Омега для Омеги

Меня зовут Нелли. И мне не повезло. Я — Омега, рожденная в паре сильных и потомственных Альф. Я — позор семьи, пусть никто и не говорил мне этого в открытую, но в Стае Чернохвостой и Северного Ветра на меня всегда смотрели с жалостью и печально вздыхали за моей спиной. В детстве, когда мне было дозволено обращаться в волчонка, я думала, что я такая же, как все, просто немного послабее и помельче сверстников, но я верила, что вырасту и стану гордостью папы и мамы. Увы мне. Гордостью родителей всегда был и будет Рональд, мой старший брат, который продолжит род, а я останусь пустышкой.

Я — Омега и этим все сказано. В двенадцать лет на меня надели Сдерживающий Ошейник — тонкий металлический обруч из особого сплава. Он предназначен для того, чтобы запереть волчью суть и обезопасить меня. Эти ошейники всегда носили провинившиеся оборотни, дикари, неспособные контролировать звериную натуру и Омеги, родители которых не желали, чтобы их любимое дитя в будущем обезумело или навлекло внимание неугодных Альф или других оборотней.

Во многих Стаях, слава Бледнолицей Луне, но не в наших краях, Омеги были товаром. Их задорого продавали Альфам, которые имели особую привелегию собрать целый гарем из “бесправных”. Главное условие — прокормить Омежек и дать за них приличный выкуп. Нет, это совсем не порицалось. Наоборот, уважающему и уважающей себя Альфе было рекомендовано завести Омегу хотя бы в одном экземпляре. Так, для соблюдения приличий.

А еще у волка или волчицы третьего сорта был вариант стать временным партнером для молодых оборотней и оборотних, которые не нашли себе пару. Мы стерильны. Никаких незаконнорожденных детей, случайных залетов и прочих проблем — люби Омегу и не бойся последствий.

В наших краях отказались от традиции наложничества, как временного, так и постоянного. Наверное, ревнивые волки и волчицы не смогли терпеть сирых и убогих, что ублажали их Нареченных, но я склоняюсь к мысли, что нами просто брезговали. Поэтому было решено — Омеги обязаны носить Сдерживающие Ошейники, чтобы не провоцировать Альф на глупости. Я слышала, у них шарики за ролики закатываются, если мимо пробегает свободная Омежка, у которой тоже обязательно проснутся низменные инстинкты и немедленное желание совокупиться.

Итак, в двенадцать лет я стала гордой носительницей Ошейника. Именно тогда Старейшина подтвердила все подозрения — я Омега. Морщинистая древня ведьма с седой косой до пят на глазах моих родителей и брата обнюхала простынь с кровавыми пятнами и вынесла неутешительный вердикт. Мама заплакала, что меня жутко напугало — она никогда не позволяла себе быть слабой и эмоциональной. Папа поджал губы и глухо рыкнул, а в глазах Рональда проскользнула тень презрения.

— Мне жаль, — обреченно сказала старуха, словно я была проклятием, и защелкнула ошейник на моей тонкой подростковой шее.

Сначала вещица показалась мне очень симпатичной — почти платиновое ожерелье-кольцо, но потом, когда я поняла, что не видать мне больше обращения в волчицу и веселой охоты за мышками в лесу с кузенами и другими волчатами, я приуныла. Мне будто отрубили все конечности и сделали инвалидом. После того как мы вернулись из хижины Старейшины домой, я стала изгоем в родной многочисленной семье. Меня все реже звали поиграть или похулиганить, и я с головой ушла в учебу и книги, в которых меня ждали вымышленные приключения и забавы героев. Я старалась не печалиться, но иногда все же плакала в подушку и прятала тонкий обруч на шее под высокими воротниками и шарфиками.

В день моего совершеннолетия Стаю порадовали хорошей новостью — меня отправляют в город на выселки из леса. К очень-очень дальней родственнице. Кто-то из наших предков давно, в темные века, обратил смертного мужчину, и тот стал супругом для волчицы. И она породила многих потомков на три поколения вперед. Учитывая, как быстро стареют и умирают люди, я и та самая тетка Эмма, к которой меня сплавили, связаны кровью процентов на десять.

Тетя Эмма оказалась бездетной крепкой старушкой, которая приняла меня без особого энтузиазма. На ее голову свалилась, по сути, чужая и незнакомая девка. Пока мама обнимала меня и слезно прощалась, бабулька с небольшим осуждением качала головой и многозначительно цокала.

— Ну и нравы у вас, — сказала Эмма матери, когда та, наконец утерла слезы.

— Ей среди людей будет комфортнее, — печально ответила мама. — Это было для нас тяжелым решением.

— Езжай, Чернохвостая, — старуха махнула рукой. — Мы тут сами разберемся.

Конечно, спустя некоторое время я узнала, что крохотную комнатку в доме с аккуратным палисадником, еду и мои карманные расходы оплачивал отец и добавлял неплохую сумму Эмме за то, чтобы она со мной нянчилась. Я почувствовала себя еще более никчемной и бесполезной, чем прежде. Пора брать жизнь в свои руки и становиться самостоятельной, но как освоиться в чуждом мне мире?

Меня лишили Леса и Стаи, но я все еще могу быть человеком и прожить обычную смертную жизнь со своими радостями и горестями. Однажды воспоминания о ночной чаще и первых неуклюжих охотах на рябчиков и полевок поблекнут и мне не будет так больно.

— Опять тоска ест живьем? — сердито спросила Эмма, хлебнув кофе из фарфоровой чашечки с танцующими котятами.

— Ест, — честно ответила я и подперла лицо кулаком. — Но это, наверное, лучше, чем быть подстилкой для Альфы.

— А если такова твоя натура, зайка? — старуха прищурилась. — Я вот мужиков совершенно не терплю, но у тебя-то ситуация другая.

— Альфой может быть и сука, — я неловко улыбнулась.

— Но чаще ведь Альфами рождаются кобельки, — цокнула Эмма. — Альфа-сука — редкость.

— Как и кобельки-омеги, — я горько усмехнулась. — Говорят, у соседей старик-омега в ошейнике ходит. Все ждут, когда помрет.

— А его, как тебя, не выгнали? — удивленно охнула Эмма.

— Стану немощной бабуськой и тоже вернусь в Стаю, — пожала плечами и плеснула себе кофе. — Так, по крайней мере, мне сказали. Мне среди людей будет полегче, а в лесу меня сведут с ума перешептывания и гнусные сплетни.