Золотая клетка. Сад (СИ) - "Yueda"

— Яр, ты хочешь себя до истощения довести? Хочешь, чтобы тебе внутривенно пищу вводили?

— Я не буду внутривенно, — стискиваю кулаки.

— Яр, ну что за упрямство, а? Вот ты сейчас кому хуже делаешь?

Да, это упрямство. Тупое упрямство. Тупейшее, прямо скажем. И хуже я сейчас делаю себе. Потому что реально ослабну и в конце концов не смогу даже огрызаться. И меня смогут пичкать, как угодно. И тогда я точно превращусь в куклу.

Ну уж нет. Не дождётесь.

— Яр, я угощаю. Садись, — сипит Паша и отодвигает стул.

Сглатываю.

Угощает он, значит? Он? Ну ладно. Окей.

— Буду должен, — кидаю я и, присев, запускаю руку в пакет, а братцы снова переглядываются.

Ну и хер с вами. Переглядывайтесь на здоровье. А я жрать буду. Я охуеть как давно не ел.

* *

Немцы с их натянутыми улыбочками остаются в зале ресторана, а я без особой спешки спускаюсь в холл. Красное сукно дорожки гасит звук шагов, огромные хрустальные люстры ярко горят, освещают расписанный картинами в стиле рококо потолок, щедро рассыпают блики по золоченной резьбе стен, расцвечивают сиянием каменные статуи.

Переделать тут всё к чертям, что ли? Выкинуть этот пафосный хлам и сделать что-нибудь совершено другое. Живое. Экологичное.

— Андрей, расшарь документацию по этому ресторану. Хочу посмотреть во что встанет переделка его в ресторан-оранжерею.

Андрей, что идёт сзади, кашляет и вперивается мне в затылок.

Он вообще сегодня весь день на меня лупится и на встречу с немцами увязался не пойми вообще зачем.

— Слушай, Дамир, — говорит Андрей, когда мы устраиваемся в салоне машины и Михаил трогает с места. — Ты как-то говорил, что пора бы проинспектировать отель на Мальдивах, а заодно и отдохнуть там на вилле. И сейчас подходящее время. Там сейчас знаешь…

Он осекается, спотыкается о мой взгляд и кашляет.

Это что сейчас было? Смехотворная попытка отправить меня в отпуск?

— Андрей, ты берега, случаем, не попутал?

Тот вздыхает.

— Слушай, я серьёзно. Тебе и правда нужно отдохнуть. Хотя бы немного. Пару-тройку дней.

Продолжаю молча смотреть на Андрея, на что тот опять вздыхает.

— Ты рожи немцев видел?

— Имел счастье лицезреть их целых полчаса. И?

— Да они чуть не обосрались во время переговоров.

— И что? Ты за них переживаешь?

— Я переживаю не за них, а за тебя. И за себя тоже. Ты же на мне злость срывать будешь.

— О чём ты? Я абсолютно спокоен.

— Вот это и есть самое страшное, Артур.

На имени он ставит особое ударение, и я непроизвольно стискиваю челюсти.

Андрей — один из немногих, кто называет меня моим вторым именем, кто его вообще знает, а вот Артуром он зовёт меня или на публике, или в исключительных случаях. Например, когда меня несёт.

Значит, несёт?

Отворачиваюсь к окну. Смотрю на проплывающие ажурные решётки оград и яркие фасады.

Да, меня несёт. Я зол. И причина этой злости Яр, Ярик, солнце, которое никак не желает понимать очевидных вещей, а лишь жарит упрямством и гордостью. Глупостью! Закутался в свою обиду и выйти, взглянуть на реальность не хочет. Не верит в мою помощь и не хочет её принимать. Раз за разом отказывается. Сначала с этим выкупом идиотским, потом подарки, теперь вообще голодовку устроил, а об учёбе, о которой он мечтал, и слышать не желает. Как же это бесит. Просто невероятно бесит то, что он совершенно не хочет ничего от меня принимать. Вот просто абсолютно ничего! Даже выслушать не может. И городит дикую, несусветнейшую чушь, как глупый обиженный мальчишка. И меня это задевает. И я злюсь. Злюсь, чёрт!

Зато в таком состоянии у меня отлично получается работать. О да… Ещё и трёх нет, а я уже все дела раскидал.

— Так, — оборачиваюсь я к Андрею. — Что у нас ещё на сегодня?

— Почти всё. Осталась одна встреча с депутатишкой. Будет гнуть за свою значимость и повышение оплаты.

— Ну что ж, — хмыкаю я. — Поговорим.

— Может, лучше я?

— Да успокойся, не убью я его. Так, развлекусь, может.

— Ты уже сегодня наразвлекался. С немцами, с советом директоров.

— Отличный день, — пожимаю плечами.

Андрей только выдыхает.

Так в молчании мы доезжаем до офиса и, оставив Михаила с машиной на подземной парковке, поднимаемся на лифте. Только шагаю в приёмную, как Вероника поспешно поднимается с места и подаёт мне бумаги.

— Артур Романович, вот документы, что вы просили подготовить.

Она, как всегда, точна и исполнительна. Эта сорокалетняя, с виду невзрачная женщина способна за считанные минуты найти любую мелочь в бесконечном архиве. За всё время, что она у меня работает, никогда не подводила и даже минутных промедлений не было.

Помня о том, что уже нарычал на неё утром, молча принимаю папку с документами.

— А ещё вас ожидает госпожа Птах.

Я и сам это вижу, потому что с белого дивана поднимается невысокая ухоженная женщина.

Давненько мы не встречались. А она всё хорошеет. Не зря всё же в борделе её Королевой называли, и клиенты на коленях приползали.

— Надя?! — восклицает Андрей. — Ты что тут делаешь?

Надежда даже не смотрит на него.

— Артур Романович, уделите мне пять минут. Я пришла поговорить про своего племянника, — говорит она.

И взгляд открытый, прямой. Как у него. Да, сразу видно — родня.

— Проходите, Надежда Владимировна.

Андрей пытается перехватить, остановить её, но Надежда шипит: «Отвали!» и идёт за мной.

Значит Ярик дозвонился до тётушки и всё ей рассказал.

Открыв дверь, щёлкаю выключателем, и свет, волной прокатившись по кабинету, прогоняет полумрак, занимает всё свободное пространство. А его здесь немало, и панорамные окна только усиливают эффект. Обычно люди теряются в моём кабинете, чувствуя свою мизерность. Но Надежда, кажется, и вовсе не замечает его, она сама сосредоточенность и смотрит только на меня.

— Присаживайтесь, Надежда Владимировна, — приглашаю я, располагаясь за столом.

Смерив взглядом маленькое неудобное кресло, Надежда кривит губы.

— Я лучше постою.

— Как хотите, — пожимаю плечами, а сам опять отмечаю их сходство.

Да, не зря Андрей помешался на Птахе, не зря. Теперь я его понимаю.

— Так о чём вы хотели поговорить? — подталкиваю я Надежду к началу.

— О Ярике, — произносит она, облокачиваясь о стол.

А я внутренне аж дёргаюсь.

«Ярик». Так я его называю. Я.

— Я знаю, что он у вас, что вы его заперли, и что с вами бесполезно бороться, — продолжает Надежда. — Я прошу вас ответить честно на один вопрос: зачем вам Ярик? Что он значит для вас?

Зачем он мне? Что он для меня значит?

Эти вопросы настолько чудовищно глупы, что даже отвечать не хочется. Разве это и так не понятно?

Хотя… ей-то откуда знать?

— А что ты значишь для Андрея? — отвечаю я вопросом на вопрос и вижу, как глаза Надежды распахиваются, а тонкие пальцы впиваются в тёмное дерево столешницы.

Что, поняла, да?

Она сглатывает.

— То есть вот так?.. Настолько? — шёпотом спрашивает Надежда.

Молчу. Просто смотрю на неё и молчу. Мне нечего больше сказать этой женщине. Я нашёл его. И я его не отпущу. Пусть хоть весь мир рушится — не отпущу.

Надежда тихо выдыхает. Решительность и напор медленно стекают с неё. Она становится уязвимой, и я в два счёта могу её раздавить. Но я не буду. Ведь она тётка Ярика и любовница Андрея. Я и пальцем её не трону. Просто хочу, чтобы она поняла. Поняла всё до конца. Она же умная женщина.

— Значит, так? — выдыхает наконец она. — Что ж, тогда я прошу вас: будьте с ним аккуратным и максимально честным. Он ещё совсем ребёнок и многого не понимает. И если ему не рассказать, не объяснить, так и не поймёт.

Ребёнок. Да, он ведёт себя, как ребёнок, потому что он и есть этот ребёнок. А я ожидаю от него рассудительности и глубокого понимания, а он… Чёрт!

Хочется свернуть разговор, сорваться и поехать домой. К Ярику. Прямо сейчас.

— И ещё: не запирайте его. Он зачахнет в клетке, — говорит меж тем Надежда.