Дом на Уотч-Хилл (ЛП) - Монинг Карен Мари
«Очевидно. Расщелина опасна?»
«Я бы не советовал в неё прыгать».
Я буквально слышала, как сухо он это произносит.
«Это не входит в мои намерения».
«Вернитесь в свою комнату. Я организую доставку еды к задней двери. Напишу вам, когда она будет на месте».
Как всегда осторожен, не дозволяет никому входить в тщательно охраняемый особняк. Когда я не ответила сразу же, он написал: «Вы в порядке?»
«В настоящий момент не чувствую себя ядерной бомбой». Я была уверена, что он также слышит сухую насмешку в моём тоне.
Моё заверение содержало в себе немало лжи. Вопреки обладанию сокровищами, которые можно было стискивать, фотографиями меня и мамы, и моего отца тоже, я всё равно была радиоактивной, как ходячая часовая бомба.
«Коробка?»
«Спасибо, что принесли её».
«Но вы в порядке после просмотра содержимого?»
«Да».
«Возвращайтесь в свою комнату. Еда скоро будет доставлена. Откройте заднюю дверь, возьмите её и возвращайтесь в свою комнату. Вам осталось менее двадцати четырёх часов. Утром я организую, чтобы доставили кофе и завтрак. Напишите мне, если что-то понадобится. Не беспокойтесь о том, что разбудите меня. Спать я не буду».
Я сунула телефон в карман, и мой мозг приказал ногам идти к моей комнате.
Порыв в моём сердце развернул их к задней двери.
Глава 21
Я вышла в знойную, пахнущую жасмином ночь, ожидая, что с обеих сторон ко мне присоединится пара телохранителей, и отдавая себе отчёт, что если сегодня смена Джесси и Берка, то я наверняка получу ещё одно предложение от сероглазого телохранителя/ведьмака, который глубоко интриговал меня… хотя Девлин, тёплый вампир-ведьмак, завораживал меня сильнее. Я обнаружила, что во вновь восстановленном саду никого не было, кроме меня.
Первой оформившейся у меня в голове мыслью был полнейший восторг от красоты, что была так безукоризненно восстановлена, пока я занимала себя в комнате. Освещённый факелами на солнечных батареях, нитями гирлянд и бледно-голубым свечением бассейна, внутренний двор снова являл собой впечатляющее буйство роскошной южной листвы. Не осталось ни следа обугленных останков или пепла. Моя сила принесла ужасающее разрушение, но очевидно, сила, которой я была наделена, также способна порождать изумительную жизнь (даже голубые бутылочки, покачивающиеся на джутовых шнурах, вернулись!), и я жаждала узнать больше об этом аспекте своего наследия. Что я почувствую, когда выращу дерево? А цветок? Бог мой, как это возможно? И всё же вот я здесь, смотрю на свидетельство того, что возможно и это, и даже больше! Я задавалась вопросом, откуда Кован почерпнул энергию, чтобы сотворить столько новой жизни, и как она была восполнена. Мне нужно столько всего узнать!
Моя вторая мысль была гораздо темнее, и я застыла, осознав, что сегодня утром, на рассвете, когда я собирала останки скелетов, внутренний двор тоже пустовал. Я слишком обезумела от горя, чтобы это заметить. Хотя мистер Бальфур настаивал, что перед домом и за ним всегда будет по паре телохранителей, и что я никогда не выйду без сопровождения за стены особняка.
Он явно заметил бы их отсутствие этим утром, когда выдёргивал у меня из рук корзину с костями и прахом, хоть никак это и не прокомментировал. Я могла бы убедить себя, что он отправил их прочь, прежде чем подойти ко мне, но почему они не прикрывали меня, когда я собирала останки? И почему сейчас их здесь нет?
Я поняла, что задерживаю дыхание, и медленно выдохнула.
Человеческих останков не было. В этом я уверена. Я не убила Джесси, своего бескорыстного защитника, и его товарища Бёрка. Или кого-то ещё. Как и не было оснований полагать, что гримуар сказал мне правду насчёт того мужчины в амбаре. Я не могла поверить, что Джеймс Бальфур солгал бы мне о причине смерти Финнегана Харлоу, заявив, что это было хроническое заболевание, если на самом деле это не так. Только не после того, как я так глубоко заглянула в его сердце.
Но может, ему солгал патологоанатом?
Я потянулась за телефоном, чтобы написать мистеру Бальфуру и спросить, где охранники, а затем поняла, что если сделаю это, он узнает, что я на улице. Я внутренне на секунду запнулась, размышляя, что нарушая правила, чтобы не навлечь на себя проблемы, я вдруг могла ненароком положить начало именно тому, чего стремилась избежать.
Как раз когда я почти заставила себя повернуть обратно к двери и пойти в свою комнату, из темноты раздался голос — из места, где, я могла поклясться, никого не было; из заполненного лишь ночью алькова под глицинией, свисавшей с крыши гаража.
— Бальфур отозвал охранников и попросил меня присматривать за тобой с заката до рассвета, девочка, — произнёс голос Девлина.
— Мне трудно в это поверить, — ответила я пустому алькову. — Ясно, что ни он, ни Леннокс не питают к тебе особой любви. Почему, кстати?
Во тьме прокатилась рябь, словно сама ночь собиралась, сшивала сначала слабые очертания, а потом полностью воплощённое тело мужчины с тёмной красотой и обнажённой татуированной кожей, одетого лишь в джинсы. Он был нечеловечески привлекательным — сила природы, сдержанная, грациозная, и всё же наталкивающая на мысли о шторме.
— По той же причине, по которой он выбрал меня присматривать за тобой, — Девлин двинулся вперёд, выйдя на слабое освещение двора, которое кистью художника прошлось по сильным, точёным чертам его лица, окрашивая серебром и тьмой, подчёркивая и скрывая элементы идеальной симметрии. — Потому что я старше и намного могущественнее. Бальфур не заботится обо всём, что могущественнее его. Однако он определённо воспользуется моей помощью, когда ему это удобно.
— Он заботится обо мне, — я это чувствовала. — А я могущественнее его, — по крайней мере, предположительно.
Он склонил голову набок, но не дал ответа.
Я смотрела на него через двор.
— Насколько старше?
— Возраст, даты, истинные имена, места рождения — всё это может быть использовано во вред, если попадёт не в те руки.
— Сотни лет?
Он слабо улыбнулся.
— Я признаю это, девушка.
Я прищурилась.
— Столетия. Ты говоришь мне, что живёшь несколько столетий, — это не был вопрос. Это был сарказм. Люди не жили веками.
— Ты видела меня той ночью. Не сомневаюсь, что твоя подруга Эсте посвятила тебя в детали.
— Где ты родился? — потребовала я.
Он ответил с лёгкой насмешкой:
— Возраст, даты, истинные имена, места рождения…
— Ты можешь хотя бы сказать мне, в какой стране ты родился, — раздражённо сказала я. Ответы — я отчаянно жаждала твёрдых ответов везде, где их можно найти.
На мгновение он умолк, затем:
— В той, что ты бы назвала Ирландией.
— Я бы назвала Ирландией, — сухо повторила я.
— Она была известна под множеством имён: Эйре, Гиберния, Огигия, совсем как Шотландия когда-то была Каледонией или Альбой. Точное название места содержит информацию.
— В смысле, это могло выдать век или даже тысячелетие? — сказала я, хрюкнув.
— Да, девушка.
— Я отказываюсь верить, что смотрю через двор на мужчину, которому может быть несколько сотен или, что ещё более немыслимо, тысяч лет.
Он пожал плечами.
— Верь во что хочешь. Твой выбор. С другой стороны, всё твой выбор, — он окинул меня взглядом такой откровенной чувственности, что это почти был мой Взгляд. — Например, момент, когда ты решила разделить мою постель.
Теперь он говорил слишком похоже на Эсте и гримуар. Почему все вечно твердили мне, что всё — мой выбор, когда возникало такое чувство, будто ничто в моей жизни до сего момента не было моим выбором.
— «Если», а не «момент, когда», — раздосадованно поправила я, вопреки тому факту, что пришла именно за этим.
Его улыбка померкла. Глаза прищурились, блеснув, и он двинулся ко мне, выплёвывая слова быстрым стаккато:
— Ты считаешь меня таким дураком, что думаешь, будто я не знаю, зачем ты вышла наружу, Зо-д'кай? Ты хочешь честности? Дай мне честность. Ты пришла, потому что внутри тебя шторм, ты боишься, что не сможешь его сдержать, и страшишься своего потенциала к разрушению. Ты пришла, потому что (вопреки колоссальности силы, которой ты обладаешь) ты чувствуешь себя беспомощной, потерянной, боящейся себя, сомневающейся в том, кто ты и кем можешь однажды стать. Ты пришла, потому что твоё сердце разбито смертью твоей матери, твой разум потрескался от травм и открытий. Ты пришла, потому что тебе больше некуда идти, сирота Зо. Ты пришла, свирепая девушка, чтобы сбросить свирепость своих эмоций на тело какого-то везучего ублюдка, и этот везучий ублюдок — я. Я прочёл это в твоих глазах в тот же момент, когда ты вышла за дверь. Я принимаю, не прося ничего в ответ, и буду оберегать тебя столько, сколько потребуется.
