Эхсан Шаукат - Пламя страсти
* * *
#E"...Эта страсть не покидает меня. Все, что раньше занимало меня, потеряло
всякий интерес. Я живу в пустоте, которая отделяет друг от друга те
неизъяснимые мгновения, в которые я получаю то, на что нацелена теперь моя
жизнь. Я не знаю, к чему все это приведет и чем закончится. Ведь он -- лишь
слуга и язычник, которому недоступна христианская благодетель. Я осознаю свое
падение и не надеюсь, что смогу когда-нибудь искупить свой грех. Сейчас у
меня нет ничего общего даже с близкими людьми. Я покидаю их, хотя, может
быть, меня ждет судьба тех бездомных собак, которые от тоски воют по ночам на
луну. Боже, спаси мою душу.
Эвелин Беллингэм, Саргохабад, 20 мая 1900 года."#F
Это -- часть записки, которую потом найдут в одной из книг Эвелин, и которая
была написана в тот день, когда она поставила крест на всей прошлой жизни,
будучи не в силах совладать с захлестнувшей ее страстью.
Она встречалась с Абулшером ежедневно, но и этого ей было
недостаточно, ее тянуло к нему так, что ей было нужно видеть его два
или три раза на дню... И не только просто видеть...
Ослепленная желанием, она пренебрегала элементарной осторожностью, совсем не
думала о риске, который несло с собой подчас даже мимолетное свидание.
Наилучшими для встреч были послеполуденные часы, когда солнце, перевалив
через зенит, палило нещадно. Все живое стремилось укрыться от жары.
Обитатели господских домов спали, а слуги, если и делали что-нибудь, то
еле-еле, точно сонные мухи.
Эвелин лежала в темной каморке. Чтобы одежда не прилипала к влажной от пота
коже, она сбросила с себя все. Жена Абулшера уехала на неделю к
родственникам, и Эвелин, пользуясь этим, дважды в день тайком пробиралась к
нему в дом. Ей нравилась эта крошечная комнатка, большую часть которой
занимала деревянная, крепко сколоченная кровать, покрытая лоскутным одеялом.
В углу стоял сооруженный из большого ящика шкаф, его полки были уставлены
глиняными мисками, кувшинами и чашками. Он стыдился своей бедности и, кроме
того, не желал лишний раз рисковать.
-- Вам жарко, мисс-сахиб?
-- Нет... немного...
Она повернулась на бок, старая кровать заскрипела. В слабых лучах
солнца, едва пробивавшихся сюда, ее тело светилось, словно жемчуг.
-- Ваше тело... Оно такое белоснежное... Как у гурии...
-- Гурии?
-ре!
Вся спина привязанного к столбу человека уже представляла собой сплошное
кровавое месиво, с боков свисали узкие рваные полоски кожи. Не отрываясь,
Эвелин смотрела на происходящее. Сердце ее часто билось. Человек у столба был
несгибаем, жестокая пытка не достигала нужных палачу результатов...
-- Сорок пять!.. Сорок шесть!
Эвелин почувствовала, как на нее накатывает волна страшного возбуждения. Ей
вдруг захотелось, чтобы боль от ударов "девятихвостки" стала еще мучительнее.
-- Быстрее, -- прошептала она. -- Сильнее!.. Бей его! Сильнее!
Теперь Эвелин ловила каждое движение бича. Прильнув к кустарнику, она
ощутила, как охватившее ее возбуждение сменяется острым дотоле неведомым
удовольствием...
И вдруг тхалец покачнулся. Окровавленное туловище накренилось, ноги
подкосились... Через секунду у столба лежало нечто бесформенное... Но не
безжизненное -- издали было видно, как измученное тело то и дело сводили
судороги...
Эвелин закрыла глаза. Ее подташнивало, ноги и руки онемели. Между ногами
почему-то стало мокро. От этого ощущения затошнило еще больше. Потом
надвинулся непонятный страх. Собрав все силы, Эвелин в последний раз
посмотрела на кровоточащее тело и бросилась к дому.
* * *
Солнце собиралось садиться. Настенные часы пробили пять раз. Птицы в саду
сбились в суетливые стаи, своим щебетанием возвещая о скорой прохладе.
Послышался удаленный звук горна, предназначенный для солдат Ее Величества и
говорил о завершении очередного дня их службы. Миссис Элизабет Беллингэм,
жена командира полка, торопилась покинуть сад, мелкими шажками она семенила
по посыпанной белым песком дорожке. Чтобы не запачкать длинную темно-синюю
юбку, она аккуратно приподняла ее край и придерживала в дюйме от земли.
-- Эвелин, ты не забыла про сегодняшний вечер? Пора одеваться!
-- Она в ванной, мэм-сахиб, -- ответила вездесущая Миана.
Когда до Эвелин долетели слова матери, она уже держала в руках полотенце.
Перед ней на деревянном столике стояло небольшое круглое зеркало. Эвелин
внимательно осмотрела свое лицо. В зеркале отразились большие голубые глаза и
маленький, чуть вздернутый нос. Когда-то в детстве у нее были веснушки,
теперь не осталось ни одной. Она приоткроыла рот и оскалила зубы. Все в
порядке. Хотя не совсем -- у одного еще в прошлом году обломился кусочек. Но
это незаметно. Эвелин плотно сжала губы, они показались ей бледными. Чтобы
покраснели, надо их немного покусать. Так хорошо...
Забросив за спину длинные светлые волосы, она взяла зеркало в руку и поднесла
к грудям, снизу, сперва к одной, потом к другой. Критически посмотрела сверху
и осталась довольна: в зеркале отражались почти идеальные полусферы почти
молочного цвета. И в центре каждого -- как будто ягоды лесной земляники...
Двигая зеркало вниз, Эвелин опустила его на уровень живота, а рукой обвела
круглое углубление пупка. Сдвинула руку еще ниже, к пушистому холмику, сплошь
покрытому вьющимися золотистыми волосами. Здесь она заколебалась, бросила
быстрый взгляд на дверь, чтобы убедиться что она закрыта. Вытянула вперед
одну ногу и положила на стул, стоящий рядом со столом. Осторожно поместила
зеркало между ногами... Раздвинула рукой густо заросшие складки больших губ.
Когда те открылись, появились другие, совсем маленькие губки... Эвелин
нагнулась и нетерпеливо заглянула в узкий розовый канал... Еще раз смущенно
оглянувшись на дверь, вдвинула чуть-чуть указательный палец в розовый вход.
Тут же испугавшись вынула его и начала нежно массировать гладкую и влажную
плоть. Сначала движения пальца были круговыми, потом стали продольными, более
резкими, палец своей подушечкой надавливал на алеющую, трепещущую кожу малых
губ. Назад, вниз и обратно -- к животу! Снова назад и обратно вверх! Еще!
Еще! Еще! Инстинкт подсказывал Эвелин, что в этих движениях чего-то не
