Моя дикая страсть
— Иван Сергеевич, дорогой. Ну как мой сын? — взволнованно спрашивает Метин. Я подскакиваю следом. Рюзгар же безучастно подпирает стену плечом.
— Ох набежали. Две пули достали. Организм молодой, здоровый, выдержит. Ночь в реанимации полежит. Утром, если все хорошо будет, переведем в палату.
Мы с Метином выдыхаем с облегчением. Глаза наполняются слезами радости, а сердце бешено стучит. Я готова прыгать от счастья.
— А вы тут не торчите. Весь коридор забит твоими охранниками. Расходитесь давайте. Девочка, поезжай домой. Сегодня все равно не пущу к нему, — обращается ко мне Гинзбург, слегка похлопывая по плечу.
— Рюзгар, — рявкает на сына Метин. — Почему ты еще здесь? У тебя дел, что ли, нет. Выясни, что удалось узнать по снайперу, и журналистов разгони. Хватит тут без дела прохлаждаться.
Рюзгар, чертыхнувшись и окинув нас недобрым взглядом, направляется к выходу. Без его агрессивной энергетики становится легче дышать.
— Метин, пойдем ко мне в кабинет. У меня бутылочка отличного коньяка дожидается своего часа. Пойдем поболтаем. Ты редко ко мне наведываешься.
— Да к тебе чем реже попадаешь, тем лучше, — ворчит свекор. — А вот от рюмки коньяка не откажусь.
— Даже не сомневался, — похлопав по плечу Метина, старик показывает, где находится его кабинет.
— Иван Сергеевич, я хочу здесь остаться. Можно мне к Батуру? — подбегаю к врачу, пока он не скрылся из виду.
— Неугомонная, сказал же, не пущу, — слегка повышает на меня голос. — Ты хоть съезди домой, переоденься, а то в крови вся. И завтра утром приходи.
Только сейчас я замечаю, что мой белый пиджак и руки в крови. Из-за суеты и волнения даже не обратила внимания. На секунду темнеет в глазах от нахлынувших воспоминаний. В ушах снова раздаются хлопки от выстрелов. Упираюсь рукой в стену, чтобы не упасть. Зайдя в туалет, выбрасываю пиджак, смываю кровь с рук и умываю лицо холодной водой.
Вместе с телохранителями выходим через запасной выход, не привлекая внимания. Сопровождает меня кортеж из трех черных внедорожников. Боюсь ли за свою жизнь? Нет. Наверное, до неконтролируемой паники я боюсь за мужа. Сердце бешено бьется от мысли, что киллер может предпринять еще одну попытку.
В гостиной меня встречает заплаканная Гюль. Бедная девочка не спит всю ночь, переживает.
— Марина, наконец-то! Как он? Папа говорит, что все хорошо, это правда? — она вскакивает с дивана и бросается мне в объятия.
— Все хорошо, Гюль. Пожалуйста, не плачь. Операция прошла успешно, Батура скоро выпишут. Ну что ты раскисла, — вытираю ее мокрые щеки и прижимаю к себе.
— Ты когда ела? — спрашивает моя заботливая девочка, немного успокоившись. А у самой все губы в кровь искусаны. Прижимаю ее за плечи еще крепче.
— Днем, пока была в фонде, перекусила, — делаю виноватую моську.
— Тогда идем скорее, буду тебя кормить, — Гюль берет меня за руку и ведет на кухню. После всех переживай кусок в горло не лезет, но понимаю, что хоть немного надо перекусить. Да и девочка успокоится, отвлечется, а то дрожит вся от испуга за брата.
После ночной трапезы и горячего душа чувствую себя без сил. На часах пять утра. Сутки на ногах. Веки закрываются сами. Завожу будильник, даю себе на сон два часа. Мне хватит, а потом поеду снова в больницу. Хочу стать первой, кого Батур увидит, когда проснется.
