Необратимость (ЛП) - Хартманн Дженнифер
― Я хотел. Это было меньшее, что я мог сделать после… ― Он делает паузу, переводя взгляд на зеркало заднего вида. ― Это было меньшее, что я мог сделать.
Я прикусываю губу, игнорируя это «после».
Начинается новая песня ― еще одна из любимых Эллисон.
Мы сидим в тишине, проносясь мимо машин на скоростном шоссе, пока Джаспер не поворачивается ко мне. Он расстегивает воротник, волнуясь.
― Это серьезно?
Я моргаю, глядя на него.
― Серьезно?
― С Айзеком.
― О. ― Лицо Айзека всплывает в моем сознании, как теплый бальзам для моих чувств. Я представляю его ухмылки, его сухой сарказм, его крепкие руки, держащие меня как приз. Редкие, нежные моменты, которые кажутся в миллион раз более бесценными, потому что они с ним. На моем лице расцветает улыбка.
― Да. Думаю, это серьезно.
Я ожидаю от Джаспера гримасы отвращения ― что он нахмурится или скажет что-нибудь предостерегающее.
Но этого не происходит.
― Хорошо, ― говорит он, проводя рукой по бедру. ― Он кажется умным, проницательным. Он же детектив, в конце концов. ― Беглый взгляд. ― Надеюсь, он сможет обеспечить твою безопасность.
У меня становится тяжело на сердце. Я не ожидала его поддержки, особенно после того, что произошло на парковке.
― Спасибо.
― Ты заслуживаешь счастья.
Я смотрю на него, немного ошеломленная, но он уже перевел взгляд на дорогу, стиснув зубы.
― Ты тоже, ― бормочу я, сжимая руки вместе. ― И я надеюсь, ты понимаешь, что ничего мне не должен, Джаспер. Прошло больше года, и я думаю, что для всех нас ситуация закончилась наилучшим образом.
Он кивает, постукивая пальцами по рулю.
― Мама убеждала меня простить и забыть, ― продолжаю я. ― Это трудно. Трудно отпустить то, к чему, как ты думал, возвращаешься, только для того, чтобы у тебя это так жестоко вырвали из рук. Это было похоже на еще одно похищение. ― В моем горло жжет, колет и режет. ― Я могла бы справиться с этим лучше, и мне жаль, что потребовалось столько времени, чтобы это сказать. Когда мы вернемся, я хочу поговорить с Эллисон. Попытаться снова все исправить.
Джаспер потирает рукой подбородок.
― Да, ― говорит он. ― Надеюсь, мы все выберемся невредимыми.
В моих глазах появляются слезы, и я прерывисто вздыхаю.
Я думаю об Айзеке, о его потере. О Саре. Он сделал бы все, чтобы вернуть ее, а я отталкиваю того, кого люблю. Жизнь слишком коротка для этого. Время быстротечно, а сожаление способно занять место в душе, заполнив ее ошибками, которые ты никогда не сможешь исправить. Секунды текут, и в памяти всплывают воспоминания ― все те моменты, которые я провела, желая, чтобы все было по-другому, чтобы я сделала лучший выбор, чтобы я была сильнее.
Пустая трата времени.
Пощечина всему, чего я достигла и из чего выросла.
Я смотрю в окно и шепчу в ответ:
― Никогда не поздно начать все сначала.
За кулисами воздух гудит от хаотичной энергии ― голоса перекрикивают друг друга, кисти для макияжа скользят по острым как бритва скулам, а стилисты бесконечно поправляют наряды.
Показ проходит в яхт-клубе на берегу залива, откуда открывается великолепный вид на мост Золотые Ворота. Я почти чувствую соленый воздух снаружи, когда пробираюсь через переполненный зал, уворачиваясь от стоек с расшитыми блестками платьями, и едва не спотыкаясь о коробку с туфлями на каблуках. Повсюду, куда бы я ни посмотрела, модели находятся на разных стадиях подготовки, волосы уложены и заколоты, их кожа мерцает под яркими лампами дневного света и кольцевыми светильниками.
Я нахожу тихий уголок возле туалетного столика, уставленного косметическими палетками и тюбиками с блесками, и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. В воздухе витает приторная сладость, смешанная с лаком для волос и духами, и она застревает у меня в горле, мешая сглотнуть из-за нервного напряжения.
Тема вечера ― «Времена года».
Модели двигаются как часы, готовые надеть наряды, соответствующие весне, лету, осени и зиме. Сначала мы демонстрируем зиму, мое платье ― авангардный подход к теме. Смелая и футуристическая ткань цвета серебристый металлик меняет оттенок при движении, как небо между сумерками и рассветом.
― Помните, весной на подиуме будет идти дождь, ― объявляет ассистент, напоминая нам о программе. ― Удвойте количество спрея.
Прежде чем я успеваю отвернуться, передо мной материализуется визажист с кистью, занесенной как оружие.
― Садись, ― приказывает она, и я оказываюсь в кресле для макияжа. Она поднимает мой подбородок вверх и проводит губкой с тональным кремом по линии челюсти. ― Ты в порядке. ― Удовлетворенная, женщина отпускает меня.
В груди вспыхивает тревога, когда я ловлю свое отражение в зеркале. Лампочки, расположенные по периметру зеркала, зажигают снежинки из драгоценных камней, сверкающие во внешних уголках моих глаз. Я похожа на кого-то другого, кого-то, кого я знала раньше, ― модель, которая ходила по этим подиумам, не задумываясь ни на секунду, которая знала, как точно выбрать угол наклона своего тела и как двигаться уверенно. Но сейчас на меня смотрит совершенно другой человек.
Я не уверена, скучаю я по ней или нет.
― Выход через две минуты! ― кричит кто-то, и я чувствую руку на своем плече, направляющую меня к занавесу, отделяющему нас от гудящей толпы.
Мои лодыжки дрожат в серебряных туфлях на каблуках. Я закрываю глаза и представляю, что бы Куини сказала мне сейчас. Наверное, что-нибудь язвительное.
― Постарайся не упасть лицом в грязь, ангелочек. Или, по крайней мере, сделай это изящно.
Мой выход.
Я глубоко вздыхаю и делаю шаг вперед, яркие огни заливают меня, когда я скольжу по подиуму. Над головой сверкают звезды, толпа исчезает в тени за светом прожекторов. Море камер, вспышки щелкающих объективов, фиксирующих каждый шаг. Модель передо мной двигается в своем зимнем ансамбле, заставляя меня сосредоточиться на задаче, пока она проносится мимо.
Стараясь не щуриться, я оцениваю толпу с высоты подиума, в ответ на меня смотрят размытые силуэты. Я сканирую толпу в поисках Джаспера, но не могу разглядеть ни одного лица. Только намеки на дизайнерские костюмы и коктейльные платья, зажатые за стеной фотографов. Воздух пульсирует, и вспышки фотоаппаратов обрушиваются на меня очередями, как мини-молнии. В конце подиума я резко поворачиваюсь и, сдержанно улыбнувшись, направляюсь обратно к сцене.
Как только я вхожу в гримерку, меня хватают сразу несколько рук, дергая и поправляя. Мой зимний наряд снимают, и его сменяет прозрачное цветочное платье, которое парит вокруг меня, словно мягкий шепот. Другая пара рук накидывает сверху прозрачный дождевик, закрепляя его широким прозрачным поясом.
Кто-то сует мне в руку бутафорский зонтик.
― Твой выход через пять минут! ― кричит кто-то у меня за спиной.
Я крепче сжимаю зонтик и подхожу к занавесу, когда музыка переключается на что-то причудливое, напоминающее 80-е или начало 90-х.
Немного странно…
Режиссер-постановщик смотрит в свой планшет, когда модель передо мной выходит на подиум.
― Это не тот трек.
― Мы продолжаем? ― спрашивает ассистент режиссера.
― Уже слишком поздно. ― Она вздыхает и машет рукой, подавая мне сигнал. ― Иди. Надеюсь, все получится.
Я резко вдыхаю и выхожу, представляя, как буду расстегивать ремень в конце подиума, стараясь не выглядеть при этом новичком, который возится с ремнем безопасности в автобусе.
Вот так.
Я прохожу сквозь занавес с высоко поднятой головой. Я уверенно шагаю по сцене, приближаясь к узкому подиуму.
Вода течет с потолка, имитируя струи дождя, отражает свет изящными дугами, когда я раскручиваю зонтик над головой, и он с треском открывается. Я чувствую, как незнакомый ритм отдается в подошвах моих шпилек, нарушая плавность моих шагов, когда я приближаюсь к краю подиума.
Огни мерцают.