Жестокие наследники (ЛП) - Вильденштейн Оливия

Я снова вытерла глаза, надеясь, что он подумает, что я смахиваю пот, а не слёзы.

— Ты говоришь это просто для того, чтобы я сосредоточилась на цели, а не на своём уязвленном эго.

— Нет. Я говорю это для того, чтобы ты перестала думать, что я лжец.

Я едва заметно улыбнулась ему.

— Ты, должно быть, считаешь меня такой жалкой.

Рядом с его глазом дёрнулся нерв. По крайней мере, у него хватило порядочности не согласиться со мной. Когда я снова подняла ружьё, он сказал:

— Но я не собираюсь сводить тебя ни с кем из них.

Из-за этого моя рука и настроение снова упали.

— Почему нет?

Покрасневшая кожа на его виске яростно задергалась.

— Ты всё еще ненавидишь меня до глубины души, Амара?

Я приподняла бровь.

— Какое отношение мои чувства к тебе имеют к свиданиям с твоими друзьями?

— Прямое, — он расценил руки и сделал шаг вперёд. — Ну, так? Ненавидишь?

Осознание осенило меня. Если бы мы поменялись ролями, я бы также беспокоилась о том, чтобы свести своих друзей с кем-то, кто меня недолюбливает, потому что это создало бы серьёзную нагрузку на дружбу.

— Я не испытываю к тебе ненависти, Римо, и я говорю это не для того, чтобы получить доступ к твоим др….

Его ладони легли по обе стороны от моего лица, отчего мой рот и сердце с визгом остановились. Выражение такой глубокой сосредоточенности исказило его черты, что, будь на его месте любой другой мужчина, я могла бы предположить, что он подумывает о том, чтобы поцеловать меня, но это был Римо. Наследник Грегора с гораздо большей вероятностью свернул бы мне шею, чем запятнал бы свой рот моим.

Я наблюдала, как он наблюдает за мной, думая, что, возможно, было бы разумно отступить. Хотя когда это я была разумной?

— Я знаю, что оживу, если ты убьешь меня, но это по-настоящему подорвет нашу хрупкую дружбу.

Морщины на его лбу разгладились, а губы изогнулись в медленной усмешке.

— Убивать тебя не входит в мои намерения, Трифекта.

— Тогда почему ты так близко к себе держишь моё лицо, Фэрроу?

Его хватка смягчилась.

— Потому что я думал о том, чтобы поцеловать тебя.

Моё тихое сердце снова пришло в движение, заколотившись о рёбра.

— Но я не решался, потому что не был уверен, оценишь ли ты это.

Я сглотнула, но это никак не помогло смочить моё пересохшее горло.

— Я бы предпочла это смерти.

Его губы снова дёрнулись, и он был так близко, что лёгкое изменение положения нарушило сгустившийся между нами воздух.

— Я не уверен, как к этому отнестись.

Мой разум лихорадочно пытался осмыслить происходящее. Хотела ли я, чтобы он поцеловал меня? Хотела ли я поцеловать его?

Его зрачки сузились, затем расширились.

— Не возражаешь убрать это подводное ружьё?

Моё сердце забилось ещё сильнее, забирая всю кровь из мозга, что было ужасно непрактично, поскольку без крови не могло быть никакой рациональности, а эта ситуация требовала хоть капли хладнокровия.

С трудом выдохнув, я сжала рукоятку своего инструмента для захвата портала, и мысленно потребовала ему исчезнуть.

— Насколько ужасно ты целуешься?

— Я даже не собираюсь пытаться угадать, почему ты задаешь этот вопрос…

Я почувствовала на своих губах изгиб его улыбки, хотя наши рты не соприкасались.

— Ты, очевидно, беспокоишься, что я могу воспользоваться ружьём, чтобы положить конец нашему поцелую.

Уголки его губ приподнялись ещё выше.

— На самом деле я беспокоился, что поцелуй сделает тебя такой вялой, что твоя хватка ослабнет, и твоё очень тяжёлое и очень острое оружие, в конечном итоге, застрянет у меня в ноге.

— Ха.

Я попыталась закатить глаза, но здоровенная смесь предвкушения и адреналина, бурлящая во мне, помешала всем сухожилиям сдвинуться с места.

— Тебе всерьёз следует поучиться управлять ожиданиями девушки.

В его глазах вспыхнуло веселье, а затем что-то ещё… что-то, от чего мой пульс подскочил до предела. Я высунула кончик языка изо рта и облизала губы, мой разум блаженно затуманился. Его зрачки танцевали, но теперь уже не от веселья. Медленно он склонил голову набок и коснулся своими губами моих.

Один раз.

Дважды.

Три раза.

Мурашки пробежали по моим губам, распространились по щекам, прежде чем устремились к подбородку и вниз по шее.

— Ну и дразнилка же ты, — прохрипела я.

Уверенность окатила его, как мой волшебный клей там, в гостинице, просачиваясь во все маленькие трещинки его эго, вызывая невыносимо сексуальную улыбку, которая вызвала ещё одно покалывание, на этот раз внизу моего живота.

Кончиками пальцев он зарылся в мои волосы и притянул меня ближе.

— Хорошие вещи приходят к тем, кто ждёт, Трифекта.

— Трифекта… Есть ли шанс, что поцелуй даст мне прозвище получше?

Рыжеватая прядь волос упала ему на глаза, скрывая их яркость.

— Оно никогда не было пренебрежением.

— А всегда звучало именно так.

Он приподнял мою голову ещё немного.

— Поверь мне. Это было не так.

Поверила ли я ему?

Я подумала о волках, перевязи, нашей ночи, проведённой в сыром подвале, когда моя голова лежала на его плече, а он обнимал меня за талию. Небеса, я не только начинала доверять ему, но и он начинал мне нравиться.

— Амара?

Насколько долго я затерялась в своих мыслях?

— Я просто думала о том, как далеко мы зашли, ты и я. От смертельных врагов до почти целующихся.

Его зрачки пульсировали от притворного негодования.

— Почти?

— Эм. Да. Поцелуи обычно требуют немного большего давления и гораздо большего количества языка.

— Как насчёт того, чтобы я исправил эту почти часть?

Сарказм и голос покинули меня. Пуф. Исчезли, как огонь в моих венах. Единственное, что мне удалось, это немного сглотнуть.

На этот раз, когда его губы коснулись моих, это не было лёгким касанием крыла бабочки. На этот раз его губы прижались к моим, открывая меня для него. В тумане ощущений мне удалось сформулировать единственную связную мысль: я бы точно уронила своё оружие ему на ногу.

Он языком погладил уголок моего рта, раздвигая мои губы ещё шире, прежде чем проник немного глубже. Меня никогда раньше так не целовали, с таким размеренным мастерством. Это не должно было меня удивлять, учитывая обширный опыт Римо. Я отогнала эту мысль прочь, не желая зацикливаться на количестве девушек, на которых он тренировался.

Когда он отстранился, даже несмотря на то, что мои глаза были прикрыты, я почувствовала вкус его довольной улыбки.

— Как было?

От его скрипучего голоса всё во мне закачалось.

Медленно я открыла глаза и посмотрела ему прямо в глаза.

— Неплохо.

— Неплохо?

Улыбаясь, я подняла руки к его плечам, нащупывая опору на твёрдых мышцах, и инициировала ещё один поцелуй. Там, где его прикосновения были размеренными и твёрдыми, мои были хаотичными. Мне нравилось медленное и размеренное, но я также любила жёсткое и дикое. И, как я вскоре узнала, он тоже. Он наслаждался прикосновением моих губ, скольжением моего языка. Наши зубы заскрежетали, и наши пальцы сомкнулись, заполняя выпуклости его тела гибкими изгибами моего.

Наш поцелуй был необузданным, восхитительным и совершенно безрассудным, превратив годы ненависти во что-то совершенно иное. Что-то такое, что заставило бы неверрийцев замереть от удивления. В конце концов, мы с Римо были известны только двумя вещами: неприятными колкостями и ещё более неприятными взглядами.

Пока его жадный рот наслаждался моими приглушёнными стонами, череда непрошеных мыслей пронеслась в моём ослабленном мозгу, активизируя орган, который отключился, когда его ладони обхватили мои щёки. Римо не хотел никаких обязательств, а мне нужны были все обязательства. Его мать ненавидела мою, а моя ненавидела его мать. Он был Фэрроу, а я — Вуд. Даже если бы наши рты были совместимы, наши жизни и мечты — нет.

Я оторвала губы от его губ и отскочила в сторону, задыхаясь сильнее, чем когда убегала от волчьей стаи в Приграничной стране.