Мор Йокаи - Золотой человек
И вдруг появилась эта оборванная девчонка. Тощий подросток, ходячий призрак, холодная лягушка! Существо, созданное служить мишенью для насмешек, издевательств и пинков!..
Через два года этот ходячий призрак, эта бледная немочь стала полновластной владычицей дома и покорила все сердца. Она сумела всех околдовать, и вот скромный служащий превратился в миллионера, погубившего их семью, а ее, Аталии, жених вероломно нарушил клятву.
Каким кошмаром был для нее тот свадебный день!.. Очнувшись от обморока, Аталия увидела, что лежит на полу. Возле нее ни души… Блеск, поклонение — всему конец… Как хотелось бы ей сохранить хоть одно — быть по-прежнему любимой! Пусть тайком, пусть втихомолку! Но и в этом ей было отказано. С болью в сердце она вспоминала, как отправилась ночью на квартиру жениха и как после разговора с ним возвращалась домой по темной улице… С каким нетерпением ждала она на следующий день этого человека, отсчитывая удары часов, к которым примешивался бой барабанов, возвещавший о продаже с торгов всего их имущества… А он так и не пришел.
Потом — долгие годы притворства и унижений…
Лишь один человек понимал, что переживала Аталия. Знал, что единственная ее отрада видеть, как страдает и чахнет соперница. Он высоко ценил ненавистную ей женщину — свою жену и в то же время, к великой радости Аталии, отнял у нее счастье. Он изобрел философский камень, превращавший все в золото, но сам не знал радости. И вот он сделал один неверный шаг… и провалился под лед. Навеки исчез!.. В результате — счастье снова воцарилось в этом доме. И несчастна здесь одна Аталия!
За долгие бессонные ночи чаша ее горечи наполнилась до краев. Каплей, переполнившей эту чашу, оказались слова, брошенные Тимеей, когда Аталия дрожащими пальцами закрепляла у нее на голове белый чепчик — эту свадебную фату: «Ах, какая ты неловкая!..»
Прикрикнуть на нее, как на простую служанку! Унизить при нем! Аталию била дрожь при одной мысли о том, что происходит в эту минуту в доме, Завтра — свадьба… В будуаре шепчутся жених с невестой… Из кухни, через ряд запертых дверей, доносятся крики подвыпивших слуг.
Но Аталия не слышала ни веселых восклицаний, ни хохота, она напряженно ловила шепот влюбленных.
В эту ночь она задумала важное дело…
В темную комнату проникало лунное сияние. При лунном свете Аталия открыла некий таинственный ларец и принялась вынимать оттуда и рассматривать флаконы и коробочки, содержащие различные яды. Превосходные средства! Чудодейственные снадобья восточных знахарей!
Аталия выбрала, что ей было нужно.
Она злорадно усмехалась, представляя себе, как завтра пирующие поднимут бокалы для заздравного тоста и внезапно слова замрут у них на губах! Каждый взглянет в лицо соседа и увидит, что оно позеленело. Ошалелые гости с криком выскочат из-за стола. Начнется такая свистопляска, что сами черти лопнут от хохота! Лицо красавицы-невесты станет белее мрамора, а гордые черты жениха исказятся предсмертной гримасой…
Внезапно раздался странный звук: «Дзиннн…»
Это лопнула струна фортепьяно. Аталия вздрогнула, пузырек с ядом выскользнул из ее дрожащих рук.
«Эх ты, трусиха! Лопнувшей струны испугалась! Где же твоя сила духа?»
Аталия уложила обратно в шкатулку флаконы и коробочки с зельем, оставив только один пакетик. То были всего лишь сонные порошки. Нет, не о такой мести мечтала она! За кровное оскорбление, за окрик: «Ах, какая ты неловкая!» — Тимея достойна более страшного наказания, чем яд. Она отомстит иначе! Тигр не пожирает трупов, он жаждет горячей крови. И все-таки яд нужен. Зачем? Чтобы отравить собственную душу! Но такого яда не купишь у аптекарей. Этот смертоносный яд таится в глазу дракона на пресловутой картине.
И Аталия крадучись, бесшумно скользнула в коридор — подсмотреть, что происходит в спальне Тимеи. Ласковый шепот, страстные взгляды влюбленных — вот он, яд, который она должна выпить, чтобы вконец растравить свое сердце.
Когда Аталия заглянула в заветную щель, майор прощался с Тимеей и нежно держал ее руку в своей. Щеки молодой женщины вспыхнули румянцем. Это и был самый убийственный яд для Аталии, трепетно следившей за трогательной сценой.
Хотя обрученные не объяснялись в любви, их интимная беседа все же не была рассчитана на посторонних. Жених задавал вопросы, дозволенные лишь ему одному.
— Вы спите тут одна? — спрашивал он с веселым любопытством, приподнимая парчовый полог балдахина над постелью невесты.
— Да. С тех пор как овдовела.
(— И до того времени тоже… — злобно прошипела в своем убежище Аталия.)
— А куда ведет та дверь, позади постели?
— В переднюю. Там раздеваются мои гости. Вы тоже оттуда вошли сюда, когда впервые навестили меня.
— А это что за маленькая дверца?
— Просто-напросто моя умывальная.
— И оттуда есть выход?
— Нет. Грязная вода стекает по трубе, а теплая подается из кухни.
— А вон там, третья дверь?
— Вы же знаете, это вход в мою гардеробную. Оттуда можно пройти в гостиную, а затем в переднюю.
— А где спит прислуга?
— Женщины — в людской, рядом с кухней, мужчины — этажом ниже. Над моей кроватью висят две сонетки. Один звонок проведен в комнату горничной, другой к дворецкому, на случай, если они мне вдруг понадобятся.
— А в комнате, смежной с вашей спальней, никто не бывает?
— Там спят Аталия и тетушка Зофия.
— Вот как, и госпожа Зофия?
— Ну да. И все-то вам надо знать, все до мелочей!.. Завтра мы тут устроимся совсем иначе…
(— Завтра!..)
— Дверь вы, конечно, запираете, когда ложитесь?
— Никогда. Да и не к чему! Прислуга надежная, она преданна мне, любит меня. А наружная дверь запирается крепко. Так что мы здесь в полной безопасности.
— А не ведет ли в эту комнату какой-нибудь тайный ход?
— Ха-ха-ха! Кажется, мой дом представляется вам чем-то вроде таинственного венецианского дворца!
(— Разве это твой дом?.. Разве ты его построила?..)
— Ну, так вот. Прошу вас, прежде чем лечь спать, заприте сегодня на ночь все двери. Сделайте это ради меня!
(Что такое? Дракон под ногой святого Георгия разинул пасть и захохотал. Кажется, он смекнул, что скоро в этом доме кто-то уснет вечным сном!)
Тимея улыбнулась и ласково провела рукой по нахмуренному лбу жениха.
— Хорошо, пусть будет по-вашему. Я исполню вашу просьбу и запру на ночь все двери моей комнаты.
(— Запирайся, запирайся! Да смотри, покрепче! — прошипел дракон.)
За нежным прощальным объятьем последовал тихий вопрос:
— Молитесь ли вы перед сном, дорогая?
— Нет, никогда.
— Почему?
— Ведь бог, в которого я верю, всегда бодрствует…
— Простите, милая Тимея, но женщине не к лицу философия. Оставьте скептицизм мужчинам. Истинное украшение женщины — благочестие. Прошу вас, помолитесь сегодня перед сном!
— Вы же знаете, что я была магометанкой. Мусульманок не учат молиться.
— Но теперь вы христианка. А христианские молитвы — прекрасны. Возьмите ночью в руки свой молитвенник.
— Хорошо, ради вас я научусь молиться.
Качука отыскал в молитвеннике, некогда подаренном ей на Новый год Тимаром, «Молитву дев, выходящих замуж».
— За сегодняшнюю ночь я выучу ее наизусть.
— Да, да, сделайте это для меня.
Тимея прочитала молитву вслух.
(— Пусть сам дьявол вселится в этот дом! Да поразят его обитателей адский огонь, яд, кинжал тайного убийцы, отчаяние, буйное помешательство, падучая болезнь, пожар! Аминь! — изрыгал дракон, и его хриплые проклятия смешивались со словами молитвы.)
Невыразимая ярость охватила Аталию. Ей стало казаться, что бдительный майор вот-вот обнаружит в стене тайный ход или, чего доброго, заставит Тимею бодрствовать с молитвенником в руках до самого утра.
(— Проклятие всему! Будь проклят этот молитвенник!)
Но когда майор вышел в переднюю, готовая к услугам Аталия уже поджидала его там. Из спальни послышался повелительный голос Тимеи:
— Посветите господину майору в коридоре!
Она была уверена, что там дежурит кто-нибудь из слуг, ведь они так преданы ей! Но увы, в тот день вся челядь усердно истребляла свадебные лакомства.
Взяв подсвечник, стоявший на столике в передней, Аталия сама посветила майору, когда тот проходил по темному коридору. Счастливый жених так полон был Тимеей, что потерял способность различать другие женские лица. Уверенный в том, что это горничная посветила ему и отворила перед ним дверь, он, желая быть щедрым, сунул в руку Аталии серебряный талер и спохватился лишь тогда, когда услыхал ее приглушенный голос:
— Премного благодарна, милостивый государь.
— Ах, простите, ради бога! Я не узнал вас, мадемуазель, в полутьме.
