Три года взаймы (СИ) - Акулова Мария

Молчу.

Нет. Я так не думаю.

— Официантку с Побережья… С красивым голосом, но.

— Достаточно, Роман. Я вас поняла. Вам очень не понравилось, что я тронула вашу невесту.

— Ты её при Марьяновне унизила.

— А вы меня лично.

— Я по-доброму, Лен.

— Спасибо.

Снимаю с себя мужские руки. Смотрю не в лицо, а в плечо. Я понимаю, почему из него лезет всё это дерьмо, но это не отменяет того, что мне легче поверить в мир глазами Роман, чем продолжать заполнять дыры собственного непонимания безосновательными надеждами, на… Что? Любовь и вечность? Мне их никто не обещал. Сейчас очевидно: не по забывчивости.

Ткань, которой обтянуты носки лодочек, и подол платья успели промокнуть. Придется объяснять Андрею, где я шлялась.

Выхожу на дорожку. Щурюсь, чтобы не споткнуться, потому что взгляд туманит влага.

Мне достаточно слов и откровений. Рана вскрыта. Из нее хлещет. Он не выбирал меня. Я не выбирала его мир. Я пыталась подстроиться. Стратила. Меня наказали.

Но в спину смоченными ядом стрелами снова врезаются слова.

— А ты мечтала стать певицей, Лен? Забросила из-за него? Зря. Я бы тебе советовал ни от чего не отказываться. Андрей ни от кого не скрывал, что жениться после Ксюхи больше не планирует. Ты же сама понимаешь, какая разница между выбранной женщиной и навязанной. Можно смириться. Но на сколько? Года на три?

Жмурюсь и вслепую ускоряю шаг.

Да. На три.

Всё верно.

Я нужна до выборов.

Глава 34

Лена

Весна в этом году какая-то… Ни да, ни нет. А может быть всё дело в том, что это первая моя весна в столице и я не знаю, как тут и что.

Не влилась.

В лицо бьет сильный влажный ветер. Небо на глазах затягивает густым серым. Будет дождь.

По щекам снова текут слезы. Я делаю глубокие сочные вдохи, периодически их стирая.

Не плачу навзрыд. Просто держаться бывает сложно.

Неделю назад в Меланфии рядом с покойной женой похоронили дядю Димитрия.

Вот так.

Вечером, когда мы с Андреем ужинали в оранжерее, его сбили на пешеходном переходе в городе. Кто сбил. Это случайность или расплата за невозвращенные деньги. Кто будет возвращать эти деньги теперь и будет ли кто-то добиваться наказания виновника — вопросы, которые я не задаю.

Ехать на похороны мне было нельзя.

Я это понимаю. У меня ребенок родится через неделю или две. Куда?

Я понимаю, а вот бабушка не поняла бы.

Губы снова начинают дрожать, я опускаю взгляд от раскинувшегося у моих ног спуска к речке и пытаюсь с собой справиться.

Всё очень сложно. На моей грудной клетке лежит плита.

Все мысли состоят из бесконечных если.

Я плачу чаще, чем сама же считаю допустимым. И отдельный повод для самобичевания: я не уверена, что в большей степени оплакиваю дядю, чем нелюбовь Андрея.

Наши с Димитрием отношения были сложными. Но по-своему он меня любил. Меньше, чем Кали Нихта. Чем своих детей. Чем свои мечты о достойном месте фамилии Шамли в греческом обществе. Но… Хоть как-то. Другие никак.

Глажу живот и снова смотрю в небо.

На секунду слепит вспышка, дальше — бешеным рокотом по пространству разливается гром.

Я вижу, что на горизонте дождь уже идет.

Пора домой.

Пора домой, Лен. Но… Не хочется.

Защита Авроры, о которой я всё равно не жалею, стоила мне очень дорого. Роман надломил меня. Новость с Побережья добила.

Наверное, не будь у меня под сердцем сына, я увязла бы в депрессии, но, с другой стороны, не было бы сына — не было бы нас с Андреем. Всё было бы иначе.

Я бросила свои лживые надежды и пытаюсь просто выплыть.

Нет смысла спрашивать про чувства и ждать признаний. Пусть очень многое Роман нёс, чтобы унизить, сквозь дерьмо просвечивает истину: я для Андрея — вынужденность. За каждое свое обещание мне он отвечает. Расписаться. Признать. Дать фамилию. Обеспечить. Защитить.

Ебать максимально ответственно.

Но не любить.

Ни черта не любить.

Через два с половиной года его ждет свободная жизнь, которую он поставил на паузу. А меня?

Секса сейчас не хочется. Мучает бессонница. Еда не лезет.

Андрей почти каждую ночь проводит в доме. Раньше я радовалась бы, а теперь по моим венам идет ток, когда он близко. Сейчас, наверное, я была бы не против его детокса.

Детокс нужен мне. Только не помогает.

Я хочу близости. Не трахаться, а близости, но попросить не могу.

Много гуляю. Бывает, плачу.

Думаю о своей жизни. Своем будущем. Своей семье.

Где я найду свое место? Как все будет, когда срок закончится? Я буду давать Андрею сына на выходные? Или неделя через неделю? Где мы будем жить? Смогу ли я потом когда-то ещё… Полюбить? Смогу ли пережить? Не ревновать? А когда он снова кого-то встретит? Кого-то… Выберет?

У меня будут ещё дети? А у него?

Он нашего будет любить сильнее?

Господи. Дура какая.

Стираю новую порцию слез и стараюсь продышаться.

Не хочу, чтобы Андрей видел, знал и спрашивал. Не хочу просить. Не хочу страдать. Хочу вернуть себе ту дистанцию, с которой мы зачем-то друг на друга сорвались.

Выставляю вперед руку ладонью вверх и ловлю первые капли.

Трава шелестит тревогой. По воде идут волны. Ветер поднимает мои волосы.

Пора домой, а ноги приросли к земле.

Нерационально хочется остаться и растаять. Вдруг, получится?

Но сегодня — точно нет.

Сзади тихо рокочет мотор. Хлопает дверь. Дальше — шаги. По асфальту и уже траве.

— Лен, дождь…

По голосу Андрея считывается волнение и злость. Он бесится, что я схожу с ума. Терпит, но…

Но я не хочу его раздражать. По-прежнему.

Быстро стираю слезы и оглядываюсь.

Он хмурый, на напряженных скулах волны до висков, а я улыбаюсь. Дура беременная. Что с такой взять-то?

Зато у меня — самый красивый в этом мире фиктивный муж. Широкие плечи обтягивает футболка-поло цвета дорогого молочного шоколада, длинные ровные ноги подчеркивает светлый джинс. Смуглая кожа оттеняет настроение.

Я уверена, что любая счастлива была бы родить ему первенца. Природа выбрала меня. Спасибо.

Разворачиваюсь и делаю шаги навстречу. Нет смысла сопротивляться.

Сейчас и сама не знаю, как залезла прямо к обрыву через высокую траву. Назад пробираться сложно.

На полпути сталкиваюсь с Андреем. Он не держит дистанцию, которую я, наверное, сейчас хотела бы держать. Сжимает мое лицо ладонями, запрокидывает и изучает.

Я ужасная, но отчасти даже рада, что у меня есть легальная причина плакать. Дядя.

— Лен…

— Все хорошо.

Вру. Андрей вздыхает и прижимает к себе. Это лишнее. Я даже сначала стараюсь сильно глубоко не вдыхать, но он всё равно просачивается внутрь. Через ноздри. Поры. Мысли.

Покрывает короткими поцелуями мои щеки, веки, губы.

— Я тебя замкну, ты допросишься.

Улыбаюсь в ответ на угрозу.

Да дура я, знаю. Ты за ребенка волнуешься. Ты прав. А я…

— Мне дома воздуха мало. Окна открыла — не помогло. А тут немного пахнет морем. Водой.

Взгляд Андрея замирает на моих глазах. А они, предатели, снова наполняются…

Он не кричал, не давил, не обвинял, что наша семья несет одни только проблемы. Я в свою очередь даже толком не спрашивала ничего. Но вполне допускаю, что греческие войны вышли за грани разумного. И для самого Андрея это тоже стресс.

Спросила только, могу ли поехать. Получила в ответ закономерное «не надо».

Мы потом поедем. Андрей пообещал.

Обычно свои обещания он выполняет.

— В машину давай, — муж сжимает мою ладонь в своей руке крепче, чем если бы делал это просто формально. Ведет за собой к Мерседесу.

Я с грустью оглядываюсь, запечатлевая в памяти сине-серое штормовое небо. Внутри меня сейчас так же. Я бы ещё постояла, но сажусь на пассажирское. Уже внутри машины осознаю, что замерзла и дрожу.