Плохие намерения (ЛП) - Роуз Чарли

— Он пришел к тебе, — шепчет она. Она хватает меня за затылок, приподнимаясь на цыпочки, и прижимается своими губами к моим. Я прижимаю ее к себе, обнимая рукой за талию, и провожу языком по ее губам. Этот поцелуй какой-то особенный. Как будто мы наконец-то избавляемся от всего этого дерьма и позволяем себе просто быть. Ло отстраняется и шепчет мне в губы «спасибо».

— Он доверяет тебе. Он пришел сюда. Это кое-что значит.

Я не заслуживаю того, как она смотрит на меня прямо сейчас — как будто я Мать Тереза, а не монстр.

— Ты в порядке, Салли? — Она слегка грустно улыбается, когда я называю ее своим прозвищем, но, тем не менее, улыбается. — Он не единственный, кто узнал, что его отец на самом деле не его отец.

— Я слишком устала, чтобы расстраиваться. Утром я разберусь, как я себя чувствую. — Ло обвивает руками мою шею, положив подбородок мне на грудь. Она никогда не перестает поражать меня тем, как приспосабливается к жизненным перипетиям. — Отведи меня в постель, — говорит она, прежде чем надуть нижнюю губу.

Не говоря ни слова, я несу ее вверх по лестнице, ее теплое тело обвивается вокруг меня. Я не останавливаюсь, пока мы не оказываемся в изножье моей кровати. Поставив ее на ноги, я снимаю с нее куртку, а затем рубашку и лифчик, обнажая ее бледно-розовые соски. Я запечатлеваю поцелуй на одной из них, прежде чем стянуть с нее брюки, и она держится за мои плечи, поднимая сначала одну ногу, затем другую.

Ло падает на мою кровать, ложится на спину, зажав кончик большого пальца в зубах, и наблюдает, как я завожу руку за шею, чтобы стянуть футболку через голову. Я смотрю на нее, думая о том, как чертовски идеально она выглядит в моей постели. Ее фарфоровая кожа на моих черных простынях, мои чернила на ее бедре, фирменный растрепанный хвост, разметавшийся по моей подушке, лицо без макияжа. Она самая красивая.

Я сбрасываю штаны, опускаю колено на матрас и взбираюсь по телу Ло, устраиваясь между ее ног. Я приподнимаю ее левое бедро и медленно погружаюсь в ее тепло. Она задыхается от этого ощущения, ее спина выгибается над кроватью. Черт, я люблю эту девушку.

Любовь.

Эти слова повторяются в моей голове снова и снова, пока я пытаюсь погрузиться в нее так глубоко, чтобы она чувствовала меня вечно.

— Я не хотел влюбляться в тебя, — признаю я. — Но я это сделал. Я люблю тебя, — говорю я, чувствуя, как она сжимается вокруг меня, а ее ноги начинают дрожать. Ее красноречивый признак того, что она уже близка к краю.

— Стефан, — выдыхает она, и еще один кусочек льда отваливается от моего сердца, когда я слышу, как она произносит мое настоящее имя.

— Скажи это еще раз, — почти умоляю я, входя в нее. Черные ногти впиваются мне в грудь. Я приветствую эту легкую боль.

— Стефан, — повторяет она. Я переворачиваюсь на бок, увлекая ее за собой. Нога Ло перекидывается через мое бедро, и я сжимаю ее идеальную попку, медленно проникая в самые теплые и влажные небеса и выходя из них.

— Еще раз, — приказываю я, обхватывая одной рукой ее поясницу, а другой придерживая ее голову.

— Я люблю тебя, Стефан. Я люблю тебя, я люблю тебя... — она замолкает, сжимаясь вокруг меня, когда кончает. Еще один кусочек льда тает, и я больше не заморожен, а становлюсь жидким внутри, когда проливаюсь в нее.

Я переворачиваюсь на спину и притягиваю ее к себе. Ее ноги сгибаются, бедра обхватывают меня, торс прижимается к моему, когда я лениво толкаюсь в нее, пока мы оба опускаемся. Она просовывает голову между моей шеей и плечами, нежно целуя и посасывая мою ключицу. Я провожу ладонями по всему ее телу — по рукам, спине, бедрам — прежде чем, наконец, остановиться на ее заднице.

Дыхание Ло начинает выравниваться, ее теплое дыхание ритмично овевает мою шею. Она засыпает, пока я все еще внутри нее, и в этот момент я решаю, что, хотя я и не заслуживаю ее, я чертовски эгоистичен, чтобы не воспользоваться единственным, что дает мне покой. Единственное, что позволяет мне чувствовать тепло, когда мне всю жизнь было холодно. Добавьте это в мой список грехов, прямо рядом с убийцей.

Глава 18

Ло

— Кто-нибудь хочет сказать мне, почему мой дом заложен? — спрашивает Кристал, прежде чем затянуться сигаретой. Я вынимаю сигарету из ее сморщенных губ и тушу в пепельнице.

После того, как Дэйр отвез нас туда, где, по воспоминаниям Джесс, мы оставили 4Runner, нам позвонил Генри и попросил нас приехать, чтобы мы могли все обсудить. Дэйр предложил пойти с нами, но ему нужно работать, и это не его дело. Кроме того, мне не нравится идея о том, что он встретится с Кристал. Когда-либо.

— А я должна была оплачивать твои счета, пока ты была в тюрьме? — я спрашиваю.

— Что ж, это был бы достойный поступок, — говорит она.

Джесс издает горький смешок, и я пытаюсь подавить свой собственный тыльной стороной ладони.

— Расскажи мне еще о том, как быть такой порядочной, как ты, — говорит Джесс, сарказм сочится из каждого слова. — Единственная причина, по которой ты здесь, это потому, что твой парень все еще за решеткой, и у тебя больше никого нет.

— Ладно, ладно, — говорит Генри, стоя рядом с камином. Кристал сидит на одном конце дивана, а мы с Джесси прижались друг к другу на другом конце.

Я боялась того, что обнаружу, когда пойду будить Джесса раньше, но, к моему удивлению, он уже проснулся и принял душ. И когда я спросила его, как он себя чувствует, он повел себя так, словно вообще ничего не произошло. Хотя у меня такое чувство, что рано или поздно все это всплывет наружу.

— Кому-нибудь лучше начать говорить, — говорю я, переходя к сути. Никто не произносит ни слова. — Хорошо, я облегчу задачу. Генри, я собираюсь пойти дальше и предположить, что на самом деле ты не наш отец?

Генри поправляет бейсболку и прочищает горло, прежде чем ответить.

— Нет.

Джесс рядом со мной стискивает челюсть, но никак иначе не реагирует. Он сидит немного позади меня, прижавшись спиной к подушке, в то время как я наклоняюсь вперед, упираясь локтями в колени. Я завожу раскрытую ладонь за спину, и Джесс вкладывает свою руку в мою. Я сжимаю его в знак ободрения.

— Как давно ты знаешь?

— Я всегда знал, что ты не моя, — говорит он мне, и, несмотря ни на что, я испытываю укол разочарования от этого факта. — Я начал встречаться с твоей матерью, когда тебе исполнилось два года. Какое-то время я думал, что, может быть, Джесси был моим, но даты не сходились. Она всегда настаивала, что он мой, так что в конце концов я подумал: «Что, черт возьми, я знаю о беременности?»

Я никогда не задавалась вопросом, почему у нас с Джесс нет фамилии Генри. Я всегда предполагала, что это потому, что они никогда не были женаты.

— Это не совсем ракетостроение, — невозмутимо говорит Джесс.

— Да, что ж, ты был бы удивлен, узнав, в чем ты можешь убедить себя, если действительно этого захочешь, — говорит Генри, глядя на стальные носки своих ботинок.

— Итак, почему ты ушел? Если ты так сильно этого хотел? — спрашивает Джесс.

— Потому что он эгоистичное дерьмо, — выплевывает Кристал.

Лицо Генри краснеет и искажается от гнева, которого я никогда у него не видела.

— Я был эгоистом, — соглашается он. — Я был эгоистом, когда оставался с тобой на долгие годы, потому что я любил этих гребаных детей, даже несмотря на то, что ты использовала их как рычаг давления или угрожала забрать их каждый раз, когда что-то шло не по-твоему. С моей стороны было эгоистично притворяться, что они мои. И да, с моей стороны было эгоистично оставить их, чтобы наконец убраться подальше от твоей сумасшедшей задницы.

Кристал спрыгивает с дивана, крича Генри в лицо. Они спорят с минуту, но я этого не слышу. Годы практики сделали меня профессионалом в блокировании ее голоса, как только он достигает определенного децибела.

— Как Эрик связался с тобой? — спрашиваю я, прерывая их вопли.

Кристал поворачивается ко мне лицом, выражение ее лица полно негодования.