После долго и счастливо (ЛП) - Лиезе Хлоя
Но сегодня, прямо сейчас, я чувствую себя как одно из этих животных — мои органы чувств сделались чуткими, восприятие обострилось. Может, это потому что я на идеальном уровне лёгкого опьянения, когда слова ещё не путаются, а тело не стало ленивым. Я спокойна, но вместе с тем бдительна, расслаблена, но сосредоточена. И что-то в воздухе изменяется, пока я потягиваю свой напиток и наблюдаю за приготовлениями музыкантов.
— Воу, — говорит Зигги, опуская свою читалку. — Я не сообразила, что тут живая музыка. Это намного лучше, чем заранее записанные версии, — мгновение спустя она бормочет: — А барабанщик вроде как горяч.
Фрэнки поигрывает бровями.
— Нравятся плохие мальчики, да?
Зигги ярко краснеет.
— Думаю, мне нравятся татуировки.
— Ты же женщина, — мудро комментирует Уилла. — Естественно, тебе нравятся татуировки. Это заложено в нашем ДНК.
— А? — Зигги морщит нос. — Как?
— Я имею в виду… — Уилла потягивает майтай. — Не буквально. Я искажаю правду, потому что Руни здесь нет, чтобы она донимала меня научной точностью, но… — она с умоляющим взглядом поворачивается к Фрэнки.
— Она имеет в виду, — говорит Фрэнки, — что ты не первая женщина, которая смотрит на такого парня и испытывает влечение. Парни с татушками источают определённую ауру опасности и интенсивности. И животной части нашего мозга это нравится. Хотя я скажу, что не надо судить книгу по обложке. Часто типы с самой грубой внешностью втайне имеют большое доброе сердце, — она улыбается и играет трубочкой от коктейля. — А прилежных хороших мальчиков надо остерегаться.
Я прикусываю губу, чтобы сдержать пылкое согласие. Я не хочу травмировать Зигги. Но я остро помню наш первый с Эйденом секс, и какой шок я испытала, когда этот неизменно вежливый, безупречно одетый задрот с докторской степенью перевернул меня на матрасе, закинул мою ногу на своё плечо и нашёптывал мне самые грязные фразочки, что я когда-либо слышала от любовника.
На тот момент это был самый сильный оргазм в моей жизни. И после этого пути назад не было.
Зигги щурится.
— Это… мы говорим о…
Коварная улыбка Фрэнки делается ещё шире.
— О мой бог, — Зигги сильнее сползает по сиденью и поднимает читалку. — Меня стошнит.
— Сурово, Фрэнки, — говорит Уилла.
— Что? Я была деликатной. Это ты сказала, что у её брата большой шланг!
Зигги встаёт и кладёт свою читалку на стол.
— Я пойду в туалет, умою лицо, которое горит из-за того, что вы двое каким-то образом фильтруете свою речь ещё хуже, чем я. А когда я вернусь, больше никаких отсылок к анатомии моих братьев, хватит.
— П-прости, Зигги, — говорит Уилла, стараясь сдержать смех.
Фрэнки отдаёт честь.
— Слушаюсь, капитан.
Я перестаю обращать внимание на разговор Уиллы и Фрэнки, поскольку мой взгляд бродит по ресторану под открытым небом. Ночь делает мир волшебным, со светящимися огнями и медными факелами тики. Воздух кажется более тёплым, сладким, полным жара и ночных цветов, и когда басист для пробы задевает струну, дрожь волнения пробегает по моей спине.
Звук получается громким, и резонанс резко раздаётся через динамики, после чего обрывается. Басист поднимает взгляд и виновато улыбается, когда люди дёргаются от неожиданности.
— Извините за это, ребят.
Он обводит взглядом пространство, а сам опускает бас-гитару и следом проверяет укулеле, а затем его глаза останавливаются на мне. Очередная вспышка осознанности проносится по моему телу. Эхо чего-то, что я не чувствовала месяцами — чистый, животный интерес.
«Привет», — произносит он одними губами.
Я вежливо улыбаюсь в ответ, не размыкая губ, затем отвожу взгляд и сосредотачиваюсь на своём поке.
— Кому хватит храбрости подняться и проверить нам баланс между музыкой и голосом? — спрашивает он в микрофон.
Уилла толкает меня коленом.
— Он смотрит на тебя. Давай. Иди.
Я потягиваю майтай.
— Нет.
— Почему нет? — спрашивает Фрэнки.
— Этот парень смотрит на меня так, будто я — ужин. Мне не хочется становиться главным блюдом.
— Ой, да он безобидный, — говорит Уилла. — Ты сама сказала, что давно не пела в караоке. Пение делает тебя счастливой, Фрейя. Так что получай удовольствие, игнорируй флирт и открывай сцену!
Басист задевает струну, и та издает томный звук.
— Никто? — спрашивает он. — Даже хорошенькая блондинка в кроваво-красном сарафане?
К моим щекам приливает жар. Я накрываю лоб ладонью как козырьком, прячась.
— Я же говорила, что это платье — плохая идея.
Уилла поигрывает бровями.
— А я говорила, что это платье — лучшая идея. Красный смотрится на тебе прямо-таки греховно.
— Это всё декольте. Сисечки, — Фрэнки изображает поцелуй шеф-повара. — Великолепно!
— После этого я прикончу вас обеих, — бормочу я, затем опускаю руку и снова смотрю тому парню в глаза.
Он триумфально улыбается и переключается на мелодию известной песни о любви.
Мужчины. Изящность на уровне слона в посудной лавке.
— А вот и она, — говорит он.
Я встаю, беру свой коктейль и пробираюсь вперед, к сцене.
Когда я уже близко, парень обходит микрофон и улыбается мне. Он примерно моего роста, и вблизи я вынуждена признать, что он привлекателен. Пирсинг в брови. Пронизывающие ореховые глаза. Насыщенно бронзовая кожа и тёмные волосы, собранные в гульку на затылке. Татуировки, поднимающиеся по правой руке.
Левой рукой я ставлю свой майтай на ближайший столик. Моё кольцо отражает искры света и привлекает его внимание.
Он вздыхает.
— Лучшие всегда уже заняты.
Я невольно улыбаюсь теперь, когда знаю, что мы на более комфортной территории.
— Меня сюда вытащили ради моего семейного положения, или я создаю впечатление той, кто умеет петь?
Он смеется.
— Я надеялся насчёт первого и был уверен во втором. Зовут Марком.
— Привет, Марк. Фрейя. Что у нас будет?
— Что ты поёшь? — спрашивает он, поигрывая струнами и делая шаг назад.
— Да что угодно.
— Хм, — он прикусывает губу. — У тебя голос с хрипотцой. Альт?
— Не то чтобы я хотела хвастаться, но мой голос становится таким, как я захочу. Так что обо мне не беспокойся.
Он смеётся, запрокинув голову.
— Чёрт, у меня проблемы. Ладно, Адель, — говорит он, подмигивая, затем берёт укулеле и быстро наигрывает мелодию. — Готова?
— Ага.
Когда он увеличивает громкость и повторяет вступление, я хватаю микрофон, наполняю лёгкие воздухом и беру первую ноту, тёплую и насыщенную, как солнечный свет, льющийся из моего горла. Глаза щиплет от слёз, когда я чувствую силу в своём голосе. Это землетрясение в моей груди, предупреждение, сотрясающее меня из центра тела и во все стороны.
«Больше никогда не забывай меня вот так».
Как я позволила этому ускользнуть от меня? Как я настолько онемела, что похоронила эту нужду петь, подобную потребности в дыхании, потребности в чувствах?
Каким-то уголком своего сознания я понимаю, что притупила свои чувства тогда, когда притупила свою боль. Потому что ты не можешь выбирать, какие эмоции чувствовать — или ты осознаёшь и испытываешь их все, или нет. И я выбрала онемение, чтобы пережить боль своего брака.
Но больше нет. Моё сердце, его глубина и дикость созданы не для того, чтобы быть похороненными. Моё сердце должно придавать силы моей жизни. Питать мою работу, мои отношения, моё стремление к радости. И я снова принимаю эту силу, пока каждая нота пробивает мои лёгкие и разносится по пространству вокруг. Я даю себе обещание: я больше не брошу себя вот так. Я больше никогда не буду подавлять эту жизненно важную часть себя.
Когда Марк ускоряет темп и присоединяется ко мне в гармонии, остальные музыканты тоже подключаются. Я закрываю глаза и во всё горло пою припев. Впервые за долгое время я чувствую себя живой.
Дико и прекрасно живой.
Глава 17. Фрейя
Плейлист: Cage the Elephant — Whole Wide World — Unpeeled
