Тупак Юпанки - Я умер, воскрес и умер вновь...
Я не могу! Янемогуянемогуянемогу! Я не могу ему этого сказать! Что мне делать? Как мне со всем этим справиться?! Я почему-то начинаю истерично мотать головой, словно споря сам с собой. Гарри открывает глаза и с беспокойством смотрит на меня.
— Ты дрожишь. Что случилось?
— Ничего. Просто устал. Мышечное перенапряжение.
— Может, всё-таки массаж?
В его голосе нет соблазнительных или заигрывающих ноток. Он искренне хочет мне помочь.
Я ещё с полминуты смотрю в его зелёные глаза и понимаю, что проигрываю битву с самим собой. Огневиски не помогло. От него только хуже, оно мешает соображать. К тому же, заводить такие разговоры на пьяную голову — это просто неуважение к Гарри. Ладно, сегодня я проиграл сам себе со счётом один — ноль.
— Давай.
Я даже улыбаюсь. Гарри тоже улыбается и начинает растирать ладони.
— Здесь или в спальне?
— Пойдём в спальню. Там удобнее.
Через несколько минут я без одежды укладываюсь на прохладную простынь, а Гарри садится сверху и начинает умелыми движениями разминать мои затёкшие мышцы. Это чертовски приятно. У него потрясающие руки, и я люблю каждый его пальчик. Я готов целовать его ладони до бесконечности, я готов переплетать наши пальцы до тех пор, пока их невозможно будет расцепить. Я готов любить его и обожать, но я не могу себе этого позволить. Просто не могу!
***
Неделя пролетает как сумасшедшая. Каждое утро я просыпаюсь с мыслью, что скоро умру, каждый новый день отравляет моё существование, каждая ночь для меня — это освобождение и благодатное забвение. Я плохо сплю, я почти не ем, я схожу с ума. Я постоянно напряжён, я агрессивен и груб. Но Гарри, как назло, почти не обращает на это внимание, а только с беспокойством спрашивает, что стряслось.
Наконец я понимаю, что больше не выдержу этой пытки. С каждым днём становится всё тяжелее завести разговор с Гарри. И вскоре я понимаю, что чем дольше буду тянуть, тем больнее потом будет нам обоим. Вообще это нужно было сделать ещё в первый же день, ещё в Хогвартсе. Не нужно было вообще приезжать сюда вместе с Гарри. Нужно было поступить с ним, как с больным зубом: раз! — и всё. Но я трус. Я малодушный трус, поэтому тянул так долго. И эта пытка никогда не кончится, если я не сделаю этого сейчас. Раз и навсегда.
***
Я не хочу заниматься с Гарри сексом вечером, но он так настойчив, что на меня опять накатывает забытье, и я позволяю ему лечь на меня сверху и начать тереться своим членом о мой.
Наверное, это знамение, или судьба, или что-то ещё… но я вдруг внезапно прихожу в себя. Я обнаруживаю себя нависающим над Гарри и медленно двигающимся в нём. Его глаза зажмурены, рот приоткрыт, пальцы вцепились в мои плечи. И вдруг я почему-то понимаю, что я сделаю это сегодня. Немедленно. Сразу же.
Осознание этого мгновенно срывает мне планку. Я рычу от боли и злости и начинаю яростно вколачиваться в его тело. Он удивлённо распахивает глаза. Наверное, я делаю ему больно. Но я не могу остановиться. Меня охватывает паника, безысходность и отчаяние. Я люблю тебя… я так тебя люблю, что сейчас мне придётся с мясом вырывать тебя из своего сердца. Я плохо понимаю, что творю. Кажется, я плачу. Или нет. Мои глаза сухие, но я почему-то вижу всё словно в тумане. У меня кружится голова и сбивается дыхание, и я поначалу не могу понять, почему. Но только потом до меня доходит, что я только что кончил.
Я выхожу из Гарри, наблюдая за его стоящим членом. Он не успел кончить. Я знаю это, но я не хочу доводить дело до конца. Я боюсь к нему прикасаться. Я сажусь на постели и спускаю ноги на ледяной пол. Я чувствую, что угасаю, как свеча.
— Что случилось?
Его голос недовольный, но встревоженный.
— Ничего, — холодно отвечаю я.
— Тогда почему ты остановился? В смысле… мне бы тоже не помешала разрядка.
— Я остановился, потому что больше не хочу.
Полминуты мы молчим.
— Ладно, — наконец неуверенно произносит Гарри, — тогда закончим завтра.
— Нет.
Опять напряженное молчание. Я сижу к нему спиной и смотрю в стену. Я бы не смог произнести даже этого короткого слова, глядя ему в глаза.
— Как это «нет»? Ты не захочешь завтра?
— Я не захочу никогда.
Кровать подо мной проседает. Это Гарри приподнимается и садится сбоку от меня, пытаясь заглянуть мне в лицо. Безуспешно, потому что я отгорожен от него длинными волосами.
— Что ты имеешь в виду?
Я слышу в его голосе напряжение и лёгкую панику. Мальчик мой… мой мальчик… Как я тебе это сейчас скажу?!
— Гарри, я хотел поговорить с тобой ещё в Хогвартсе, но тогда у меня оставались сомнения. А сейчас я принял решение.
— О чём ты?
Не поворачивая головы, я знаю, что у него в глазах стоят слёзы. У него сейчас начнётся тихая истерика. Мерлин… ну помоги мне хотя бы ты!
— О том, что наши отношения зашли в тупик. — Я слышу какой-то глухой звук: кажется, это его сердце упало к ногам. Но я безжалостно продолжаю: — Мы больше не можем быть вместе.
— Почему ты так говоришь?
Его голос срывается, и я проклинаю себя.
— Потому что я больше тебя не люблю.
После этих слов у меня начинает так сильно кружиться голова, что мне приходится незаметно ухватиться за край кровати, чтобы не упасть. Перед глазами пляшут точки, меня снова трясёт, левое веко начинает дёргаться — вернулся старый тик, которого я не наблюдал уже много лет.
Тишина такая гробовая, что я слышу, как падает на простынь его слеза. Однако когда он начинает говорить, его голос ровный, хоть и немного приглушённый.
— Ещё недавно всё было нормально.
— Нет, Гарри. Всё уже давно не было нормально. Просто я думал, что это последствия травмы или чего-то ещё, и прогонял прочь эту мысль. Но теперь я твёрдо уверен, что у меня больше не осталось к тебе чувств. Я не хочу тебя обманывать, поэтому говорю всё это, пока не поздно. Пока мы ещё не настолько… — «Не настолько» что? Что я хотел сказать? — Ты ещё молод, ты сможешь найти себе кого-то более подходящего, чем я.
— Я не верю, — выдыхает он.
— Прости, но нам нужно расстаться. Я хочу, чтобы ты был счастлив. А ещё я хочу пожить спокойно и тоже обустроить свою жизнь. И для отношений, построенных на лжи, в ней нет места.
Пять минут в тишине. Я чувствую, как он трясётся, но молчит. Он шумно дышит. Я понимаю, что ему нужно время, чтобы прийти в себя и выровнять дыхание. Собственно, я не против. Я и сам хочу успокоиться. Иначе я не смогу продолжить этот разговор. Когда он начинает говорить, его голос обманчиво спокоен, и это меня настораживает. Лучше бы он кричал на меня и крушил мебель. Это был бы мой Гарри. А так мне становится страшно.
