Роузи Кукла - Кадеточка
Наутро мама все теребит меня, а я вся не своя. И потом в школе. Мне не до уроков, все думаю. Как вспомню, что Инга так от меня вся зашлась, так у самой опять все волнительно внутри. Ели до конца уроков дотерпела. Ума хватило. Я после школы прямиком и к маме. К кому же еще? Она ведь у нас с сестрой самая настоящая, умная и мы ее очень любим.
Кое–как, запинаясь, но все самое важное и главное рассказала ей, как на духу. Мама выслушала внимательно и не перебивала. А потом и не ругала даже, а просто мне все объяснила и рассказала.
Так я впервые узнала, что многие девочки, да и не только, а и женщины на себя оказывается, ручки накладывали. И как она мне неожиданно призналась, что и сама так. После того, как папа заболел. Вот такое я для себя вынесла мнение. Что и я, возможно, стану, как и мама и сестра взрослой, а потом, потом посмотрим.
Но пока я все экспериментировала с Жоркой.
Да, чуть не забыла! Так вот! В то же день, как пришла с тренировки, мама меня и сестру обрадовала. Она купила небольшой диван у соседей, и теперь я, должна была спать, но уже только сама. Вот так!
Она улучшила минутку и, притянув к себе, сказала, что это к лучшему и еще, что о нашем разговоре с ней должны знать только мы двое, я и она. На том и закончилась моя близость.
А была ли она? И такая ли близость у тех, о ком я от сестры накануне узнала? Как эта любовь между ними? Так и не поняла я тогда. Да мне оно, вроде и не надо!
А вот Жорка попался!
— Вот так–то, Карлсон! Попался? Что, нет? Хочешь, что бы я сестре? Ах,
согласен! Ну, так–то! А теперь собирайся, если признался, и веди меня в кино! Что? Обрадовался?
И пока он возился в прихожей со своими ботинками, я переодевалась, и все
не нарадовалась тому, как здорово у меня все получилось. Только познакомились, а я уже над ним верх взяла и уже мальчиком своим стала командовать. А про себя говорю.
Ну, что Макитрушка, радуешься? Пока ты его, а ведь в душе, так хочешь, чтобы он так поступал с тобой, чтобы и обнимал и чтобы целовал тебя, как это делал парень сестры, Вовка.
А с нами собираются в кино сестра с Володькой. И пока мальчики облачаются в форму, мы с сестрой прихорашиваемся в комнате, перед зеркалом. Инга и говорит мне.
— Рано радуешься! Смотри, не пережимай и не потеряй его! Парень то видимо ничего. И вот что, пока ничего не требуй от него и своего не добивайся пока. — А я ее перебиваю.
— Пока. А там посмотрим! Жалко, что уж больно скромный, а то..
— Что, то? Неужели ты и этого уже от него ждешь и хочешь? Ну, Лялька, ты и даешь! Давай, давай, иди уже. Ждет, ведь.
Лялькой, она так называет меня, потому что с детства ей все говорили, что она должна нянчиться с лялькой, то есть со мной. Потому, когда ей очень хочется, она так и называет меня Лялькой. Но, то наш с ней вдвоем секрет. Я же ее иногда зову Дракошей. Это потому, что меня она с детства тиранит, как дракончик, потому и Дракоша.
А одно это уже, так приятно! Приятно, что ждут и вдвойне приятно, что он ждет меня. И пока выхожу из комнаты, то снова в зеркало. А там вижу, что вроде бы я, и не я, что–то внешнее уже изменилось. Ах, да! Глаза! Смотри, Макитра, как они засветились! А потом, обжигаюсь приятно от мысли. А ведь я теперь, вроде бы как кадеточка! Вроде, это потому, что считали так девочки, что ей я стану только тогда, когда он меня первый раз поцелует, как ту лягушечку, в сказке.
Я в сказки не очень–то верю, потому перед самым домом, после нескольких часов смеха, веселого общения мы с ним стоим, и я все не отпускаю его от себя. Стоим рядом в темном парадном, ему уже пора, скоро ноль на часах и уже перед расставанием тяну его к себе и шепчу.
— Ну, что же ты, Жорочка? Почему ты меня не целуешь? Неужели не нравлюсь?
Глаз не вижу его в темноте, только чувствую его учащенное дыхание и руки, которыми он обнимает мои. Но минута проходит, а он все никак не решится. Тогда я сама беру, его руку и приложила, ее к себе на груди, прижимаю и шепчу.
— Ну, что же, ты, милый? Ведь это все для тебя, бери все твое! Я же твоя, и я еще девочка…
А потом я задыхаюсь от первого в своей жизни настоящего поцелуя. Его, моего мальчика! Эти губы так обжигают и так волнуют меня, что я сама не знаю, как вдруг к нему так прижимаюсь, что тут же чувствую впервые, что я для него как приз, что я для него как его женщина. И от ощущения этого, его желания, эрекции, которая словно выстреливает в меня, бьет безжалостно по моим ногам, телу и нервам, я прямо вспыхиваю. Впервые в своей жизни ощущая, что это я и что это он так реагирует на меня, и что я могу так его возбуждать и притягивать и тут же я сама стою, утопаю в его губах, руках, ощущениях желании его обладания женщиной. Обладания, овладения мной!
Ой! Ой! Как же кружится голова, как предательски дрожат мои ноги! А грудь? Отчего мне впервые так приятны его прикасания там, я их ощущаю с радостью и с наслаждением и утопаю в его вожделении. Он целует, молча, но его тело выдает его с головой, и я чувствую, что он просыпается со мной, как мужчина и этого он не стесняется, не отталкивает и не чурается всего того, что происходит с ним и в нем. Ведь он же, все чувствует и ощущает.
— А теперь, теперь все! Пора! Я буду ждать тебя мой любимый!
И пока он шагает, прочь от меня в темноту я шепчу ему следом.
— Спасибо! Спасибо тебе, мой славный и застенчивый мальчик! Спасибо тебе, Жорочка, Жора, мой Карлсон!
Ты даже не представляешь, что ты для меня сейчас сделал и даже не представляешь, что для меня значишь?
Вошла и тут же устало привалилась к стене. Отчего–то силы меня покидают. А ко мне выходит сестра.
— Ну, вот! Я так и знала! Знала, что ты обязательно все испортишь с первого раза. Полюбуйся мама на свое дитя, она с ним в первый раз и уже целовалась!
Обе, мама и Инга, они смотрят на меня, а я ликую, я просто в небесах и все еще плыву в его поцелуях.
— Ах, девочки! Как же это приятно и как хорошо! Почему я раньше такого не знала?
А потом мы заговорщицки сидим за столом и пьем уже изрядно простывший чай и все о нем, я о Жоре, сестра о Володьке, рядом сидит счастливая мама. Легли, но какой там сон! Я юркнула в постель к Инге, и мы шепчемся, прыскаем в темноте от всех тех интимных подробностей, что мы с ней заговорщицки обсуждаем.
Я ей тихо шепчу о его проступившем желании, что я ногами и животом почувствовала, а Инга слушает с волнением, а потом о том же желании, которое и она в своем мальчике давно уже ощущает и подмечает. А иначе, наверное, нельзя? Если мы их возбуждаем, притягиваем, так это, что? Это же хорошо! Это они от нас, и это мы их так разжигаем в желании.
И это опять с ней все обсуждаем, шепчемся и тихонечко, укрывшись вдвоем под ее одеялом, счастливо отмечаем и хихикаем: по поводу того, а какой он у них на самом–то деле. Потом лежу в постели, а перед глазами все проплывает. Как мы идем вчетвером, по улицам освещенного города и мне кажется, что все кругом так же счастливы, как и я, как мы вчетвером. А потом наплывает его лицо и губы, которых я касаюсь, не закрывая глаз и затем поцелуй его, наш и те ощущения в ногах от его желания! Все, я, наконец, уплываю и засыпаю. И только уже в самый последний момент перед отключением сознания мои губы шепчут сами ему.
