Шахразада - Хасиб и Царица змей
– Ты разорвешь меня на части, – едва слышно прошептала Анаис.
Фархад разразился громким смехом.
– Я еще никогда не разрывал никого надвое. Ты, конечно, очень маленькая, но, уверяю тебя, женщины испытывают боль только в первый раз. А так как у тебя это уже не в первый раз, ты получишь удовольствие.
Он снова лег на нее – мужская плоть на женскую – и стал неистово целовать. Сжав пальцами соски, он раздвинул ее губы, и его язык слился с ее языком. Просунув руку между их телами, он стал ласкать ее лоно, пока с губ Анаис не сорвался стон. Приподняв ей бедра, он медленно вошел в нее, и ее тело наполнилось болью. Анаис заплакала, не в силах выдержать этой боли. Фархад – эгоистичный, как все мужчины, – решил, что она плачет от счастья.
– Успокойся, дорогая. Я постараюсь продлить это наслаждение как можно дольше. Расслабься, и ты получишь удовольствие.
Прикусив губу, Анаис постаралась сдержать рыдания.
– Остановись! – закричала она.
– Я не могу.
– Ты меня убиваешь!
– О нет, красотка, я тебя ласкаю. И клянусь, слаще тебя я не знал никого в этой жизни.
Девушка удивлялась своим ощущениям и тому, сколь мало слышит ее этот неприятный человек. Она уже не рада была тому, что согласилась такой ценой дать ему свободу.
Крепко держа Анаис в объятиях, Фархад пытался ее успокоить, нежно целовал, гладил по волосам, осторожно проникая внутрь. Острая боль медленно уходила, знакомые ощущения возвращались.
– Я искренне сожалею, прекрасная. Сожалею, что причинил тебе боль. Господи, ты такая маленькая! Никогда в своей жизни я не испытывал такого наслаждения… Приподнимись, дорогая, – прошептал он.
Анаис повиновалась, и он, обхватив руками ее бедра, стал подталкивать ее навстречу своим движениям. Анаис застонала, почувствовав его глубоко в себе. Черты его лица исказились, словно от боли, дыхание стало хриплым и тяжелым. Он уже почти достиг пика, но сдерживал себя, чтобы доставить ей побольше удовольствия. И вдруг что-то случилось с Анаис. Там, где болело, стало легко и приятно, а потом тело наполнилось сладкой негой. Она даже закричала от первого прилива наслаждения. И стала помогать Фархаду, приглашая его излить на нее всю накопившуюся страсть, требуя от него все, что он обещал ей. И Фархад с радостью шел ей навстречу. Его наслаждение было похоже на взрыв. Откинув голову, Фархад закричал, и она почувствовала, как его влага изверглась в ее лоно.
Но она, Анаис, почувствовала лишь прикосновение страсти. И теперь ощущения тускнели и она вновь становилась холодна. О нет, она вовсе не пыталась сопротивляться, более того, она пыталась присоединиться к ощущениям этого человека. Но прикосновения его были столь же наполнены страстью, сколь наполнен медом дырявый кувшин. Он думал лишь о себе. О том, как завоевать свободу. И за это поплатился.
Анаис решительно встала с ложа и одним движением вернула себе платье. Диадема вновь увенчала сложную прическу, а стены шатра растаяли, будто их никогда и не существовало.
Фархад, кусая губы, сидел на полу. Наконец он стал понимать, что проиграл. Ужас приковал его к месту. Ибо сколь ни высоко было самомнение этого человека, но разум все же не покинул его. И он был в силах представить себе, какова будет казнь.
– Ну что ж, человечек. Ты сдержал свое слово – попытался выкупить свою свободу. Увы, в твоем кошеле нашлось столь же мало монет, сколь огня в твоих чреслах. Теперь сдержу слово и я. Эй, малыши, я жду вас!
О нет, Анаис не повысила голоса. Но, повинуясь ее зову, с разных сторон пещеры послышались звуки, которые могли испугать и самого смелого человека. Фархада же они просто превратили в камень – ибо то было оглушительное шуршание песка под огромными телами. Да, стрелок в последнем своем предположении не ошибся – в зал вползли четыре гигантские твари, которые, должно быть, родились змеями многие сотни лет назад. И с тех пор только росли и набирались сил.
– Вот, мои подданные. Этот человечек не сдержал слова, данного вашей Повелительнице. А потому я отдаю его вам. Думаю, вы примерно накажете наглеца…
Анаис договорила и отвернулась к спутникам Фархада. Она не произнесла ни звука, но ее взор был красноречивее любых слов. Повелительница лишь окинула взглядом лица затихших в ужасе воинов. Убедившись же, что никаких слов и вовсе не надо, она столь же безмолвно оседлала свою верную Митгард и покинула пещеру, по-прежнему освещенную самоцветами, что висели на разной высоте и придавали каменным чертогам вид богатого дворца.
О, сияние не погасло ни на миг. И потому старшине мамлюков и его спутникам прекрасно было видно, как огромная змея подбросила вверх Фархада-стрелка, было слышно, как с последним своим криком упал он на камни.
– Аллах всесильный и всевидящий, – прошептал старшина. – Они играют с ним, словно щенки с игрушкой…
Да, это было именно так: огромные змеи были детенышами Митгард – и они просто играли с новой игрушкой. И не их вина, что сила их была слишком велика, а игрушка столь хрупка…
Не в силах наблюдать все это, старшина мамлюков вновь отвернулся, упершись взглядом в извивы и полосы на теле окружающей клетку чудовищной твари, поставленной охранять их. Но уши-то закрыть он не мог, и потому услышал и последний крик стрелка, когда глупые малыши разрывали на части его тело, услышал и возню змеенышей, весело охотившихся за кусками одеяния Фархада.
Когда же все стихло, вновь обернулся старшина, дабы отдать своему глупому стрелку последние почести. И не увидел ровным счетом ничего – ни клочка одежды, ни клочка волос, ни пятна крови. Пещера вновь сияла, подобно роскошному дворцу, ее ковры были чисты и упруги, помост высок, а трон блистал в лучах самоцветов, словно освещенный полуденным солнцем.
– Прощай, Фархад-стрелок, глупый, но отважный человек. Пусть Аллах всесильный позаботится о том, чтобы твой дух покоился с миром.
– А кто позаботится о нас, скажи?
– А нам придется понадеяться на собственную силу. И быть может, на то, что Синдбад не погиб в волнах.
Макама тридцатая
К счастью, надежды старшины оправдались – Синдбад-Мореход остался жив. Один как перст, вымокший до нитки, он стоял на клочке суши посреди безбрежного океана. «Спасся ли кто еще так же, как спасся я? – вновь и вновь задавался он вопросом, на который не было ответа. – Или мне предстоит странствовать в одиночку?»[4]
Тучи тем временем быстро расходились. Заголубело небо, появилось солнце. И он смог наконец оглядеться. Первое впечатление оказалось обманчивым. Это был не крошечный клочок суши, а гигантская равнина. Вдали синели горы, за спиной простиралось море, а прямо перед Мореходом, сколько хватало глаз, колыхались травы. Что ж, надо было идти. И он сделал несколько шагов вперед. Под ногой хрустнула веточка. В испуге странник остановился и начал оглядываться. И вдруг по правую сторону от себя увидел что-то огромное и белое, ослепительно блестевшее на солнце. «Что бы это ни было, я узнаю это совсем скоро!» – подумал Мореход и направился в сторону блеска.
