Генри Саттон - Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях
Ровно в восемь Джослин позвонила Мередиту из вестибюля гостиницы «Палм Спрингс Билтмор». Он попросил немного подождать. Она очень тщательно подобрала одежду и косметику, так что решила дожидаться его стоя. Женщина выглядит элегантной только когда стоит. И Джослин, отлично зная, что она вовсе не из тех редких экземпляров, кто может опровергнуть это правило, предпочла стоять. Возможно, именно поэтому ей показалось, что прошла уже целая вечность, а он все не появлялся. Джослин пришлось ждать так долго, что она даже начала придумывать всякие оправдания его задержки. Она гадала о том, какая здесь внутренняя планировка: может быть, в этом отеле, как и в «Беверли-хиллз», идя по коридорам, приходится преодолевать мили и мили ковровых дорожек.
Да, у него было оправдание, но вовсе не то, что она предполагала. Мередит появился в сопровождении юной леди. Улыбка увяла на лице Джослин. Краем глаза она увидела свое отражение в зеркальной колонне и отметила, что выглядит превосходно. Но на душе у нее было довольно мерзко.
Мередит куртуазно представил журналистку своей спутнице. Джослин, мгновенно оценив Нони Грин, решила, что та молода ровно настолько, насколько выглядела, и, разумеется, задумалась, что бы это все значило. Она, впрочем, пока не стала делать никаких предположений. Она давно поняла, что догадки, как правило, обманчивы, и почти всегда бесполезны. Через полчаса все разрешится само собой.
Мередит повел их в ресторан и заказал выпить. Они немного поговорили. Теребя в руках бокал шампанского, Мередит рассказывал, как было в Испании, Джослин рассказывала о своем переводе из Парижа в Лос-Анджелес, Нони спросила, была ли Джослин раньше в Палм-Спрингс и не собирается ли она остаться здесь подольше.
На оба отрицательных ответа Джослин девушка ответила любезной улыбкой и вежливо сказала, что могла бы показать город: магазины, парикмахерские… Чтобы все это осмотреть, пришлось бы потратить полдня.
Держалась эта девица хорошо. Джослин даже задумалась: что это — результат дрессировки или дар природы? Когда они осушили бокалы, Нони встала. Мередит тоже встал, а Нони поблагодарила его за приглашение и, извинившись перед Джослин, сказала, что ей надо идти на прием.
— С нетерпением буду ждать ваш фильм. Удачи вам! — сказала ей Джослин.
— Спасибо! — ответила та со сладкой улыбкой. — Надеюсь, мы снова увидимся. До свидания, мисс Стронг.
С этими словами она повернулась к Мередиту, поцеловала его в щеку и вышла из зала. Джослин так и не поняла, что означало это «мисс Стронг» — то ли это еще не изжитая школьная привычка, то ли нарочитая холодность. Но ей было все равно. Ясно, что они живут не вместе, потому что в противном случае Мередит либо весь вечер прятал бы ее где-нибудь, либо, наоборот, никуда бы ее не отпустил.
Он не дурак. Он ведь знал, что, помимо всего прочего, Джослин — журналистка. И то, что он представил ей Нони именно так, а не иначе, по мнению Джослин, вполне очевидно доказывало, что они сошлись только на время съемок. И ради рекламы нового фильма. Очень может быть, что отдел рекламы даже специально организовал для них эту поездку.
— Пожалуй, я бы чего-нибудь выпила, — сказала Джослин. Ранее, когда Мередит предложил выпить, она отказалась, но сейчас — самое время. Он просиял. Похоже, вечер должен пройти успешно.
Как бы невзначай она сообщила ему о причине своего приезда и о предполагаемой теме разговора.
— Я вовсе не хочу раздуть из этого что-то невероятное, — сказала она, — так что мы можем просто поболтать, как старые друзья, но это все-таки серьезная тема. Я даже не могу с тобой просто поздороваться — без того, чтобы не думать об этом. Вот я и решила: может, начнем сразу. И потом уж для нас не останется никаких запретных тем.
— Запретных тем? Что ты имеешь в виду?
— Ну, я бы не хотела затрагивать какие-нибудь темы, которые интересуют наш журнал, не будучи уверенной, что ты по крайней мере считаешь их заслуживающими обсуждения.
— Ценю твою искренность, — сказал Мередит.
— Ну, я все еще считаю себя твоим другом.
— Хорошо. Взаимно, — сказал он. — Ну, тоща начнем, пожалуй, — и он улыбнулся ей по-заговорщицки и спросил: — Или лучше сначала сделаем заказ?
— О да, непременно! Я умираю с голода. Наверное, это воздух пустыни так на меня подействовал.
— Одно из достоинств Палм-Спрингс, — сказал он, — чувствовать себя в прекрасной форме, когда на самом деле это не так.
Он заказал бифштексы и бутылку кларета, и, когда официант удалился, Джослин спросила, что он думает относительно карьеры Мерри в кино.
— Да, помню, ты об этом упомянула по телефону, — сказал он, откинувшись на спинку стула, улыбнулся и слегка покачал головой — это был его знаменитый жест, но сейчас он воспроизвел его совершенно естественно — и сказал: — Это трудный вопрос. То есть, я хочу сказать, кто бы его ни задал мне, вопрос трудный. Но слышать его от тебя… Господи! Это просто невозможно!
— То есть?
— Незнакомому журналисту я бы ничего не сказал. А другу придется все выкладывать начистоту.
— А что если журналист — твой друг? — спросила она.
— Друг — но насколько?
— Настолько, насколько ты сам того хочешь. Хороший друг.
— Что ж, придется поверить тебе на слово, — сказал он.
— Тебе это кажется рискованным?
— Нет. Но ты же понимаешь, что я имею в виду. Я был не очень хорошим отцом для Мерри. Я даже и отцом-то по существу не был. А теперь, пожалуй, девочка может и вовсе обойтись без меня. Многим дочерям это удавалось. Но в таком случае, не имея отцов, они нуждаются в матерях. А я даже не дал ей возможности иметь мать. Ты же помнишь, как все было, когда я порвал с Элейн. Ты же все прекрасно помнишь. Мне ли тебе рассказывать? И ты помнишь, как все было в другой раз. Карлотта…
— Да, — сказала Джослин. — Я помню.
— Ну, так что же мне еще сказать? Какое я имею право вообще что-то говорить? Единственное, чего бы мне хотелось, чтобы автором этого материала был кто-то другой — не ты.
— Я уже об этом думала, — сказала она. — Я много об этом думала. Но потом решила, что если бы писала не я, то за дело взялся бы еще кто-то.
— Не сомневаюсь.
— И все же, что ты об этом думаешь? Я спрашиваю теперь как Друг.
— Ну ладно, — сказал он. — У нее была чертовски сложная жизнь. И у меня, полагаю, тоже была чертовски сложная жизнь. А у кого жизнь не сложная? Но я чувствую свою ответственность за нее. И то, что она пошла в кинематограф… ну, это меня радует и огорчает одновременно.
— В каком смысле?
— Если она пошла в кино, то это означает, что есть что-то… что между нами все-таки существует какая-то близость. И разумеется, этому я рад. Я не знаю, что это. Но я счастлив, если она хоть каким-то образом ощущает ко мне близость.
