторию и послушать записи голосов горбатых китов, согласилась одна Мария. Софи и Джек пошли на корму, смотреть на пенистый след, тянущийся за кораблем, в котором с приходом ночи начал светиться флуоресцирующий планктон.
Джек стал для Софи любовью всей ее жизни. К Рождеству они уже были обручены. По выходным они готовили экзотическую еду на маленьком гриле в их комнатах в общежитии и занимались любовью повсюду, где была возможность. Им было весело вместе. Джек гордился невестой и посещал все концерты музыкального факультета, в которых она принимала участие. Так было до тех пор, пока Софи не созналась, что не хочет больше петь — тогда он ответил, что она может бросить пение, если оно не приносит ей радости. Джек любил Софи всей душой, — безгранично, безоговорочно.
Их помолвка продлилась три года, за это время они окончили колледж, а Джек еще и поступил в аспирантуру. Им пришлось выдержать давление со стороны семей: родители Джека, католики, были не слишком рады получить в невестки последовательницу англиканской веры, которая к тому же много лет не была в церкви. Во время знакомства с Хэлли Джек на пару с Софи выпил слишком много пива, и Хэлли никак не могла ему этого простить. Однако любовь их не ослабевала, по крайней мере это никак не проявлялось вплоть до того дня, когда Джек позвонил Софи и объявил, что разрывает помолвку, так как полюбил другую.
Сердце Софи было разбито. Сидя в своей гостиной на Скво-Лэндинг, Мария вспоминала агонию сестры. Несколько недель Мария не отходила от нее ни на шаг. Она обнимала Софи, а та сотрясалась в рыданиях и беспрерывно говорила о Джеке. Она никак не могла понять, почему он ее бросил. Софи хотела знать, кто эта женщина, где Джек познакомился с ней и как он мог полюбить эту другую сильнее, чем ее. «Он просто ублюдок», — сказала Мария, готовая убить мужчину, причинившего такую боль ее сестре.
«Не говори так», — ответила Софи. Она никому не позволяла критиковать Джека. Она думала, что никогда больше не встретит такого человека, как он, который разделял бы все ее интересы и любил ее такой, какая она есть. Софи призналась сестре, что привыкла разочаровывать людей — в первую очередь Хэлли, подумала Мария, — и теперь боится, что никто и никогда не будет любить ее так, как Джек.
