После долго и счастливо (ЛП) - Лиезе Хлоя
Вот только он делает это нежно, сдержанно. Волна, нараставшая до устрашающих высот, неожиданно переходит в мягкий и убаюкивающий спад.
— Фрейя, — тихо говорит он. Шершавые, нетвёрдые ладони обхватывают моё лицо, его тело вскользь задевает моё. Тёплый и нежный, мягчайший поцелуй дотрагивается до моих губ, содержа в себе отголосок мятных листьев и рома. Поцелуй благоговейный. Осторожный. Как и наш первый поцелуй, который я до сих пор помню, потому что Эйден поцеловал меня так, будто не мог поверить, что это происходит.
Слёзы наворачиваются на мои глаза, и я кладу ладони поверх его рук, затем провожу по предплечьям. Эйден заставляет нас медленно попятиться в тень. Тёмные глянцевые листья легонько задевают мою кожу, когда он прижимает меня к колонне, спрятанной от чужих глаз и факелов тики. В свете луны прохладнее, и я дрожу.
— Зачем ты это сделал? — шепчу я. — Ты ненавидишь петь на публике.
Его ладони проходятся по моей шее, большой палец медленно проводит по моему горлу. Во мне вспыхивает дождь искр.
— Это называется грандиозные жесты. И пресмыкание.
У меня вырывается удивлённый смешок.
— Что?
— Музыка говорит с тобой, Фрейя. Она заставляет тебя чувствовать. И раньше мы делили это, чувствовали эту связь. Я хотел… я хотел показать тебе, что ты значишь для меня. Я хотел, чтобы ты снова это почувствовала.
— Так и было, — шепчу я. — Я это почувствовала.
Эйден крадёт ещё один мягкий поцелуй, затем отстраняется, и его выражение серьёзнеет.
— Вчера ты сказала мне то, что непросто было услышать. Но… мне нужно было это услышать. Что мои действия слишком долго не показывали тебе, что я тебя желаю. Мне ненавистно понимать, что я не показывал тебе, как много ты для меня значишь, Фрейя. Я пытался, но осознал, что делал это в своей манере, а не в твоей. Вся моя работа делалась ради нас, но ценой этому стало то, что позволяло тебе чувствовать себя любимой. Прости, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять. Я хочу исправить это, стать лучше.
Перед моими глазами всё расплывается от горячих слёз.
— И что потом, Эйден?
Его лицо напрягается от непонимания.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты заманишь меня в своей… манере, как ты умеешь, и я поведусь, а потом я буду хотеть этого от тебя, Эйден. И конечно, это возможно здесь, пока мы в раю, а потом, когда мы вернёмся домой, и будет звонить телефон, и на почту будут сыпаться письма, и ты будешь не менее занят и…
— Всё будет иначе, — шепчет он. — Я обещаю. Сегодня вечером я поговорю с Дэном. Как только мы вернёмся в дом. Я придумаю, как снять с себя часть обязанностей. И да, поначалу это будет вызывать у меня стресс, и нет, результат не будет достигнут за одну ночь. Я уверен, что опять как-нибудь налажаю, но теперь я понимаю, Фрейя. Я решительно настроен это изменить.
На мои глаза наворачиваются слёзы. Боже. Это все те слова, которые я хотела услышать. Всё, что я надеялась услышать. Но как я могу знать? Как я могу верить, что он больше не причинит мне боли?
Я всматриваюсь в его глаза и сдерживаю слёзы. Мой живот скручивает узлами. Мне так страшно, я стою на краю обрыва. Потому что в этом и суть — свободный прыжок веры. Веры в то, что ты не ошиблась, что верёвка, на которую ты полагаешься, тебя подхватит, и стремительное падение приведёт не к гибели, а к приливу облегчения, к крепкой способности быть храброй и бесстрашной.
Мне нужно посмотреть сквозь прошлые поступки Эйдена и верить тому, что он обещает сделать. Мне надо выбрать его, рискнуть — не из-за того, что диктует недавнее прошлое, а из-за того, кем я считаю Эйдена в его душе, в его лучшей версии себя.
Я смотрю на него, пока лунный свет обрисовывает грани его лица, пока его глаза светятся немыслимой звёздной синевой. И моё сердце гулко ударяется о рёбра.
Эйден всматривается в мои глаза и слишком хорошо читает меня.
— Пожалуйста, Фрейя.
Я не могу объяснить, почему делаю это, что придаёт мне храбрости ступить в эти воды, что однажды уже потопили меня. Вот только я смотрю в его глаза и вижу там проблеск мужчины, за которого вышла замуж, а также обещание выросшего и изменившегося мужчины, которого я лишь начинаю понимать. Наши брачные обеты эхом отдаются во мне, и я крепко цепляюсь за них для храбрости.
Я обещаю надеяться на всё, верить во всё…
— Да, — шепчу я.
Эйден резко выдыхает, аккуратно обвивая меня руками. Его губы такие мягкие, каждое его слово подчёркивается ласковыми поцелуями.
— Спасибо. Спасибо, спасибо, спасибо.
Глава 18. Эйден
Плейлист: Flipturn — August (Acoustic)
Фрейя растянулась на животе поверх полотенца и читает, подперев подбородок ладонями.
Я не могу не смотреть на неё, на её ступни, которыми она покачивает, перелистывая страницу, на бантики на её бёдрах, трепещущие на ветру. Тоненькие светлые волоски на её теле блестят на солнце. Я хочу делать грязные, боготворящие вещи с телом своей жены, и всё это сейчас не представляется возможным. По крайней мере, за пределами моего разума, где всё это остаётся, обрастая деталями и изобретательностью.
А это означает, что как бы мне ни хотелось читать книгу, данную мне Вигго, я уже десять раз перечитал одну и ту же строчку.
Моя теща поворачивается на своём шезлонге и улыбается мне.
— Ты читаешь любовный роман, Эйден?
Фрейя приподнимает голову и косится на меня.
Я захлопываю книгу, попавшись с поличным, и мои щёки заливает жаром.
— Ага. Вигго мне одолжил.
Алекс, мой тесть, поднимает взгляд от своей книги и щурится, присматриваясь к обложке.
— А. Клейпас. Она хороша.
Мои брови удивлённо приподнимаются.
— Ты её читал?
Он улыбается.
— Я каждый вечер читаю Элин любовные романы.
Она шлёпает его по руке.
— Ты их травмируешь.
— Что? — переспрашивает он. — Я же сказал, что читаю их тебе, а не то, что я…
— Александр, — Элин хватает его за подбородок и целует. — Тебе надо окунуться. Ведёшь себя гадко.
— Да? — он наклоняется за очередным поцелуем.
Фрейя утыкается лицом в свою книгу и стонет.
Это заставляет их обоих рассмеяться, и Алекс встаёт, поднимая Элин на ноги. И я не впервые поражаюсь им. Семь детей. Травма, кардинально меняющая жизнь. Три десятилетия вместе. И они до сих пор смотрят друг на друга с безмерным обожанием.
Я сглатываю едкий привкус разочарования, подступающего к горлу. Потому что я чувствую то же самое к Фрейе, и когда думаю о том, чтобы состариться с ней, выстроить совместную жизнь, я представляю, что всё ещё хочу её, желаю её, ценю её вот так. И всё же резкий прилив обострившейся тревожности, давление планирования семьи привели к тому, что я чуть не испортил наш брак окончательно.
Я отбрасываю эти упаднические мысли в сторону. Я не могу позволить им даже немножко задержаться в моём мозгу. Фрейя даёт мне шанс всё исправить. Она сама мне так сказала. Я должен держаться за это.
— Мне надо в туалет, Алекс, — говорит Элин, мягко отстраняясь из его объятий. — Поплаваю попозже.
— Эйден, — отрывисто говорит мой тесть.
Я тереблю свою книгу.
— Да.
— Пошли, сынок, — он тепло улыбается. — Давай поплаваем.
Я не могу отказать ему, когда он зовёт меня «сынок», и он это знает. Встав, я откладываю книгу и присоединяюсь к нему, наблюдая за его осторожными шагами по песку, пока мы приближаемся к воде. У Алекса самый современный, не боящийся воды протез левой ноги, которую ампутировали чуть выше колена, когда Фрейя была ещё маленькой, а он был полевым медиком в армии. Я смотрю, как он идёт — спина прямая, левая нога ступает с небольшой задержкой, пока он оценивает твёрдость песка — и молюсь, чтобы он не упал.
— Я в порядке, Эйден, — говорит он.
Я резко вскидываю взгляд.
— Извини. Я не хотел создать впечатление, будто считаю иначе.
Его пронизывающие зелёные глаза пару мгновений изучают меня, морской бриз ерошит его медные волосы, которые он передал Рену и Зигги, но уже перемежающиеся сединой оттенка чистой бумаги, прижатой к новенькому пенни. Он кладёт ладонь на моё плечо и сжимает.