Э. Джеймс - Пятьдесят оттенков свободы
– Что ты имел в виду, когда сказал «или»? – спрашиваю я.
– Или?
– Что-то насчет Джека.
Он вглядывается в меня.
– Ты не сдаешься?
Я лежу, купаясь в его расслабляющих ласках.
– Сдаться? Никогда. Говори. Не люблю оставаться в неведении. Ты, похоже, одержим какой-то идеей и считаешь, что мне нужна защита, а сам даже не умеешь стрелять. А я умею. Ты думаешь, я не смогу справиться с чем-то, о чем ты мне не рассказываешь, Кристиан? Твоя бывшая саба наставляла на меня пушку, твоя бывшая любовница-педофилка тебя преследует… И не смотри на меня так! – бросаю я, когда он грозно насупливает брови. – Твоя мама относится к ней точно так же.
– Ты говорила с моей матерью об Элене? – Голос Кристиана поднимается на несколько октав.
– Да, мы с Грейс говорили о ней.
Он потрясенно таращится на меня.
– Она очень переживает по этому поводу. Винит себя.
– Не могу поверить, что ты говорила с моей матерью. Черт! – Он откидывается на спину и снова закрывает лицо рукой.
– Я не вдавалась в подробности.
– Надеюсь. Грейс незачем их знать. Господи, Ана. С отцом тоже?
– Нет! – Я мотаю головой. С Карриком у меня нет таких доверительных отношений, и его обидные слова о брачном контракте до сих пор у меня в ушах. – Как бы то ни было, ты опять пытаешься меня отвлечь. Джек. Что насчет Джека?
Кристиан на секунду поднимает руку и смотрит на меня, укрывшись за непроницаемой маской. Потом вздыхает и снова кладет руку на лицо.
– Хайд замешан в истории с «Чарли Танго». Служба безопасности нашла частичный отпечаток, но идентификация не удалась. Потом ты узнала Хайда в серверной комнате. Когда он еще был несовершеннолетним, в Детройте его судили. Отпечатки сверили, и они совпали.
Я силюсь осмыслить информацию; пока голова идет кругом. Джек замешан в инциденте с «Чарли Танго»?
– Сегодня утром в здешнем гараже обнаружили фургон. На нем приехал Хайд. Вчера он доставлял какую-то фигню тому парню, который недавно переехал. Ну, тому, с которым мы встретились в лифте.
– Я не помню, как его зовут.
– Я тоже, – говорит Кристиан. – Но именно так Хайду удалось проникнуть в здание законным путем. Он работает в какой-то службе доставки.
– И?.. Что такого важного в фургоне?
Молчит.
– Кристиан, скажи мне.
– Копы обнаружили в фургоне… кое-какие вещи. – Он вновь замолкает и крепче меня сжимает.
Молчание затягивается, и я уж было открываю рот, чтобы напомнить о себе, но он опережает.
– Матрас, лошадиный транквилизатор – столько, что хватило бы усыпить дюжину лошадей, – и записку. – Голос падает почти до шепота, ужас и отвращение идут волнами.
Вот жуть.
– Записку? – Я вторю его интонациям.
– Адресованную мне.
– Что в ней?
Кристиан качает головой; либо не знает, либо не собирается посвящать меня в это.
Ох.
– Хайд заявился прошлой ночью с намерением похитить тебя. – Кристиан цепенеет, лицо застыло от напряжения. А я вспоминаю ленту в кармане Джека, и меня передергивает, хотя для меня эта новость и не нова.
– Вот черт.
– Именно, – натянуто отзывается Кристиан.
Я пытаюсь вспомнить Джека в офисе. Всегда ли он был психом? И как он, интересно, собирался это провернуть? То есть, конечно, он тот еще слизняк, но чтобы настолько ненормальный?
– Я не понимаю зачем, – бормочу я. – Нелепость какая-то.
– Знаю. Полиция копает глубже, и Уэлч тоже. Но мы думаем, что это как-то связано с Детройтом.
– С Детройтом? – Я озадаченно смотрю на него.
– Да. Что-то там есть.
– Все равно не понимаю.
Кристиан приподнимает голову и смотрит на меня бесстрастно.
– Ана, я родился в Детройте.
Глава 12
– Я думала, ты родом отсюда, из Сиэтла, – говорю я. В голове – полный сумбур. Какое отношение это имеет к Джеку?
Кристиан убирает руку с лица, протягивает ее назад и хватает одну из подушек. Кладет себе под голову, откидывается на спину и смотрит на меня настороженно. Через минуту качает головой.
– Нет. Нас с Элиотом усыновили в Детройте. Мы переехали сюда вскоре после моего усыновления. Грейс хотела жить на Западном побережье, подальше от востока с его стремительной урбанизацией. Она получила работу в Северо-западной больнице. Я плохо помню то время. Миа удочерили уже здесь.
– Так Джек из Детройта?
– Да.
Ой…
– А откуда ты знаешь?
– Я изучил его анкетные данные, когда ты пошла работать на него.
Кто бы сомневался.
– Значит, у тебя и на него есть досье? – усмехаюсь я. – Этакая папочка…
Кристиан кривит рот, скрывая улыбку.
– Думаю, она светло-голубая. – Он продолжает теребить мои волосы. Мне приятно и комфортно.
– И что же в этой папке?
Кристиан моргает. Протягивает руку, чтобы погладить меня по щеке.
– Ты действительно хочешь знать?
– Неужели все настолько плохо?
Он пожимает плечами.
– Бывало и похуже, – шепчет он.
Нет! Неужели он имеет в виду себя? Перед глазами – маленький Кристиан, грязный, напуганный и потерянный. Я обнимаю его, прижимаюсь крепче, натягиваю на него простыню и ложусь щекой ему на грудь.
– Что? – спрашивает он, озадаченный моей реакцией.
– Ничего.
– Нет уж. Давай признавайся, в чем дело?
Я поднимаю глаза, оцениваю его встревоженное выражение и, вновь прильнув щекой к груди, решаю рассказать.
– Иногда я представляю тебя ребенком… до того, как ты стал жить с Греями.
Кристиан застывает.
– Я говорил не о себе. Я не хочу твоей жалости, Анастейша. С тем периодом моей жизни давно покончено.
– Это не жалость, – потрясенно шепчу я. – Это сочувствие и сожаление – сожаление о том, что кто-то способен сделать такое с ребенком. – Я перевожу дух: живот как будто перекручивает, слезы вновь подступают к глазам. – С тем периодом твоей жизни не покончено, Кристиан, как ты можешь так говорить? Ты каждый день живешь со своим прошлым. Ты же сам мне сказал: пятьдесят оттенков, помнишь? – Мой голос едва слышен.
Кристиан фыркает и свободной рукой гладит меня по волосам, но молчит, и напряжение остается при нем.
– Я знаю, что именно поэтому ты испытываешь потребность контролировать меня. Чтобы со мной ничего не случилось.
– И, однако же, ты предпочитаешь бунтовать, – озадаченно ворчит он, продолжая гладить меня по голове.
Я хмурюсь. Вот черт! Неужели я делаю это намеренно? Мое подсознание снимает свои очки-половинки, покусывает дужку, поджимает губы и кивает. Я не обращаю на него внимания. Ерунда какая-то. Я ведь его жена, не его саба, не какая-нибудь случайная знакомая. И не шлюха-наркоманка, какой была его мать… черт. Нет, не надо мне так думать. Вспоминаю слова доктора Флинна: «Просто продолжайте делать то, что делаете. Кристиан по уши влюблен… это так приятно видеть».
