Тупак Юпанки - Я умер, воскрес и умер вновь...
— Значит, ты хочешь, чтобы мы расстались, — медленно произносит он, — чтобы я забрал свои вещи и навсегда покинул твой дом?
НЕТ! НЕТ! НЕТ! Я НЕ ХОЧУ!
— Да.
Он шумно сглатывает.
— Прямо сейчас?
— Нет, завтра утром. Сейчас уже очень поздно.
— Тогда я буду спать внизу, на диване.
— Да.
Я не поднимаю голову, когда чувствую, как кровать подо мной снова проседает. Он встаёт и надевает халат. А потом, не оборачиваясь, выходит из спальни и закрывает за собой дверь. Не хлопает, а спокойно закрывает. Мне страшно.
***
Я ещё несколько минут сижу, не в состоянии шелохнуться. Потом я понимаю, что сейчас мне нужно спуститься вниз и проверить, что с Гарри. Я встаю, тоже надеваю халат и на деревянных ногах медленно спускаюсь по лестнице. В гостиной Гарри нет, но я слышу, как в ванной шумит вода.
Я подхожу к ванной и несколько минут стою перед дверью. Я боюсь протянуть руку и открыть дверь. Я боюсь того, что могу там увидеть. Но вдруг из-за двери раздаётся какой-то звук. Я не сразу понимаю, что это, своим затуманенным разумом. Это похоже на вой раненного животного, или на хрип, или на рычание… Я не могу понять, что именно слышу, но точно знаю, что это Гарри.
Я медленно бреду на кухню, прислоняюсь спиной к стене, смежной с ванной, и сползаю на ледяной пол. Мне хорошо слышно, что происходит через стенку.
Я вздрагиваю, когда вой превращается в страшный крик. Так кричит только человек, которого разделывают заживо. Мои руки сжимаются в кулаки. Я зажмуриваю глаза. Я не хочу этого слышать, но я просто не в состоянии подняться на ноги и уйти наверх. Я не знаю, сколько это продолжается, я понятия не имею, сколько он кричит. Возможно, десять минут, а возможно, и час. Я умоляю его замолчать, но он прекращает, только зайдясь в сухом кашле. Он сорвал себе голос…
Я резко выдыхаю и чувствую, как по лицу бегут слёзы. Я поднимаю руки, чтобы вытереть лицо, но в лунном свете очень хорошо видны восемь кровавых полосок на обеих ладонях. Я поранил себя ногтями.
За стенкой теперь слышны только истерические всхлипы. Я понимаю, что он задыхается. Слёзы быстрее бегут по моему лицу. Я проклинаю себя. Я ненавижу себя. Если бы я не умирал, я бы всё равно убил себя, так я ненавистен себе в этот момент.
Вдруг за стеной слышатся монотонные глухие удары. Я понятия не имею, что это. Но я не хочу думать о самом плохом. Я продолжаю сидеть и убивать себя. Проходит больше получаса, прежде чем это прекращается.
Наконец шум воды стихает. Я замираю. Дверь ванной открывается. Выходит Гарри. Его шатает и трясёт. Он с трудом доходит до дивана и падает на него. Со своего места мне хорошо его видно, но он не видит меня, потому что я сижу в тени. Впрочем, наверняка, у него даже мысли не возникло, что я рядом. Он просто ложится на спину, и через несколько минут я уже слышу его ровное дыхание. Он плакал так долго и вымотался настолько, что у него больше не осталось сил, поэтому он уснул мгновенно.
Я сижу ещё несколько минут, а потом с трудом поднимаюсь на затёкшие ноги. Я тихо и медленно бреду в ванную и включаю свет. От зрелища, которое мне открывается, я невольно вздрагиваю. Стена ближе к полу вся испачкана в крови. На белом кафеле отчётливо видны отпечатки ладоней. Так вот что это были за звуки… Он сидел за полу и бил руками стену, пока не разбил ладони в кровь.
Я нахожу в себе силы очистить стену заклинанием и иду в гостиную. Я подхожу к дивану и секунду колеблюсь, но потом присаживаюсь на край рядом с Гарри. Я знаю, что он не проснётся. Я осторожно протягиваю руку и дотрагиваюсь до его халата. Он мокрый. Это слёзы и кровь. Он просто вытер разбитые руки об себя. Луна освещает его лицо. Оно опухшее и красное. Между бровей залегла складка.
Я аккуратно глажу его по щеке, и складка мгновенно разглаживается, а его лицо становится спокойным и умиротворённым. У меня опять начинают течь по лицу слёзы, и я уже не пытаюсь их сдержать. Я глажу его волосы, его губы, его шею в последний раз. Я понимаю, что мне пора уходить, потому что он может проснуться, но не могу заставить себя встать. Я хочу, чтобы эта ночь не кончалась. Хочу сидеть так вечно и смотреть на него.
Я знаю, что всех «прости» в этом мире не хватит, чтобы вымолить прощение, но, тем не менее, еле слышно шепчу ему это слово много-много раз. Прости меня, мой дорогой мальчик, мой любимый воробушек, мой славный, мой добрый, мой хороший… Я люблю тебя. Я безумно тебя люблю. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Я хочу спасти тебя, хочу уберечь, хочу защитить… Прости меня, моё солнце, моя жизнь… Ты — самое дорогое, что у меня есть. Поэтому я вынужден был так с тобой поступить. Ты никогда мне этого не простишь, ну и не надо. Лучше злись на меня, ненавидь меня, как раньше.
Я беру его руку в свою. Она вся в крови. Боже… Зачем ты истязал себя? Разве от этого стало легче? Лучше бы ты бил меня. Это я во всём виноват, я знаю. Пусть бы разбилось моё лицо, а не твои нежные ладони.
Я целую его ладонь и выпускаю его руку из своей. Последний поцелуй. Я лишь слегка дотрагиваюсь губами до его губ. Уголок его рта тут же слегка приподнимается. У меня начинает щемить сердце, и я резко встаю, пока не натворил глупостей.
У меня кружится голова. Я с трудом добираюсь до спальни и падаю на кровать. Меня душат слёзы, и мне приходится уткнуться в подушку, чтобы заглушить рыдания. Кажется, я только сейчас осознал, что меня ждёт. Я даже не замечаю, как проваливаюсь в сон...
Глава 4. Я получил сполна и раскаялся
Я просыпаюсь от яркого солнца, бьющего мне в глаза. Я машинально провожу рукой по постели рядом с собой, но тут пусто. Я резко сажусь и только сейчас вспоминаю обо всём, что случилось вчера. Мне трудно поверить в то, что я это всё-таки сделал.
Я быстро встаю, одеваюсь и спускаюсь вниз. Диван пуст. Неужели Гарри уже ушёл? Но тут он выходит из ванной. Он уже одет. Его волосы мокрые и приглажены. Он такой бледный, будто неделю не выходил на свежий воздух. Глаза красные, и под ними залегли тени.
— Это хорошо, что ты проснулся, — без тени эмоций говорит он. — Я не хотел тебя будить, а мне ещё нужно забрать кое-что из спальни.
Я молча киваю. Не доверяю своему голосу.
Он еле заметно вздыхает, проходит мимо меня и поднимается наверх. Я случайно бросаю взгляд в коридор и вижу, что там уже стоит упакованная сумка с его вещами. Наверное, он проснулся гораздо раньше меня. Я не знаю, что мне сейчас нужно делать, поэтому иду на кухню и начинаю варить себе кофе.
Не то чтобы я вообще хотел пить или есть, мне просто нужно совершить хоть какое-то действие, хоть что-то машинальное и знакомое. Что-то, что поможет не думать.