Омега для Омеги
Положила букетик скромных синих колокольчиков на могилу Берты, и Оливер позади меня тяжело вздохнул:
— Зачем ты меня сюда привела?
— Привел.
— Привела.
Взъерошила волосы и повернулась к недовольной волчице:
— Так правильно. Пусть и Берта порадуется за тебя. И с мертвыми надо делиться счастьем, ясно?
— Учитывая, что ее и сожрала…
— Только часть. Только ее злость. Я не ела ту Берту, которую ты и Руфус любил. Поэтому будь хорошей девочкой и расскажи бывшей хозяйке, как у тебя дела.
— А так не видно, как у меня дела? — ехидно спросила пузатая волчица и скривила морду. — Меня мучит изжога, мне муторно и плохо. И еще я хочу секса, но мне нельзя.
— Зато у вас с Руфусом будет лялечка, — я присела перед Оливером и потискала бархатные уши. — Замечательно же.
— Ничего не имею против лялечек, — Омега сморщил нос. — Люблю лялечек, но против того, чтобы эти лялечки выходили из меня. Неужели ты не понимаешь? Я боюсь! Меня же разорвет!
— Мы можем посмотреть с тобой, как правильно дышать и тужиться, — я ласково улыбнулась. — И женское тело перестроится к родам.
— Я понимаю, что ты пытаешься мне приободрить, — Оливер сел и тряхнул ушами, — но это не помогает. Совсем не помогает.
Омега вздохнул и подошел к могиле, понурив голову. Молча постоял, разглядывая синие колокольчики, и сказал:
— При тебе, Берта, такой херни не было.
— Можно поинтересоваться, что вы тут делаете? — раздался голос Руфуса.
Я удивленно оглянулась. Рановато вернулся папаша из города. Мужчина, приодетый в строгий деловой костюм и галстук, выглядел странно и чужеродно на лесной опушке. Лицо бледное и сердитое.
— Ты это у Нелли спрашивай, — тихо отозвался Оливер.
— Берта, хоть и мертвая, но тоже семья, — пожала плечами. — Пусть порадуется.
Отвернулась и скрестила руки на груди. Мне было неловко и неуютно в присутствии Полуночного Клыка. Он, конечно, прислушался к моей просьбе и сделал вид, что несколько дней назад между нами ничего не произошло, но этого оказалось мало. Стоило мне только взглянуть на него, как в памяти всплыли яркие картинки неистовой страсти той безумной ночи, когда я решила поиграть в озабоченного детектива. Кожа и тело помнили руки, губы и твердую плоть Полуночного Клыка и требовали второго раунда, на который я была совершенно не согласна. Мужская гордость, которую я сама себе придумала, была посрамлена, а душа уязвлена равнодушием.
— Что опять не так? — поинтересовался Руфус.
— Даже не знаю, — закатила глаза и тряхнула кудрями, чтобы донести до чурбана, насколько он меня обидел.
— Я вас умоляю, — Оливер прижал уши, — только не начинайте. Не здесь.
— А пусть Берта посмотрит, что ее супруг ведет себя, как последняя образина, — тихо прошипела, сцепив зубы. — Равнодушная и подлая образина.
— Ты можешь человеческим языком объяснить, что тебе опять не так? — Руфус ослабил галстук.
— Даже не знаю, — повторила я.
Если честно, то у меня не было сформированных в красивые и уничижительные слова претензий к Руфусу, поэтому я юлила, как умела. Пусть сам догадается, что не так в наших отношениях. И найдет правильные фразы, чтобы передо мной извиниться.
— Ты ее опять не целовал? — сокрушенно спросил Оливер.
— Целовал, — зло и сдавленно ответил Руфус.
— Да разве это поцелуи были? — всплеснула руками и хохотнула.
— Мать твою, Нелли! — рявкнул Руфус. — Ты определись, чего ты от меня хочешь! Я не понимаю твоих намеков!
— Любви хочу! — взвизгнула и испуганно смолкла. Попятилась к кустам и шепнула. — Забудь, что я сказала… Сказал! Хорошо? Ты ничего не слышал.
— Но я слышал, — нахмурился мужчина.
Кинулась прочь, подгоняемая громким стуком сердца.
— Нелли! — крикнула Руфус. — Почему ты вечно убегаешь?!
— Отстань!
Все. Это конец. Признала, что противный оборотень сумел обосноваться в сердце ядовитой гадюкой. Отравил и сломил свободного мужчину, у которого были, между прочим, великие планы! Планы жениться, например! Найти свою Нареченную. Юную, красивую, нежную, как лесной ландыш, а сердце выбрало грубого и неотесанного мужлана. Фу! Да, хорош собой, силен и не обуздан, но я хочу любить женщин. Женщины ласковые, добрые и умные!
Забежала в дом и кинулась вверх по лестнице.
— Ты чего? — спросила Гала, которая смахивала пыль с бронзовой фигурки коня на высоком круглом столике у дверей.
— Уезжаю! И забираю Оливера с собой, — рыкнула. — Пусть родит в Средних Лесах и потом вернется под крылышко Руфуса, а я тут не останусь!
— Опять поцапались?
— Нет! — воскликнула и возмущенно оглянулась. — Не цапались мы! Толку с ним цапаться, все равно ничего не поймет!
— Понятно, — женщина флегматично вернулась к коню и бережно протерла его хвост.
Ворвалась злобным чертом в комнату и с недоумением уставилась на черную плоскую и продолговатую коробочку на кровати. С недовольным урчанием открыла ее и замерла в изумлении. На бархате лежали изящные ножнички с золотыми ручками, покрытыми филигранной и тонкой резьбой, что складывалась в витиеватый узор, а гвоздик, соединяющий два лезвия, инкрустирован камушком. Грани сверкнули искрами, и я охнула. Красиво, роскошно, но разве можно таким шедевром пользоваться по прямому назначению?
Вспомнила, что на днях перерыла весь в дом в поисках ножниц, которые куда-то затерялись. Ругалась, нервничала и злилась, что мне приходится обрезать нить канцелярским ножом. Заметила под бархатной подложкой белый уголочек и осторожно вытянула записку с острым и размашистым почерком.
“Я знаю хорошее укрытие, если ты надумаешь прокрасться ко мне в комнату.”
— И где? — я почесала нос. — Негде у тебя там прятаться.
— Под одеялом, — шепнул голос Руфуса на ухо.
Отскочила к окну и пискнула:
— Так себе укрытие.
— Хорошее укрытие, — мужчина спрятал руки в карманы брюк и перекатился с пяток на носки. — Не придется долго искать мелкого пакостника.
