Золотая клетка. Сад (СИ) - "Yueda"
А сейчас проснулся и… жрать хочу. Сколько там человек без еды может? Месяц? Полтора? У меня всего третий день, а я уже нахуй загибаюсь. И я ведь не хочу голодать. Ну не хочу. Я ж не дурак, понимаю, что так только себе хуже делаю. Но не хочу у этого Крокодила ничего брать. Ни подарки его ебучие, ни помощь его лживую и поддельную, ни еду его говняную. Ничего!
Резко выпрямляюсь и от этого голова немного едет так, что комната слегонца подрагивает.
Пиздец. Нужно срочно что-то съесть. Или попить. Хотя бы воды. Но я не могу выйти отсюда. И у меня нет денег, чтобы что-то купить.
Ебучий Аллигатор. Чтоб ты сдох, зараза!
Взгляд медленно ползёт по комнате, цепляется за старенький комп, который странно смотрится в этом новеньком, сверкающем интерьере, останавливаюсь на инструментах, что лежат в футлярах прямо на полу.
Снова возвращаюсь к компу.
Так. Это мой комп. Один раз я его уже продал. Кто мне мешает сделать это ещё раз?
Кто? Ха-ха! Хуй в пальто!
Как я объяву размещу, если даже не знаю, где заперт. Да и выйти никуда не могу.
Блядство.
Тихий щелчок замка выдёргивает меня из мыслей. Моментально собираюсь и резко оборачиваюсь к двери. Та аккуратно раскрывается, и в проёме нарисовываются двое-из-ларца.
Что им нужно?
— С добрым утром, Ярослав, — басит Гриша. — Как себя чувствуешь?
До чего ж стрёмно слышать от него вот это «Ярослав». Аж передёргивает всего.
— Охуенно себя чувствую, — отвечаю я, скрещивая руки. — А вы с какой целью интересуетесь?
— Может, сходишь поешь? Или тебе сюда принести?
— Сказал же: не голоден, — дёргаю плечом, а живот предательски урчит. Вот ведь падла!
— Ярослав… — оба братца ворчат сердитыми бульдогами.
Что за нах, бля! Сторожите тут, как Цербер врата Аида, так хоть не лезьте ко мне, не цепляйтесь. Сдрисните отсюда. Дайте уже подохнуть.
Хотя…
— Комп видите? — спрашиваю я, охрана кивает. — Задание: продать как можно скорее комп, купить мне пожрать, остальные деньги принести. Ясно?
— Ярослав… — вздыхает Гриша. — Ну что ты, как маленький?
— Вам ясно? — встаю с места и, сжав кулаки, смотрю на них.
Братки выдыхают, переглядываются. Кажется, что между ними происходит какой-то молчаливый диалог, в который я не врубаюсь, а через пять секунд Паша подходит к столу и начинает отсоединять провода.
Он понёс его продавать? Серьёзно? Сработало?
Охуеть!
— Только побыстрее, — подгоняю я. — И еду не забудь. Дошик там или ещё какое-нибудь говно дешёвое.
Паша на это только молча кивает, сгребает всё и выходит. Я сажусь обратно на кровать.
Дошик… Блядь. Какого хуя именно его упомянул? Вчера крокодилья морда Дамир про него втирал. И вообще много чего втирал. Всякой байды. Не хочу об этом думать. Не хочу вспоминать.
Но вспоминаю. Потому что… потому что он прав, сука.
Да, мы живём в говне и едим говно. И считаем это нормой. Нормой, блядь! Жить в разваливающемся доме, ходить по улицам, зная, что любой ушлёпок может пырнуть ножом, зная, что от любой искры может загореться целый торговый центр, потому что гниды пожалели денег на негорючие отделочные материалы. И никто тебя не спасёт. Даже если захочет. Потому что банально не успеет!
Потому что безопасность — это миф. Самообман. Это сказка у нас в голове. Такая же сказка, как справедливость, свобода и прочая хуйня, которую придумали специально, чтобы мы сидели в своём дерьме и не рыпались. Ведь если не видел ничего лучше, то и такое сойдёт. И это не исправить. Не побороть это. Остаётся только бежать. В творчество, в музыку. Искать там отдушину, хоть какую-то свободу, но… Но и это не получается. Не дают убежать. Пчёлы должны жить в улье и делать мёд, поэтому со всех сторон идёт давление: «музыка — не серьёзное занятие», «чтобы выжить, нужно пахать», «выбери надёжные деньги», «стань нужным и полезным». А чтобы не свихнулись окончательно, подсовывают сказочки про справедливость и свободу, типа, когда-нибудь всем воздастся по заслугам. Да никогда ничего никому не воздастся! Никогда!
Дамир, конечно, мудак и крокодил, но он прав. Он тысячу раз прав, называя такую жизнь клеткой. А я — глупая птаха, которая сначала в одной клетке трепыхалась, а теперь в другой.
Блядь. Как же паскудно на душе от всего этого. И паскуднее всего от своей собственной наивноты. Я дурак, которого жизнь к двадцати годам так и не научила, что нужно снять розовые очки, обрасти шкурой, панцирем, и выкинуть все сказочки про добро и справедливость из головы. Выбросить, как мусор, весь этот бред.
Но… Как там у Семёновой было?
…Но зачем этот бред не дает прожить,
От несчастий чужих отводя лицо?..
А затем, чтоб другому помочь сложить
Рукотворную сказку со счастливым концом.
Помочь. Хех. Есть же вот такие придурки, как я. Реально ж ведь помогают. Перечисляют свои копейки во всякие фонды благотворительности, скидываются на лечения незнакомым людям. И я вот таким был. Нечасто, но делал. Летом всё, что собрал на набережной, отправил в фонд помощи детям. Я всегда таким идиотом был? Да?
Усмехаюсь.
Видимо, да. Оно у меня как-то само получается. Не специально. Я даже не думаю, когда делаю. Просто делаю и всё. Тогда в торговом центре девчонку от хуерыла с пистолетом заслонил, и ведь не думал же об этом. Не соображал. Если бы соображалку включил, то никого бы я заслонять, наверное, не стал. Страшно. Пуля в брюхо — это страшно. И никто от этого не застрахован. Никто. Только те, кто бабло вагонами грузит. Потому что у них охрана есть. Они даже могут своим подстилкам охрану нанимать, чтобы те за целостью собственности следили.
Поднимаю голову и смотрю на Гришу.
Вот он — один из охранничков. Приставлен блюсти сохранность меня. И ведь блюдёт. Вряд ли Дамир врал, говоря, что это они мудачьё подстрелили. Если бы не двое-из-ларца то, возможно, меня вообще бы уже не было.
— Спасибо вам, что спасли тогда в ТЦ, — говорю я тихо.
Гриша с секунду смотрит недоумённо, а потом лицо расправляется, растягиваются в улыбке губы.
— Всё хорошо, Яр. Ты можешь на нас положиться.
Хмыкаю.
Положиться, да?
Так это не я на вас полагаюсь, а Дамир. Я просто объект охраны. Не более.
Гриша подходит и протягивает мне стакан с водой.
— Попей. Тебе надо. Совсем себя заморил, — благожелательно говорит он. — А я пока раны твои смажу.
И пока я принимаю стакан и хлопаю глазами, в лапах Гриши, как у фокусника, появляется тюбик крема, и этот крем он начинает в меня втирать.
— Иди нахуй, — пытаюсь выдернуть руку из медвежьего захвата. — Я и сам могу.
— Сиди уже.
Я сижу. Пью воду и подставляю руки для обработки. Брыкаться совершенно не хочется. Наверное, я тупо ослаб. Сколько так сижу, не знаю. Десять минут? Двадцать? Полчаса? Хуй знает. Просто сижу и пялюсь в окно, на блёклое небо, на далёкие высотки, пока дверь не открывается и в комнату не входит Паша. Компа с ним уже нет, зато есть бумажный пакет.
Обалденно пахнущий едой бумажный пакет.
Он опускается на стол, к которому Паша молча приглашает.
Пара шагов — и я уже запускаю в него нос.
Божественные запахи сшибают меня, а все эти упаковочки так охуенно выглядят: бумажный стакан с чаем, закрытый крышкой, тёмно-коричневый пухлый свёрток скорее всего с бургером, прозрачный контейнер с круассаном, ещё один бумажный широкий стакан. А этот с чем интересно? С кашей, что ли?
Тянусь к нему носом, принюхиваюсь и торможу сам себя.
Так. Стоп. А где дошик? Я ж просил дешёвое говно купить. Это всё не похоже на дешёвое говно никак.
— Сколько это стоит? — поворачиваюсь я к Паше.
Тот хмурится.
— Неважно, — машет он лапой.
— Нет, важно!
Я встаю в позу и тут до меня доходит.
— Ты вообще комп продал? Или он в соседней комнате, блядь, стоит?
— Ярослав, — вмешивается Гриша. — Ешь давай уже. С компом твоим потом разберёмся.
— Не буду я это есть!
Паша пыхтит, а Гриша вздыхает.
