Банальная история, или Олька с принцем на белом коне (СИ) - Козырь Фаина
***
Вечером, когда уложили девчонок, Тимофей пробрался к Ольке на кухню (она всегда любила вечерять в одиночестве, это было ее неотъемлемое право, отбитое в боях за самостоятельность).
-Лёля, – сказал он серьёзно, – не дружи больше с Виноградовой! Она плохая!
Олька вздохнула, кутаясь в плед:
-Она не плохая, Тимош... Она просто глупая и доверчивая.
Глава 7 Самбо белого мотылька
В течение месяца Олька ещё пыталась с Анькой поговорить. Потом махнула рукой, потому что подруга исчезала, ускользала, таяла на горизонте всякий раз, как Олька появлялась на её пути. И даже тот факт, что жили они в одном подъезде пятиэтажного дома, не помогало Завирко увидеться с Анькой, как ни старалась.
Вернее, она видела Виноградову. Но всякий раз со спины. Создавалось впечатление, что Анька разрабатывала целые коварные планы только для того, чтобы не встречаться. В школе они тоже перестали разговаривать. И Анька впервые за 11 лет их совместного обучения пересела на последнюю парту у окна.
- Вы чего, поссорились? – интересовались любезные одноклассники.
- Нет, – всегда отвечала Олька, – просто Ане нужно больше света и воздуха, а то зрение в последнее время подводит, да и здоровье мозга, в целом, шалит.
Анькину версию происходящего одноклассники Ольке не озвучивали. Всё знали, что у Завирко тяжёлая рука.
А между тем все готовились к ЕГЭ. Олька теперь зубрила школьную программу днями и ночами, потому как денег на поступление не было и надо было рассчитывать только на бюджет.
В семье с пониманием отнеслись к этому, и мать с отцом, вдруг вспомнив, что, собственно, родители детского сада они, а не Лёля, проявили в кои-то веки небывалую сознательность: взяли все заботы о детях на себя. Тем более, что Лёля деньги от подработки (Завирко разносила почту на полставки вот уже два года) продолжала отдавать в семью. Николай Степанович даже косицы Леське и Оксанке поутру заплетать научился и сам маленькие платьишки гладил.
Тимку, благодаря Олькиной настойчивости, в конце января определили в хоккейную команду шестой спортивной школы. И тренер, не переставая, удивлялся, как такой редкий талант мог дома прозябать без перспективного приложения. Денег на амуницию будущей звезды хоккея выделил щедрый неизвестный спонсор.
Новости о Нюрке затихли. Но всё равно, то тут, то там приносились к Завирко. Тимоха, который теперь возвращался с тренировок поздно вечером, сообщал Ольке периодически, что Нюркин хахаль зажимает её не по-детски под лестницей в подъезде. Мол, все знают. И тётя Шура ругалась Нюркиной матери, что та вырастила паскуду и лахудру, которая вонючими презервативами всю лестницу в подъезде загадила. А сестрёнки шептали по секрету, что тёти Нюрина мать выкинула бабе Шуре ночью под дверь мусор и дверь говном измазюкала. В общем, война и немцы!
Ольке слушать всё это было больно. Но ещё больнее было видеть, как тускнеет свет над Анькиной фигуркой, похудевшей за месяц килограммов на десять. Не меньше. Ничего хорошего с подругой не происходило. И Олька могла дать руку на отсечение, что это так. Пару раз Завирко снова пыталась в школе подойти к Виноградовой, но та вспыхивала и уносилась прочь. Интересовалась Олька и у Сашки Шпаликова, что происходит. Но тот лишь злился:
- А я знаю?!
- Ты всё знаешь! – не отставала она, но Шпала молчал и держался, как партизан в застенках гестапо.
И Олька чувствовала с невероятной беспомощностью, что мир одной конкретной, хорошей девочки катится со всей скоростью в тартарары…
Ещё у неё оставалась призрачная надежда, что в мае придёт из армии Витька и всех, кого следует, отмудохает. И Аня вновь начнёт улыбаться. Как прежде… Но узнала перед самым «последним звонком» от бабы Шуры, что Витька подписал контракт и остался служить в армии ещё на несколько лет. Абзац!
***
Как-то внезапно закончился учебный год. Страшное ЕГЭ осталось позади, и прекрасным июньским вечером Завирко собиралась на выпускной бал. Надевая первое в своей жизни вечернее платье, купленное в дорогом магазине, завивая в королевские локоны свои роскошные пшеничные волосы, доросшие почти лопаток, застёгивая на узких щиколотках замочки золотистых босоножек на высокой тонкой шпильке, Олька чувствовала себя как никогда – хозяйкой жизни.
Ксанка с Леськой, сидевшие тихими мышатами на диване, следили за Олькиным превращением, распахнув глазёнки. Умиление, восторг, оцепенение, радость – чего только не было в их глазах! И это «что-то» превращало обычные сборы в сказку. Пару раз забегал в комнату, чтобы «заценить замес», сильно подросший за год в своём мужском спортивном коллективе Тимоха.
- Ващееее! – искренне, со сдержанным восторгом цедил он.
И Олька понимала, что жизнь, наконец, удалась.
По случаю вручения аттестата мать с отцом тоже прикупили по выходному туалету и теперь смотрелись вполне себе прилично.
-Мам, не знаешь, тётя Галя с Анькой идёт на вручение или опять в ночную?
- Я про энтих тварин и знать ничего не собираюсь! – поджала губы мать.
И Олька предпочла больше вопрос не поднимать. Зачем портить такой чудесный вечер?! Когда семейство Завирко вышло из подъезда, их встречал весь вечерний бомонд.
-Николай Степаныч! Да ты орёл! Людмила – прям отки помолодела! А Лёлюшка у вас – красавица, каких поискать! И умница! – хвалили вслед соседки.
-Ага-ага! Хороша!
Что называется, красная дорожка состоялась. Не хватало, правда, папарацци, но за них вполне сошёл Тимоха, щёлкнувший принарядившееся семейство на старенькую «мыльницу».
В потрёпанном зале родной школы семья Завирко разместилась довольно быстро, но Олька всё никак не могла успокоиться и крутила головой, пытаясь отыскать Анютку. И даже, когда началось торжественное вручение, она ещё беспокойно ёрзала.
-Ты чего крутишься? – спросила Ольку соседка Маринка.
- Виноградову не видела?
Та хмыкнула понимающе:
- Да приползла твоя Виноградова, не кипишуй! В том ряду с «бэшками» села, – она кивнула на проход.
Олька взволнованно повернулась. Там, у самой стены, тоненькой стрункой сидела Аня. Одна. Её мать, тётя Галя, наверное, так и не смогла отпроситься с ночной смены. Или не захотела. Сука.
Аня была необыкновенно хороша. Лучше всех в этом зале. И совсем не похожа на себя. Худенькая, со строгой прической, в лёгком светленьком платье в мелкий нежный цветочек, с пояском и пышной юбочкой, она смотрелась так красиво, нежно и чисто, что у Ольки защемило сердце. Виноградова напряглась – и тоже повернулась туда, где взволнованная Олька не знала, как высидеть… Аня поймала её взгляд и впервые за долгое время не отвернулась. Завирко выдала слабую улыбку и кивнула. Виноградова медленно, очень медленно кивнула в ответ. Только это не было приветствием. Или Олька за себя не отвечала! Это было самым настоящим прощанием. Твою мать! Твою мать! Сердце Завирко от страха пустилось плясать тарантеллу. Там-тарамтам, там-тарам!
Вручение аттестатов в школе всегда происходило по алфавиту. Но у Ольки была надежда, что ей, золотой медалистке, вручат корочку всё же раньше Виноградовой. Ну, родная бюрократия, не подведи!
И бюрократия не подкачала. Но времени всё равно не хватило. Пока Ольку и её родителей, как вырастивших «достойную смену», круглую отличницу, с обстоятельным почётом провожали со сцены, вручение серых корочек пошло на поток. Небрежно сунув маме с папой, вновь занявшими свои места в актовом зале, медаль и красный аттестат, Олька метнулась к выходу. Её золотые шпильки с силой отбойного молотка цокали по полупустому проходу, то и дело попадая в выщерблины старого пола, но Завирко было плевать. Очень хотелось перехватить Аньку. А когда Завирко хочет, то её и танк не остановит. Проверено.
Она успела в самый последний момент. Всё та же чёрная бэха, чуть приоткрытая задняя дверца и понурая Анька, медленно идущая вперёд. Слетев фурией с последних школьных ступенек, Олька крикнула, выгадывая время:
