Не борись со мной, малышка (СИ) - Коваленко Мария

Вечер гребаной иносказательности. Все как сговорились.

— Понял. — Замечаю за поворотом станцию метро. Идея, как избавиться от хвоста, приходит мгновенно. — Через час буду на месте. До утра справимся.

Скинув звонок, я паркую машину на обочине и бегу к метро.

За время поездки с двумя пересадками и короткими покатушками на такси, я успеваю охладить голову и размять кулаки. То что надо для хорошего допроса — ни усталости, ни лишних эмоций, ни адреналина.

К гаражам заруливаю свежим и полным сил. В порыве душевной доброты успеваю купить в местном сельпо бутылку водки.

С этой бутылкой, как с олимпийским факелом, вхожу в гараж.

— Хорошо тут у вас. — Киваю Смагину и прикованному к металлической перекладине Попову.

— Точно. И разговоры душевные, — потягиваясь, говорит Серега.

— Все то, что я люблю!

Будто это не грязное бетонное здание, а отчий дом, расслабленно скидываю на пол куртку.

— Жаль, движется медленно. Всего четыре фамилии. Это мы уже выяснили. Но гад согласился сдать только двоих, — разочарованно произносит Смагин.

— Ишь, какая несговорчивая у нас принцесса! — Закатываю рукава рубашки.

— Галя балованная. Привык, что его задницу всегда прикрывают.

— Не в этот раз.

Машу Сереге, чтобы пошел покурить. И принимаюсь за дело.

Будь мы в отделении, рядом носились бы любопытные миньоны, в дверь ломился бы толстый очкастый адвокат, а московская свора строчила бы протоколы, справки и другие бумажки, чтобы быстро перевезти мою добычу в столицу и тихонько утрясти все дело.

Не допрос, а сплошной головняк.

Зато здесь все тихо и спокойно.

— Хорошо за городом. И воздух свежее, и люди добрее.

Подойдя к Попову, немного удлиняю его веревку и вручаю стеклянный «пузырь» успокоительного.

— Я не пью это дерьмо, — рычит тот, но бутылку из руки не выпускает.

— Попробуешь бросить в меня, буду месить без обезбола. — Равнодушно жму плечами. — Ты ж своих жертв так убивал?

Отхожу, позволяя сделать глоток. А когда Попов выпивает до половины, делаю подсечку.

У бывшего чемпиона хватает реакции, чтобы удержать бутылку. Однако ноги все же подгибаются, и вся туша рывком повисает на цепи.

— А-а-а!!! — разносится по гаражу.

— Это тебе за Катю. — Бью в болевую точку под ребрами. — А это за Аленку.

Ударяю коленом в пах. Жестко, так что Попов даже крикнуть не может от боли и шока.

— А теперь можешь запить. — Отбираю у него бутылку и заливаю водку прямо в глотку.

Плевать, если он заблюет здесь все вокруг. Тихий наверняка уже привез несколько канистр с бензином, чтобы провести генеральную уборку и избавиться от любых ДНК.

— Сука… они тебя найдут, — кряхтит Попов. — И мою жену… шалаву найдут.

— Еще кто кого найдет первым.

— Вам всем пиздец! — Густой сгусток крови и слюны летит на пол. — Вы даже не представляете, с кем связались.

— Кто ж так пугает?! — Я снова бью. Но уже без злости, прицельно в живот. — Пугать нужно с именами.

Заставляю придурка поднять голову и с оскалом смотрю в лицо.

— Ты… покойник, — булькая, хрипит Попов.

— А ты скоро станешь красавицей.

Лениво отхожу назад, раскрываю тяжелый грязный чемоданчик, который оставил мне заботливый Тихий. И достаю слегка поржавевшую ножовку.

Возможно, это не самый удачный инструмент для выбивания информации, но у меня нет никакого желания цацкаться с этим уродом до рассвета.

— Что?.. — с трудом фокусируясь на мне, спрашивает Попов.

— А ты еще не понял?

Подойдя поближе, накидываю веревку на его правую лодыжку. Привязываю к железобетонной балке. Затем делаю то же самое с другой ногой и балкой по левую сторону от придурка.

— Нет…

Вижу ужас в глазах напротив.

— Я же сказал. Сделаю красавицей!

Сгребаю содержимое ширинки ублюдка в левую руку и поднимаю с пола ножовку.

— Пожалуйста, нет! — совсем не героически взвизгивает Попов.

— Свое «пожалуйста» засунь себе в задницу. Мне нужны фамилии, должности и полный отчет об общих делах.

Подношу ножовку к скукожившемуся достоинству.

— Они… Они никого не прощают.

— Конечно.

Делаю короткий замах…

— Стоп! — орет чемпион. — Стоп… — повторяет, хрипя. — Я все скажу.

Глава 59

Алена

Я догадываюсь, куда уехал Егор.

Он не сильно скрывал, да и по разговорам Боровского-старшего с его мрачным помощником без объяснений понятно — Марат больше не вернется. Никуда и никогда.

Одна часть меня согласна с мужчинами. Я не верю, что тюрьма способна исправить моего мужа. В его координатах добра и зла, от первого почти ничего не осталось.

Но другая моя часть в растерянности.

Я не представляю, как спустя несколько лет буду объяснять повзрослевшему сыну, что полюбила убийцу его отца. Не уверена, что он примет это и поймет.

Дилемма от которой разрывается сердце, а уставший за сумасшедшую гонку мозг настойчиво требует одного — собрать свои вещи и уехать. Сбежать не от подонка, а от самого замечательного мужчины на свете. Наперекор своему сердцу — ради сына.

— Бледная ты какая-то, — замечает отец Егора. — Болит где? Или мысли невеселые?

— Нет. Спасибо. Ничего не болит. Наверное, так, усталость.

Я заставляю себя улыбнуться. Впрочем, делаю только хуже.

— Понятно. В молчанку играем, — кивает Семен Сергеевич.

— День тяжелый. — Поплотнее запахиваю кофту.

— А вот это правда! Денек нынче выдался… кхм, непростой. Была б ты мужиком, я бы даже предложил вдарить по коньячку.

— Если бы я была мужчиной, я бы не отказалась. — Чувствую, что теперь улыбаюсь по настоящему, не через силу. — Но я женщина, и, кажется, у меня теперь двое детей.

Смотрю на своих двоих. Пять минут назад они с диким ором носились друг за другом по гостиной и кухне, а сейчас в обнимку на диване смотрят мультики.

— Они сейчас минут на пятнадцать нейтрализованы. Нервы за это время полечить не получится, но… можем побегать.

Боровский сияет так, словно сделал какое-то гениальное открытие.

— Побегать? — переспрашиваю.

На улице уже темно, да и погода так себе — сыро, ветрено и противно.

— Почему нет? Говорят, бег продлевает жизнь. — Недавний инсультник кивает мне в сторону прихожей и заговорщицки перемигивается с Верочкой.

— Ну, раз вам так хочется…

Меня передергивает от мысли бежать сквозь холодную взвесь. Это совсем не то удовольствие, о каком можно мечтать после насыщенного дня. Но кто я такая, чтобы отказывать Боровскому-старшему?

Пробежка не задается с самого начала.

Первые несколько минут бега я жду, что мой компаньон начнет задавать какие-нибудь вопросы, учить меня уму-разуму. Только зря. Семен Сергеевич молчит, правильно дышит и, судя по темпу, собирается пробежать полумарафон.

Какое-то время я стараюсь поддерживать общую скорость. Выжимаю из себя последние силы, однако очень скоро начинаю сдавать.

Мои не предназначенные для бега сапоги скользят по мокрой плитке. Промокшая насквозь куртка противно липнет к телу. А дыхание — как у страдающей астмой старушки.

— Все, я набегалась. Давайте назад. — Сдаюсь.

— Мы лишь размялись, — не оборачиваясь, кричит Боровский.

— Нет, мне точно хватит. — Останавливаюсь.

— Бег отлично помогает справиться со стрессом. — Дожидаясь, когда продолжу, мой компаньон переходит на бег на месте.

— Я уже не стрессую. Я уже вообще…

Сгибаясь пополам, упираюсь руками в колени. Изо всех сил пытаюсь выровнять дыхание.

— Еще километр или два, и в голове прояснится.

— В моей такая ясность, что ни одна глупая мысль не залетит.

— Ну, может, хоть пятьсот метров? — Боровский делает маленький кружок вокруг меня. И тоже останавливается.

— Не представляю, где вы берете силы…