Your Personal Boggart - Заставь меня жить
Рон замирает на нижней ступени парадной лестницы. К счастью, кроме нас, здесь больше никого нет.
- Угадал. Пойми, Гарри, так оно и есть. Слишком явен их интерес к тебе.
Голос Рона резко падает на последней фразе, кажется, затухает весь его гневный запал. Буркнув: «Хотя это тебе решать, с кем дружить», он обходит меня и тяжело поднимается по лестнице, а я провожаю взглядом его широкую спину.
Истина медленно открывается мне. Он боится, что я в силу своего, якобы, тщеславия, начну общаться с аристократом Малфоем и красавицей Вейн, забыв о старых друзьях. Поразительно, откуда в его рыжей голове подобные мысли?..
Немного повременив, возвращаюсь в башню Гриффиндора. Видимо, Рон уже в спальне. Тихо вздохнув, призываю пергамент, перо и чернильницу, устраиваюсь в кресле, стоящем в дальнем углу гостиной. Расправив бумагу на коленях, задумчиво грызу кончик пера.
Никогда ранее шрам не беспокоил меня. Конечно, я не сразу привык к нему и первое время хмурился, глядя на своё отражение в зеркале, но чтобы он болел…
Да, именно шрам становится источником утренней головной боли. Я понимаю это, когда бессознательно прикасаюсь к нему в раздевалке после матча и, стоит заметить, данное открытие нисколько не радует меня. Не зря Гермиона переживала за меня, ох, не зря…
Никто из ныне присутствующих в Хогвартсе не знает о моей проблеме, а тот единственный человек, кому я мог бы рассказать о ней, сейчас отсутствует. Что уж говорить о видениях…
Но ведь если я не могу поговорить с Сириусом с глазу на глаз, я могу написать ему письмо. Чем, собственно, и занимаю себя в ближайшие двадцать минут. Далеко не в первый раз сталкиваюсь с проблемой изложения собственных мыслей на бумаге, тем более таких необычных, как мои, но вскоре складываю пергамент втрое и, призвав тёплую мантию, отправляюсь в совятню.
Густые сумерки окутывают окрестности замка, снежное одеяло переливается россыпью драгоценных сапфиров - жаль разрушать такую красоту, но я запахиваю мантию и прокладываю извилистый путь среди снежного «моря», пересекаю замёрзший ручей, а затем поднимаюсь в гору прямиком к высокой башне с множеством маленьких окошек. Тёмные фигурки сов, отправляющихся на ночную охоту, то и дело возникают на ультрамариновом небе, их крики растворяются в морозном воздухе, а нестройный шорох крыльев слышен даже с расстояния десятка шагов.
Букля спархивает вниз из-под самого потолка и радостно ухает в знак приветствия. Птица опускается мне на плечо, сужает свои невероятные жёлтые глаза, поглядывает на холодный свет Люмоса. Погладив сову за ушком, надёжно привязываю письмо к лапе и желаю ей удачного полёта. Однако Букля, по всей видимости, не торопится отправляться в долгий путь, а забавно топчется на моём плече, как вдруг наклоняется и ласково щипает за ухо.
- Моя хорошая, ты соскучилась? - ласково перебираю белоснежные перья, отчего птица довольно ухает.
Недолго думая, выхожу из совятни вместе со своей спутницей. Присев на верхнюю ступеньку, прячу подбородок в вороте свитера. Букля осторожно перемещается с моего плеча на колено, слегка оттопыривает левое крыло и чистит клювом и без того идеальные пёрышки. Я смотрю на пушистые уши совы и думаю о своём сне, в котором странностей, хоть отбавляй.
То, что я как будто был змеёй - чистейшая правда. Необычно было ощущать себя существом без конечностей, но вместе с тем чувства были настолько естественны, что даже удивительно. Второй странностью было то, что я следовал за каким-то человеком. Да что там следовал… Откровенно полз по полу вслед за чёрной мантией, слыша лишь шорох собственной кожи о гладкий пол и стук каблуков идущего впереди меня человека. Шипение заполняло вытянутое пространство, отражалось от каменных стен, и вскоре я осознал, что это не просто шипение, которое издаёт змея, а слова на каком-то странном языке и я понимал их смысл…
Непоколебимая уверенность, что мой сон и видение во время матча связаны между собой, настораживает и удивляет одновременно. Ещё и шрам ни с того, ни с сего начинает напоминать о себе. Это определённо связано с Волдемортом. Ох, не нравится мне всё это.
Букля привлекает моё внимание негромким уханьем. Моргнув, трясу головой, отгоняя нехорошие мысли, осознанно смотрю на свою птицу. Сложив крылья, она перемещается по моей ноге короткими приставными шагами и замирает так близко, что я ощущаю её тепло даже сквозь толстую мантию. В больших жёлтых глазах столько мудрости и понимания, что я невольно изумляюсь проницательности этих замечательных птиц. Острые коготки мягко сжимаются на ткани брюк, небольшой свёрток прячется под мягким оперением. Поколебавшись, всё-таки отвязываю письмо от лапки совы, удивлённо ухнувшей, когда пергамент безвозвратно исчезает в пламени Инсендио.
- Я передумал, так что ты можешь отправляться на охоту.
Коротко улыбнувшись, отпускаю Буклю и ещё долго смотрю на её удаляющийся силуэт, пока он окончательно не сливается с тёмными кронами деревьев Запретного леса.
Это только моя проблема. Не стоит волновать Сириуса лишний раз, который только недавно смог оправиться от нападения Пожирателей на Нору.
Отряхнув полы мантии от снега, возвращаюсь в замок размеренным шагом, смутно осознавая, что я успеваю войти в высокие двери до отбоя, но буквально на самом пороге новое видение принимает меня в свои неласковые болезненные объятия. Всё тот же зал, погружённый в полумрак, тот же длинный дубовый стол, те же люди в чёрных мантиях. Картина смазывается, ускользает от меня, но я силюсь ухватиться за неё, досмотреть, понять. Глаза закрываются скорее бессознательно, чем намеренно, ноги подкашиваются, но спина почти мгновенно находит опору. Уже неважно, что происходит в реальности, я весь там, в том зале…
Точка зрения неестественная, низко-низко над уровнем пола. Смутно знакомый шорох и шипение. Мерлин, я вновь змея…
Видение вновь расплывается, но через мгновение обретает чёткость: я уже на столе, подползаю к огромному и по виду весьма древнему фолианту, страницы которого исписаны очень мелким и убористым подчерком. От книги исходит зло, но змею это, как ни странно, не пугает, наоборот, я буквально ощущаю её радость - ту радость, на какую вообще может быть способно пресмыкающееся. В поле зрения попадает множество человеческих рук: одни, судя по длинным ногтям и дорогим украшениям, принадлежат женщине, которая почти благоговейно гладит уголок страницы, другие, явно мужские, с тонкими аристократичными пальцами водят по строчкам, третьи, тоже мужские, но отнюдь не лишённые лоска и изящества, теребят наконечник трости в форме головы змеи, словно в предвкушении чего-то.
- Видите, мой Лорд, мы нашли способ!