Лекарство от скуки (СИ) - Флёри Юлия
Татарин догнал меня на парковке, когда с кнопкой сигнализации боролась, то ли машину открыть пытаясь, то ли разбить брелок к чертям!
— Почему ты мне не сказала?! — Выкрикнул, метров за сто своё присутствие обозначая. Злился и злость эту за те сто метров надеялся согнать. Неудачно, впрочем. Видимо, именно оттого с силой тряханул меня, за полы пальто удерживая. — Какого хрена, Наташ?! — С силой на затылок надавил, мою голову к своему плечу прижимая. — Ты куда собралась, а?.. До столба соседнего в таком состоянии? — Напряжённо куда-то в щёку проговорил, попутно из рук ключи вынимая. Носом к моим волосам приткнулся и шумно воздух в себя втянул, постепенно успокаиваясь. — Без меня… — За щёки обеими ладонями удерживая, в лицо всматривался. Болезненно скривился, осуждая. — Почему не сказала?..
А меня уже накрыло. Не было слов. Только ступор, губы дрожащие, и лавина, что вот-вот вырваться наружу, взорваться обещала. Заколотилась вся, затряслась, будто только-только происходящее осознав, и глаза прикрыла, позволяя первым, самым нетерпеливым слезинкам по щекам скатиться.
— На моей поедем. — Озвучил он решение, и получилось выдохнуть. От облегчения перед глазами туман завис.
Всё в том же тумане за ним по парковке шла, позволила себя на заднее сидение автомобиля затолкнуть. Татарин музыку на полную громкость врубил. Как я поняла, чтобы выть в голос мне не мешать, чтобы не боялась, что услышит. Он знал. Он точно знал, что там, где я сейчас, место есть только для одного, и вмешиваться туда… не помню, была ли я кому-нибудь настолько благодарна за это понимание и участие.
Мы полпути проехали, не меньше, пока успокоилась. Тогда только смогла сесть, осознанно вздохнуть, приводя мысли в порядок. Олег на меня обернулся и окинул задумчивым взглядом. Музыку выключил вовсе.
— Ты как? — Нахмурился, но отвечать не заставлял. — Я хочу, чтобы ты со мной говорила, я хочу, чтобы ты со мной советовалась. — Как упрёк выдал, руль сильнее пальцами сжимая. — Я многого хочу? — Зло оскалился, а я его по плечу погладила.
— Даже слишком.
— Сейчас в отель заедем, там умоешься, приведёшь себя в порядок.
— Хорошо. Давай.
— Ты ничего не знала? — Спросил, а я словно и не поняла толком, что именно услышать хочет.
— Мне иногда кажется, что всё это просто дурной сон. — Покачала я головой, не в силах как-то прокомментировать очередную догадку. Голову запрокинула и глаза закрыла, отгораживаясь. Не от него даже… От той грязи, которую волочу за собой в родительский дом. — Не понимаю, как так вышло… Как вышло так, что в одночасье всё разрушилось. Мать и отец… Он не хотел меня видеть, запрещал появляться, звонить, писать… А она… отчего-то именно тогда она вдруг не захотела меня защитить. Могла, но не стала. Видимо, что-то я всё же сделала не так. Несмотря на запреты, звонила. Рассказывала, как у меня всё хорошо. Про успехи и достижения. Планами делилась, мечтами. Я рассказывала, а мама всё время молчала. Слушала, я точно это знала, а вот отозваться не решалась. Точно как ты сейчас… Она боялась, что отец узнает — поняла я уже потом. Он узнает, и даже эта тонкая ниточка прервётся. Громов сказал, что мама болела, а я… мне даже нечего было ему ответить.
Смолкла, сникла, сказанное снова и снова обдумывая, осмысливая, и вздрогнула, услышав хриплый голос.
— Ты не виновата. — Громко и чётко объявил Татарин, когда закончила. — Слышишь меня? — Через зеркало заднего вида в глаза посмотрел. — Не виновата! — Подчеркнул, поверить заставляя, а мне отчего-то стало легче.
К нашему приезду во дворе уже скопилось достаточно машин. Я пыталась изобразить решительность, я хотела выглядеть достойно, а Олег одним своим взглядом разрушил этот карточный домик.
— Я недолго. — Проговорила и губы поджала, а он взглядом меня смерил, ладонь в своей сжал и согласно кивнул.
— Не торопись. Вместе пойдём. — Кивнул, согласия не ожидая, а я вырваться из захвата попыталась.
— Ты пойми правильно… Я бы не хотела… Но там отец… Он…
— Наташ, я во всём разберусь. — Терпеливо выдохнул Олег и за собой к дому повёл.
— Извини, я не умею быть благодарна…
— А я ничего и не требую. Идём.
Вывел меня из лифта и сам на звонок нужной двери нажал. Казалось бы, спустя вечность, дверь открылась, в проходе показался отец. Признаться, я его сразу и не узнала. Изменился. Постарел, устал от жизни. Наверно, он очень любил маму и потому сейчас казался каким-то разбитым, потерянным. Он смотрел на Олега и неуверенно хмурился. Потом только, ко мне взгляд повернув, решительно сцепил челюсти и попытался дверью хлопнуть. Олег не дал. Рукой придержал и отца в проходе потеснил.
— Сегодня двери этого дома открыты для всех. — Проговорил, делая внушение и, волю отца подавляя, заставил его пятиться. — Наташ, иди. — Рукой в сторону родительской спальни махнул. Именно оттуда, из дверного проёма лился неестественно белый свет, неуверенно толпились люди.
Когда в комнату вошла я, остальные, косясь и перешёптываясь, из комнаты вышли, прикрывая за собой дверь. И я заплакала. Чисто, ровно. Будто на исповеди. Гладила холодные ладони, навсегда прощаясь, а когда матери в лицо взглянула, показалось, что она улыбается.
На кладбище Татарин меня не пустил. Что он увидел тогда в моих глазах — не знаю, вот только руку сжал крепко, чтобы не вырвалась.
— Ты приедешь, малыш. Ты обязательно приедешь. Не сейчас, в другой раз. — Уговаривать принялся, когда в полной растерянности я смотрела вслед отправляющейся процессии. — Просто отпусти от себя всё. Станет легче, точно тебе говорю. — Шептал, казалось бы… но голос его звучал убедительно. Твёрдо, уверенно. — И запомни: в такие минуты не нужно быть сильной, нужно быть собой. Чтобы твои близкие понимали: ты рядом, ты здесь, с ними. Всё будет хорошо, обещаю тебе. — На ухо шептал, усаживая в машину.
А как только захлопнулась дверца авто, помчался домой с бешеной скоростью.
— Расскажи мне всё. — Попросил, устроившись на постели рядом.
Уложил меня, а сам со спины прижался, поперёк живота удерживая, в точности мою позу повторяя. По волосам ладонью гладил, в осторожных поцелуях к макушке прижимался. Боль моя никуда не ушла, но усталость накатить в полную силу ещё не успела и я вопрос слышала. Более того, я понимала, что он задан для того, чтобы ответила, а не для заполнения пустоты вокруг.
— Что? — Отозвалась с вынужденным вдохом, а Татарин ладонью за плечо меня удерживая, к самому уху губами приблизился, при этом пытаясь в лицо заглянуть и что-то в нём разглядеть, понять.
— Почему именно он? Почему Громов?
Я невесело хмыкнула, губы языком обвела.
— Решение вынесено и обжалованию не подлежит. — От ответа попыталась уйти, но такое объяснение мальчишке пришлось не по вкусу, и он предложил второй шанс.
— Ещё варианты? — Зубами скрипнул, а я улыбнулась. Широко, зло, мстительно.
— Кто-то же должен быть виноват…
— Допустим. А в чём виновата ты? Ведь понимаешь, что отдача не обойдёт стороной, что тебя взрывной волной накроет и придётся несладко.
— Просто виновата. Что ещё можно к этому добавить? — Не приняла я заботу и участие.
— Наташ, я ведь могу спросить так, что ты ответишь… Ты ведь это понимаешь?
— Потому что знаешь всё. — Послушно пробормотала я с безразличной полуулыбкой.
— Потому что я хочу знать, что с тобой происходит. Не то, что было, а то, что творится в голове сейчас.
— Зачем?
— Люблю тебя. Веришь, нет — другой вопрос. Люблю и не уступлю. Даже против тебя самой встану, если придётся.
— Что это, Татарин? Любовь с первого взгляда? Я до сих пор помню, как смотрел на меня там, в аудитории. А, может… может, даже раньше. — Прищурилась, припоминая. — Ещё тогда, на стоянке, когда Чижов громким окликом задел. Тогда ещё. — Кивнула, ощущения подтверждая.
Татарин недобро хмыкнул, и слышно было, как зубами заскрипел.
— Считай, что видел тебя во сне. — Слишком легко, слишком спешно ответил, давая понять, что пока, на данном этапе, делиться со мной не намерен. — И я всё ещё жду ответа на свой вопрос.
